44. Распря между ревельцами и дворянством.

И хотя и перед тем всегда существовали большое несогласие, ненависть и зависть между дворянством и бюргерами в Ливонии, в особенности же между ревельскими бюргерами и гарриенскими и вирскими дворянами, однако это несогласие возрасло еще более от вышеприведенных причин. Поэтому-то великий магистр Герман фон Брюггеней, дабы предупредить всякое бедствие, принужден был назначить нескольких коммисаров, которые должны были уничтожить и примирить все спорные дела между двумя сторонами. Этими комисарами были: Иоанн фон Менкгузен, епископ эзельский и курляндский, Иоанн фон дер Рек, командор феллинский, и Ремберт ф. Шаревберг, командор ревельский. И когда они прибыли в Ревел в 1543 году на св. Витта, тогда присутствовало в Ревеле и все дворянство земель Гарриена и Вирланда. Тогда обе стороны, то есть все дворянство из названных мест и весь совет (магистрат) со всеми старшинами и всем бюргерством города Ревеля, были приглашены на собор в здание гильдии, где ревельцев обвиняли самым сильным образом по многим пунктам, между которыми пунктами следующие четыре были главными, именно:

Во первых, ревельцы не хотели дать свободы дворянству в гавани, дабы оно могло торговать с иноземцами и по своему усмотрению продавать или выманивать свой зерновой хлеб, между тем как ревельцы имели свободу торговать и вести дела внутри страны с дворянством и всеми крестьянами без всякого препятствия. Так как ревельцы пользовались свободой у [311] дворянства, то и они не должны были стеснять или запрещать дворянству в их гавани свободно вести торг с иноземцами.

Во вторых, ревельцы, к великому позору и безчестb. всего дворянства, приказали схватить и судить знатного мужа из дворян из за беглого крестьянина, чего они, дворяне, долее ни в каком случай не намерены терпеть или дозволять. И если бы снова представился подобный случай, то приличный судья для дворян — командор ревельский, а не городской фохт. Поэтому ревельцы должны удерживаться от подобной несправедливости и не дозволять более никакому крестьянину задерживать в городе людей из помещичьей свиты (дворовых).

В третьих, ревельцы причинили дворянству большое насилие и несправедливость при въезде великого магистра, так как ревельцы не только в этот раз, но и в другое время часто нападали на улице на многих дворян, а также на их слуг, и в последнем смятении и нападении дали дворянам много поводов к жалобам, и кроме того беззаконным образом приписывали дворянству многие несправедливости.

В четвертых, ревельцы также принимали у себя и брали под свое покровительство дворянских крепостных наследственных (Erbbauern) крестьян, когда последние убегали от свонх помещиков, чрез что дворянские деревни и земли должны были оставаться в запустении и незаселенными. И если дворяне посылали кого нибудь в город, чтобы отискать и привести обратно беглых крестьян, то над посланными городские носильщики (трегеры) и слуги (гаус-кнехты) насмехались, поносили и били их, чего дворяне ни в каком случае долее терпеть не намерены, а желают, дабы их крестьяне были им выдаваемы всегда, во всякое время, без малейшего прекословия. В случае же если бюргеру понадобится молодой парень для домашней прислуги, то он должен иметь на это согласие помещика.

На эти пункты и параграфы магистрат и община отвечали таким образом: вопервых, что касается гавани, то они не могут скрыть, что магистрат и община города Ревеля в эти времена не создавали ничего нового, а придерживались лишь того, что вошло в обыкновение с давних пор. И гавань города Ревеля открыта для всякого, кто из соседей в нее приедет с целью купить, что каждому потребно для необходимого обихода, если только это несопряжено с обманом для бюргеров, что не может быть терпимо городом. Потому что ежегодно читается публичное объявление для бюргеров, что гость с гостем не должен заключать торговых дел. И если бы в городе Ревеле перестала существовать разница в торговле, то законы города, которые были ревельцами употребляемы столь многие годы свободно и мирно, стали бы ненужными, и [312] они, ревельцы, те древние законы и достохвальные обычаи намерены еще хранить. Равно содержание гавани стоит городу значительно больших денег, нести кои расходы жители города должны одни, почему нет в том несправедливости, если бюргеры в сравнении с чужими пользуются некоторыми выгодами. Поэтому ревельцы надеются на Бога и всех справедливых людей, что ни один чужой человек не будет пользоваться их городом и их гаванью на равне с бюргерами. Наконец, этот пункт порешили на том, что дворяне будут ссыпать свой хлеб в городе, и при случае и времени могут его продавать с выгодою.

Во вторых, что касается дворянина, которого они приказали казнить, то их ответ таков: У них в городе Ревеле ведется честное, божественное любекское право, утвержденное римскими императорами, которым они пожалованы от прежних властей, и которое сохранили даже до сего дня. Этим правом они всегда предлагали пользоваться всякому, кто того желал, будь он высокого или низкого звания, богатым и бедным, духовным и светским, бюргерам и крестьянам. И если кто нибудь пойман в их городе и обвинен в проступках, достойных наказания, то они берут на себя судить по этому делу всякого, будь преступление совершено в какой бы то ни было стране. Так ведется в городе Любеке и во всех городах, где существует любекское право; значит они должны его держаться, в чем не хотят попускать умаления. Наконец, комисары согласились на том, что если впоследствии встретится случай, что дворянин убьет крестьянина, и друзья крестьянина захотят задержать в городе свиту дворянина, то об этом следует сначала дать знать ревельскому командору.

Касательно третьего пункта, что, в последний почетный прием князя-магистра, дворянам и их родственникам во время смятения нанесено большое насилие и оказана несправедливость, и что ревельцы дали к тому много поводов: то это можно опровергнуть на точных основаниях. Потому что дворяне и их родственники не только в последнем смятении, но и прежде часто подвергали ревельцев большим насмешкам. И они слышали уже несколько лет тому назад, что многие из дворянских родственников в городском гильдейском здании между прочими своими песнями, которые они беззаконно пели, выказывая презрение к городу, публично произносили и эти слова: «Они хотят бить бюргеров по головам, так что кровь будет стоять на улице», и еще другие насмешливые речи. Также дворянин и член совета в Гарриене публично говорил ратману города: «Два раза ревельцам примеряли и надевали красную шапку (били по главам до крови); этому он всегда противился и старался отстранить, но теперь видит, что иначе быть не может: коршун должен [313] налететь на цыплят». Из таких и подобных слов достаточно видно, кто первый был склонен к несогласию и дал к нему повод.

На четвертый пункт, касающийся выдачи крестьян, их ответ таков: они, ревельцы, нашли старинный обычай, до них существовавший, что если чужие люди приходили в их город, которых они не желали иметь и не приглашали, то пришельцы могли по своей воле свободно уйти таким же образом, как пришли. Но выдавать крестьян, взятых под стражу и связанных, как от них того требуют, подобного еще никто не запомнит, и в таком виде не будет существовать и впредь, и они к этому также и не обязаны. Потому что они пожалованы особенными привиллегиями от датских королей, которые в то время царствовали в Эстландии; эти привиллегии состоят в том, что они в своем городе должны и могут держаться тех самых прав во всех духовных и светских делах, какие (права) существуют в имперском городе Любеке. Но в городе Любеке не хватают и не выдают связанными чужих людей или крестьян; поэтому они не признают себя обязанными делать что либо подобное, которую привидлегию и древний обычай их владетельные особы также подтвердили. Поэтому им неприлично позволить какого бы то ни было человека из их города тащить или вести вон схваченного или связанного, чего не дозволяют их городские права, и что для них было бы невыносимо. И так как дворянство желает, что если бюргер хочет держать у себя крестьянина, то должен для этого испросить согласие на то его господина, то их ответ на это таков: на чем всякий хороший человек из дворян согласится с бюргером или крестьянином по дружбе или по праву, то они охотно с тем согласны.

Но когда дворяне не хотели удовольствоваться этим решением и этим ответом, то буртомистр Фома Фегезак держал такую речь: Если уж вопреки их, ревельцев, надеждам и уверенности их права и привиллегии в этом городе вменяются ни во что, то ревельцы по крайней мере оставят за собою то право, что дворяне должны взять на себя обязянность: каждый дворянин должен взять в свой двор и перевести в свои деревни всех своих больных крестьян с женами и детьми, которые находятся у ревельцев в их госпиталях, оспенных лазаретах и богадельнях, а также и тех, которые лежат там и сям на улицах, кроме того еще дворяне должны согласиться на то, что с этих пор ревельцы не станут более принимать в свой город крестьян, женщин, слуг и служанок, которые у своих помещиков состарились, заболели или обеднели, а будут их отправлять к помещику; тогда они здоровых крестьян также станут выдавать, которое условие было чрезвычайно тяжело. Наконец, [314] коммисары нашли лучшим, чтобы таковых крестьян (крестьян-хозяев, поселившихся на дворянских землях и живших там известное время, а затем покинувших землю, оставив ее необработанною, не принимать в городе, но отсылать к их помещикам. И хотя этот раздор между упомянутыми партиями был на этот раз разобран и улажен коммисарами, но всетаки скрытая ненависть и своекорыстие всегда оставались между ними. Так как было в стране старое обыкновение, чтобы в ливонских городах происходили ярмарки, и во время их все дворянство собиралось вмести, и потому не назначались цены никаким вещам, годным для употребления дворянам, до их прибытия, и каждый купец мог так дорого запрашивать за свой товар и продавать его, как только мог. Затем же, когда дворяне разъезжались, тогда только назначались цены на разные товары, и они продавались дешевле прежнего; это также не мало сердило дворян. Поэтому они запретили своим крестьянам привозить хлеб бюргерам, но доставлять его только своим помещикам, а бюргеры затем должны были очень дорого покупать хлеб от дворян.

Прим. перев. Раздор между городом (Stadt) и земством (Land) составлял обычное явление в древней Ливонии. Рига постоянно враждовала со своими властителями: архиепископом и орденом. Существенную причину раздора составляли материальные интересы: город и земство желали обеспечить за собою, по возможности, лучшее и выгодное кормление. Ссорясь из за выгод кормления, города и земства не поддерживали друг друга, чем и обусловливалась слабость Ливонии.