121. Об Амботене, 1576 г.

Этим летом 1576 года трое дворян напали неожиданнно на замок Амботен в Курляндии, принадлежавший герцогу Магнусу гольштейнскому, во время отсутствия наместника (коменданта), и заняли замок, добывши себе пропуск тем, что выдали себя за друзей и родных жены наместника. Когда же их впустили в замок, то они бросились в ворота и занимали их, пока не подошел их арьергард, состоявший из литовцев и не вошел в замок. Этот замок снова завоевал Карл Сцойе, пильтенский наместник, и велел повесить этих трех дворян на стене.

122. Глубокий снег, 1576 г.

В 1576 году, в четверг перед Мартыновым днем, выпал необыкновенный и неслыханно глубокий снег в Ревеле и на несколько миль вокруг города, так что многие люди из деревень, желавшие попасть в Ревель, погибали на дороге в большом снегу. Точно также и много бедных крестьянок, несших своих новорожденных детей крестить в город, погибли и замерзли в снегу [254] вместе с детьми. A многие, услышав о таких несчастиях, побросали на дороге свои сани, нагруженные всякими припасами, и благодарили Бога, что благополучно выбрались с одними лошадьми. И никто в те дни не мог никуда ни идти, ни ехать, один сосед не мог пробраться к другому, а бюргеры, уехавшие куда либо в деревню, несколько дней не могли попасть домой, многие же должны были оставаться на дороги со своими быками и телегами.

123. Лемзаль приобретается для герцога Магнуса, 1576 г.

Около того же времени гофлейты герцога Магнуса ночью напали врасплох на замок Лемзаль; такие нападения и грабежи считались в это время в Ливонии наилучшими рыцарскими играми.

124. О бурях, 1576 г.

В 1576-м году, всю осень до нового года, свирепствовали такие ужасные ветры и бури на море, о каких до сих пор не слыхивал и каких не переживал ни один человек. В Ревеле ни один человек не мог запомнить, чтобы когда либо бурею опрокидывало и срывало колокольни и больверк в гавани, как в этом году. И ни в одном году не разбилось около Ревеля за одну осень столько кораблей и судов с полным грузом, как в упомянутое время. Подобное же происходило и во многих местах.

125. Краткое описание того, что произошло в 1577-м году в Ревеле, во время второй московитской осады.

После того как ревельцы осенью получили верное известие (Известие было совершенно верное: в сентябре 1576 года приговорил государь с сыном своим и с бояры послати воевод под Колывань... Сбиратися всем людем московская земли и новгородские с татаром в Новгороде за неделю до Рождества (см. Карамзина IX, прим. 453)) о том, что московит зимой осадит Ревель со всем своим войском, то некоторое время они находились в страхе. К тому же на раздумье наводили их различные неприятности, которым они подвергались всю прошлую осень. Во первых, 2000 кнехтов, которые должны были придти из Финляндии на помощь к городу Ревелю, не могли явиться по случаю постоянной сильной непогоды. Во вторых, 120 кнехтов и стрелков, которых ревельцы велели нанять в Любеке, также не могли явиться по случаю непогоды. В третьих, несколько кораблей короля шведского, нагруженным съестными припасами и порохом, во время бури остались со всем грузом в шведских шкерах и только один из этих кораблей, нагруженный различными съестными припасами, прибыл в Ревель; когда же к вечеру он стал за больверком, то в ту же ночь [255] сел на мель и был разбит в куски, так что ревельцы не попользовались решительно ничем. В четвертых, ревельцы в собрании ганзейских городов в Любеке получили обещание от данцигских властей, что последние помогут им деньгами, хлебом и войском. Чтобы получить из Данцига обещанные припасы, ревельцы снарядили корабль и отправили его. Но когда моряки прибыли туда, то нашли данцигцев пораженными той же язвой, что и Ревель, ибо данцигцы завели войну со своим новым государем, королем польским, и подобно Ревелю ожидали осады (Стефан Баторий, избранный королем шляхтою 14-го декабря 1576 г. быстрым движением предупредил медленного Максимилиана, избранного королем польскими вельможами за два дня пред тем, и короновался в Кракове 1-го мая 1576 г. Литва и Пруссия, державшиеся Максимилиана, должны были признать королем Стефана. Гданск, однако, упорно стоял за Максимилиана. Мы видели (см. выше стр. 163), что в последние годы царствования Сигизмунда-Августа польское правительство не было расположено к гданчанам, имевшим многие поводы думать, что и новый король не сделает для них ничего хорошего, потому объявили, что не признают Стефана королем, пока не будут подтверждены их права. Подтверждения не было, потому гданчане стали нападать на смежные с их городом шляхетские земли, разорять католические церкви. Баторий вынужден был осадить Гданск. Осада затянулась и лишь в конце 1577 г. гданчане покорились Баторию, присягнув ему на довольно выгодных для себя условиях.

Волнение противников Батория в Польше и Литве, неприятности на сейме и наконец, осада Гданска, заставляли Батория весь 1576 и 1577 г. не разрывать с Москвою до поры до времени. - прим. перев.). Поэтому один больной не мог прийти на помощь к другому и подать тому руку. В пятых, большою бурею снесло больверк в ревельской гавани, о чем до сих пор никто не слыхивал. В шестых, не задолго перед осадой двое изменников, а именно Дидерик Мунцард, сын одного дерптского кузнеца, и Ганс Кок, родом из Оверпалена, которые долгое время были гофлейтами и знали все обстоятельства города, перебежали к московиту и передали ему все сведения о Ревеле. Хотя все это были дурные предзнаменования, однако, ревельцы не сомневались в милосердии и помощи Господа, единственного помощника в нужде, и единственного справедливо носящего это название. А если бы ревельцы получили все упомянутые средства для своего спасения из вышеупомянутых мест, то может быть вполне положились бы на них, и уверенные в безопасности совсем бы забыли про якорь христианина, а именно искреннюю молитву к Всемогущему Богу. Поэтому Бог не допустил их получить все эти средства, для того чтобы они узнали, что Он один есть истинный помощник во всякой нужде. Всемогущий Господь на самом деле не оставил ревельцев своей очевидной помощью.

А так как неприятель хотел притти непременно, то было очень странно, что он так долго медлил в такую суровую зиму, которая была бы ему очень с руки. Наконец он в самом деле сдержал слово и 22-го января, к ночи, с сильным войском прибыл в Гегелехт, в трех милях от Ревеля. В девять часов [256] вечера пришли лазутчики и принесли верное известие, что московит явился со всем своим войском. Тогда двое бургомистров, именно господин Фредерик Зандштеде и господин Дидерик Корфмахер тотчас же отправились на рынок и велели объявить всем жителям Ревеля, что пришел неприятель, и чтобы каждый хорошенько стерег свои вещи.

На следующий день, 23-го января, в среду перед обедом, видно было, как московит шел со своим войском у каменной горы, и шествие его продолжалось весь день до темной ночи. В этот день pyccкие не захотели биться, да и ревельцам весь день было также некогда затрогивать их; им достаточно было дела вырубать загородные сады и ломать сараи.

Тогда неприятели прежде всего раскинули у Ревеля 4 лагеря. Первый лагерь был у верхней мельницы, на горе и во рвах, второй на каменной горе в каменистых оврагах, вдоль всей горы, третий лагерь у водяного дома в песчаных горах; четвертый лагерь был татарский вдоль Иервекульского озера, на протяжении доброй четверти мили.

Затем когда город был окружен окопами, то стрельцы раскинули пятый лагерь выше и ниже Теншесберга (горы св. Антония) в обоих окопах; а за горой вдоль всего склона, по направлению к Шварценбеке, также стояло несколько тысяч конных русских, которые вместе со стрельцами должны были сторожить оба окопа и орудия. Когда же войско московита расположилось у Ревеля, то во всем городе не было видно ни одного отчаявающегося или печального лица, но все были веселы и бодры, и каждому казалось, что с его груди снят камень.

Когда же неприятель уже четвертый день не начинал схваток и невозможно было узнать намерения московита, то ревельцы 2-го января со всем своим войском сделали вылазку для разведок и смело зашли до госпиталя св. Иоанна в песчаных горах. Русские не хотели подходить к ним, а в полном боевом порядке густыми рядами ждали, чтобы ревельцы зашли еще дальше; тогда они хотели окружить и уничтожить их. Но по особенному соизволению Божию, pyccкие слишком рано выстрелили из нескольких полевых орудий, почему ревельцы были принуждены отступить в город. При этом был убит только один шведский ландскнехт, то была единственная потеря в этот день и вообще первая. Но если бы pyccкие были храбрые воины и тысяча человек из них отважились бы броситься дружно на ревельцев и заградить им путь, что им было бы легко сделать, так как те отошли довольно далеко от города, то в этот день они завладели бы большой половиной города Ревеля. Но у русских не хватило мужества, а также и Господь ослепил их. [257]

Того же 26-го января, к ночи, русские начали строить окопы на горе св. Тенниеса, а следующего 27-го января, рано утром в воскресенье, открыли огонь по городу из картаунов и шлангов (осадных орудий), и во время проповеди (обедни) в приходской церкви св. Николая, выстрелили в эту церковь железным ядром в 52 фунта. И хотя церковь была переполнена бюргерами и подмастерьями, женщинами и девушками, молодыми и старыми, и хотя это ядро через окно церкви попало прямо в народ, однако оно не ранило ни одного человека, кроме одного молодого бюргера по имени Ганса фон Маллена, который был ранен в руку камнем от того окна, через которое влетело ядро. После этого проповедь (богослужение) была перенесена из приходской церкви св. Николая в церковь Св. Духа, но и эта церковь выдержала много опасностей и искушений от больших ядер, летевших в нее во время всех проповедей, а также ежедневно и днем и ночью.

Того же 27-го января русские зажгли новый оспенный дом огненными (раскаленными) ядрами, сожгли половину крыши и стропил этого дома; другую половину отстояли жители. Этой беды не случилось бы, если бы в доме том не было сена и его хорошенько стерегли. Но трудно себе представить, что за крики и что за ликование было у русских и какая страшная пальба продолжалась, пока горел дом.

28-го января, в восемь часов вечера, русские придвинулись ближе к городу, устроив свои окопы не далеко от известковой печи замка и построив большие блокгаузы; тогда в городе поднялась большая тревога, ибо все были уверены, что неприятель идет на приступ со всем своим войском. Когда же утихла эта тревога, тогда небольшой отряд шведских кнехтов совершил рыцарский подвиг. Они сделали вылазку к русским в окопы и блокгаузы, очень многих убили и взяли в плен одного московитского предводителя, что было очень важно для разведываний. Пленного привезли в город раненым, и он показал следующее: Во первых, перед Ревелем стоит войско великого князя московского, из русских и татар, всего в 50000 человек. Во вторых, что при войске нет самого великого князя, а лишь его знатнейшие князья и воеводы : во первых князь Федор Ивановнч Мстиславский, молодой человек, при нем состоит лейтенантом Иван Васильевич Селиметин (Шереметев) Кольцов, лучший воин московита, обещавший великому князю или взять город Ревель или не явиться живым перед его лицом; третьим (воеводою) был князь Дмитрий Андреевич Шорлетов (Курлятев), четвертым князь Никита Примка (Приимков-Ростовский), назначенный начальником артиллерии. В третьих, пленный показал, что великий князь придет на Благовещенье с большим войском. В четвертых, что у Ревеля стоит большая часть артиллерии и орудий великого князя, и кроме [258] того две тысячи бочек пороху, который pyccкие намерены весь употребить и с ним попытать счастия у Ревеля. В пятых, что pyccкие все отчаиваются в Ревеле и говорят, что это не Полоцк или Парнов. В шестых, что оба изменника посоветовали русским построить окопы у горы св. Тениеса, где город слабее всего. Больше же он ничего не знал, так как не шел с ними из Москвы, а только за три дня прибыл в лагерь из Падиса.

В начале осады неприятель остановил воду около водяного дома и устроил бойню в водяном доме в том месте, где вода стекала в город, чтобы у ревельцев не было в городе чистой воды. В Ревеле, однако, не было недостатка в воде; не было также ни малейшей нужды в каких съестных припасах и провианте: всем этим город был достаточно снабжен на целый год. Кроме того город был хорошо снабжен верными и богобоязливыми правителями и ратманами. Господин Гинрик Клаусен, рыцарь из Канкаса, старый опытный воин герой, и его сын Карл Гинриксен, были в то время губернаторами и правителями в замке; они ничего не упускали делать, что подобает честным, богобоязливым губернаторам. Для примера, а также ради губернаторских забот они не пили вина и пива, лишали себя сна, сами очень усердно и днем и ночью стояли на часах; а по их примеру точно также должны были поступать все гофлейты, начальники и простые ландскнехты. Упомянутые господа часто сами направляли на неприятелей большие орудия с великой для себя опасностью и стреляли из них, так что бюргеры ворчали на это и говорили, что губернаторы уж через чур смелы, потому что если один из них будет убит, то это для всего города было бы большею потерею, чем гибель сотни других. Но упомянутые господа не обращали на это внимания: они повсюду усердно действовали сами. Точно также поступал и достопочтенный магистрат города Ревеля.

Затем названные губернаторы укрепили все замковые валы и башни блокгаузами и снабдили их, как и другие верки, такою прекрасною королевскою артиллериею из цельных и половинных картаунов, шлангов и осадных орудий, что все люди в Ревеле удивлялись тому и радовались: никто в городе до сих пор не знал и не предполагал, чтобы в ревельском замке могла быть такая королевская артиллерия. Кроме того все валы, рондели, башни и передовые укрепления города были в таком изобилии снабжены пушками и таранами, что некоторые из них во все время осады ни разу не были употреблены в дело. И хотя у московита было много орудий перед Ревелем, однако в городе и в замке Ревеле было орудий в пять раз больше.

А так как перед тем слышали, что московит намерен устрашить город Ревель огнем, подобно Полоцку, то губернаторы и [259] достопочтенный магистрат приняли меры против пожаров. Во первых, они объявили всем бюргерам и жителям города, чтобы всякий, под страхом большего наказания, снял с чердаков все дрова, сено и солому и все, что легко может быть охвачено огнем, сложил бы все это в погребах и сводчатых подвалах, а также чтобы днем и ночью каждый стерег свой дом. Во вторых, во все время осады конная стража постоянно должна была разъезжать по городу и замечать, куда падают каленые ядра, тотчас же ехать туда и звать людей, чтобы сходились и тушили огонь. В третьих, достопочтенный магистрат за небольшое жалованье нанял отряд гарриенских крестьян, числом более 400, неустрашимых молодцев, большею частью стрелков. Начальником этих крестьян был Иво Шенкенберг, сын одного монетчика в Ревеле, храбрый, мужественный молодой человек, устроившей свое крестьянское войско по немецкому образцу и обычаю. Этим крестьянам, вместе с немецкими и шведскими ландскнехтами, не надо было ничего лучшего, как день и ночь схватываться с русскими, при чем они часто оказывались победителями. Поэтому многие этого Иво Шенкенберга прозвали Аннибалом, а его крестьян аннибаловыми людьми. Этого Аннибала и его людей особенно не любили и ненавидели русские. Тому же аннибалову отряду было поручено наблюдать за огневыми ядрами, с тем условием, что они и день и ночь будут усердно стоять на часах; и когда кто либо принесет военному начальнику города огненное ядро, то всякий раз будет получать 3 марки, т. е. орту золота (четверть талера); если же они заметят огненное ядро упавшим на дом бюргера, где нет стражи на чердаке, то немедленно должны войти в дом этого бюргера, затушить огненное ядро или же выбросить его на улицу через люк. За то бюргер, у которого не было стражи, должен был во всякое время немедленно выдать им пол талера, quia spe commodi movemur omnes. Тогда молодцы очень развеселились, и гонялись за огненными ядрами денно и ночно, подобно тому как мальчики гоняются за камешками на улицах, так что многие печальные могли развеселиться и смеяться, глядя на них. В четвертых, у каждого на чердаке должны были быть на готове мокрые воловьи шкуры, котлы и лоханки, наполненные навозом, чтобы тотчас же тушить огненные ядра, так как вода мало помогала от них. Кроме того все чердаки в Ревеле были плотно выложены широкими каменными плитами и покрыты толстым слоем земли, так что если бы на чердак и попало огненное ядро, то потолок не мог легко прогореть.

Вследствие такой осторожности начальства и усердной стражи, а также и вследствие привычки, на огненные ядра стали обращать не больше внимания, как на летящую птицу. [260]

Что касается до каменных ядер, то они также не могли причинить особенного вреда, так как почти все дома в Ревеле были с тремя чердаками, и каждый чердак отделялся от другого толстыми бревнами и весь был выложен каменными плитами и покрыт толстым слоем земли. Если ядро пробивалось в один чердак, то еще оставались невредимыми два других. Поэтому бюргеры в своих комнатах нисколько не опасались ядер. Какой же вред причинили ядра, о том будет вкратце сказано ниже.

1-го февраля русские совершенно опустошили прекрасный монастырь Мариендаль, ордена св. Бригитты; алтари низвергли и из самых больших камней понаделали много каменных ядер, сняли прекрасную крышу и стропила и увезли их в лагерь. В то же время они разрушили виселицу для воров, стоявшую перед Ревелем, повырывали бревна и увезли их в лагерь.

3-го февраля, к ночи, Лаврентий фон Коллен, гауптман шведских кнехтов, по слишком большой отважности, в пьяном виде, сам-пятьдесят, без совета и согласия губернаторов, пеший сделал вылазку в шанцы русских, убил нескольких из них, и привез одну пушку из шанцев в замок Ревель, но при этом ему самому так досталось, что он на другой день умер. Этою вылазкою никто не был доволен. В городе затаивали нечто другое против русских в окопах, а этим только помешали, ибо русские стали лучше стеречь свои окопы. После этого ревельцы ждали, что теперь неприятель пойдет на приступ, к которому он хорошо приготовились; если же с Божьей помощью им удалось бы отбить один приступ или даже несколько, тогда они посмотрели, кому достались бы орудия в окопах.

Того же 3-го февраля один старый и знатный дворянин, лишившийся жены и взявший вместо нее наложницу, праздновал крестины у своей наложницы, на которых другие гости из дворян, по старому обычаю, так пьянствовали и безчинствовали, что поранили друг друга. Точно также в эту осаду справлялось несколько дворянских и бюргерских свадеб.

5-го февраля несколько русских подошли к городу вести переговоры. Но ревельцы ни за что не хотели слушать их, а ландскнехты приняли их за лазутчиков и стали стрелять в них. Тогда они поскакали назад в таком страхе, что один из них уронил бархатный кивер, подбитый черной лисицей, и уехал с голой головой. Этот кивер поднял один ландскнехт и привез в город.

6-го февраля к ночи неприятель построил еще один шанец, под высоким ронделем пред кузнечными воротами у горы св. Тенниеса, со стогами сена и турами. Но на следующий день ревельские кнехты вместе с отрядом крестьян сделали вылазку, выбили [261] русских из этого шанца, зажгли сено дегтярными венками и сожгли его. При этом из ревельцев было убито только двое крестьян, и немногие кнехты и крестьяне были ранены; но русских убитых в окопах и застреленных из больших орудий из замка и из города было не мало. Тогда же были убиты одним выстрелом из верхнего шанца московита трое ревельцев, стоявших на валу и смотревших на битву; один из них был портной и жительствующий бюргер в Ревеле, другой был молодой человек, сын одного ревельского ратмана, а третий стрелок. На следующую ночь русский снова занял шанец, застроил его блокгаузами и укрепил сильнее прежнего.

8-го февраля ревельские власти послали нескольких рыбаков ловить рыбу в гавани, на порядочном расстоянии от города, в насмешку русским, чтобы выманить их из лагеря: если бы они подошли, то за больверком и за кораблями были расставлены стрелки, которые должны были встретить их. Но pyccкие не захотели подойти, так как догадались об замысле.

12-го февраля, ночью, из русского лагеря прибежала к ревельскому замку пленная шведская женщина; когда ее впустили, она прежде всего рассказала, что отряд татар был в Финляндии; татары увели оттуда в лагерь у Ревеля много пленных людей, старых и молодых, и многих малых детей побросали на льду на море и там оставили их; для всех благочестивых сердец это было прискорбное известие. После того прибежало еще несколько человек, закованных в кандалы, которые также подтвердили это злое известие (Князь Мстиславский, не смотря на заключенное двухлетнее перемирие (см. выше, стр. 241) с Финляндиею, посылал татарскую конницу опустошать эту страну).

Город Ревель почти весь был окружен валами, высокими ронделями, двойными рвами, и в некоторых местах был укреплен двойными валами, так что снаружи орудия не могли повредить ни одной стены, кроме стены у Марштальсберга, перед которой было еще 2 толстых мантельмаура и рвы, и так как русским нельзя было стрелять в нее прямо, а только с боку, то он и не пробил в ней ни одного отверстия. Ревельцы же просили у Бога только одного, чтобы неприятель пошел на приступ, потому что тогда он должен был бы зайти между городом, замком и собором, а тогда они так окружили бы его со всех сторон, что он не знал бы, как выбраться. Но как он почуял о беде, то и не пошел на приступ, и не послушался также совета двух изменников.

После того как московит страшно стрелял и ничего не мог сделать ни одному валу, ни одной стене, то мало по малу [262] прекратил постоянную пальбу, а только изредка пускал большие бомбы в город, в собор и замок, в башни и валы, с которых терпел потери, и безостановочно, и днем и ночью, не жалел ни огненных, ни каменных ядер. Поэтому губернаторы и магистрат города заключили, что у московита должно быть задуманы другие планы и замыслы, что он вероятно намерен подкопаться под город и взорвать какой нибудь вал или башню, поэтому губернаторы и магистрат употребили не мало трудов для устройства контрмин. Но так как никто не знал на верное подкапывается ли русский на самом деле и в каком месте и что именно он замышляет, то очень старались получить какие нибудь известия. Тогда губернаторы, между прочим, обещали немецким и ненемецким воинам дать бархатные и простые платья, если они возьмут пленного; поэтому все воины, шведы, немцы и ненемцы, неутомимо день и ночь с большой опасностью старались о том, но не могли поймать ни одного; тогда печаль их еще больше усилилась. Когда же изчезла почти всякая надежда получить верное известие, то Господь Бог чудесно устроил так, что 14-го февраля знатный татарский дворянин, по имени Булат-Мурза, сам восемь со своими слугами уехал от русских и в три часа утра прибыл к Ревелю к большим морским воротам и попросил, чтобы его впустили в город; его немедленно приняли с его слугами. А так как они принесли все известия, о которых так долго беспокоились, то в городе была большая радость и ликование. Тогда ревельцы снова ободрились и наверное могли заключить, что все русские и татары в лагере отчаялись во взятии города и отказались от него. Потому что еслибы эти татары слышали, что в лагере еще есть надежда взять город Ревель, то наверное не уехали бы от русских, не бежали бы к ревельцам и добровольно не стали бы их пленниками.

Известия, доставленный этими перебежавшими татарами, после многократных допросов, состояли в следующем: Во 1) что лейтенант главного полководца и знатнейший воин Иван Васильевич Селиметин (Шереметев) Кольцов убит ядром из города; после раны он жил еще три дня, а потом тело его с торжественной процессией было отправлено в Москву; он обещал великому князю иди взять город Ревель или не явиться живым перед его лицо (Тело Ив. В. Шереметева — Меньшова было отправлено в Москву вместе с добычею и пленными эстонскими и финляндскими.). 2) Что ревельцы уже застрелили более 1000 русских, убивая иногда одним выстрелом от 30 до 40 человек. 3) Что много русских уже тайно убежало из лагеря. 4) Что pyccкие очень опасаются, чтобы ревельцы когда нибудь не взяли их орудий из окопов. 5) Что 1200 татар в Финляндии причинили убытки и [263] при этом их самих утонуло около 500 человек. 6) Что прибытие великого князя только басня, чтобы только напугать как русских, так и ревельцев. 7) Что русские в шанцах начали подкапываться, но неизвестно как далеко они подкопались. Так как эти татары прибыли в Ревель друзьями, то их везде пускали ходить со стражей, губернаторы завели их также в королевскую крепость ревельского замка, где татары открыли такие замыслы неприятеля насчет отступления, которыми нельзя было пренебрегать.

16-го февраля ревельцы сделали вылазку к мосту св. Иоанна с немногими людьми и сильно схватились со многими русскими. При этом было убито несколько русских, из них троих притащили мертвыми в город и сняли с них богатые куньи шубы. Один знатный боярин был также взят в плен и живым привезен в город. Показания этого боярина согласовались со словами татар, потому татарам стали верить еще больше.

17-го февраля, в воскресенье Эстомии, рано утром русский начал стрелять страшным образом и из большего числа орудий, чем до сих пор, все только для того, чтобы внушить страх и чтобы показать, что только теперь он намерен повести дело не на шутку. Вслед затем 18-го февраля к ревельцам были посланы двое знатных бояр вместе с немецким толмачем Виллем Пеппелером, с письмами от великого князя; эти письма губернаторы и бургомистры, господин Фредерик Зандштеде и господин Дидерик Корфмахер, приняли у глиняных ворот. Кроме того бояре и толмач просили провожатых для послов великого князя, прибывших из Москвы и имевших устные поручения к городу Ревелю. Упомянутый немецкий толмач был разряжен в пышное платье, как бы для приманки остальным немцам. Но послам отказали в провожатых, а на письма ответили таким образом, что русские остались очень недовольны и за это довольно жестоко отплатили ужасной стрельбой каменными и огненными ядрами.

Когда же неприятель увидел, что ничего не может поделать с городом стрельбой, ядрами и огненными шарами, то вздумал испытать свое мужество у городской башни, называемой Кик-ин-де-Кекен (Kyk in de Koken — загляни-ка в кухню); подобной башни не было по всему Остзейскому краю, поэтому и неприятели претерпевали здесь часто величайший позор и убыток. А так как перед упомянутой башней стоял высокий рондель, то ему нужно было прицеливаться в башню на высокое расстояние от земли. И хотя он долгое время, день и ночь, стрелял в нее из осадных пушек, однако всей этой стрельбой он ничего не достиг, исключая того, что сделал на одной стороне пролом, через который могли пройти рядом двое быков, и убил управляющего башнею, Ганса Шульте, сапожника. Это был самый большой убыток который [264] он на этот раз причинил городу Ревелю своими 2000 бочками пороху. 1-го марта, рано утром, каменное ядро убило одного крестьянина и одну крестьянку с двумя детьми, всех одним разом в бане на монастырском дворе; это была самая большая потеря от ядра в то время.

7-го марта 40 кнехтов и несколько гофлейтов были посланы сделать вылазку, чтобы выманить большие толпы русских в окопы и в поле для удобнейшей стрельбы по ним. А на всех башнях, валах и ронделях стояли уже наготове стрелки и стреляли из больших орудий, так что весело было смотреть как они падали и колебались.

8-го марта, ночью, русские сожгли корабли в гавани; диво, что они так долго не трогали их; без сомнения они хотели, чтобы все видели расположение русских к городу. Но все это были одни козни и коварства.

9-го марта ревельцы, и из замка и из города, всего с 400 пешими людьми и 100 всадниками, сделали вылазку, чтобы взять приступом нижние шанцы, они скоро взяли ети шанцы; убили в них много русских, а шестерых привезли пленными в город. Но и ревельцы по неосторожности потерпели значительный урон. Потому что причина этой вылазки была только та, чтобы взять нескольких русских и получить от них известия. Поэтому раньше было решено, что если будет взято один или несколько пленных, то их сейчас везти в город, а когда пленные будут уже в городе, то трубач немедленно должен затрубить из города; тогда всякий снова должен возвращаться в крепость.

Когда же они напали на шанцы, то каждый всеми силами старался взять пленного. Потому что тому, кто возьмет пленного, была назначена награда в 50 марок. Тогда при самом же начале было взято шесть человек пленных и каждый поспешил со своим пленником в город; когда же они вошли в город, то трубач сейчас же начал трубить, почему они почти все и возвратились в крепость. Но Клаус Гольсте, городской гауптман, с Аннибалом и некоторыми другими увидели, что убито много русских, а остальные обратились в бегство и что теперь шанцы принадлежат им, они потому не обратили внимания на сигнал трубача, но хотели преследовать неприятеля дальше и уничтожить шанцы, вполне уверенные, что и другие сделают точно тоже. Но когда упомянутый гауптман с немногими оставшимися с ним обернулся, то все остальные уже уехали в город. A pyccкие, бежавшие в глубокий ров, вырытый ими под землей к городу, увидя, что ревельцы ушли, за исключением немногих, толпами повылезли изо рва, которого нисколько не остерегся гауптман, осилили и убили упомянутого городского начальника с немногими другими; в этой стычке [265] ревельцы потеряли ландскнехтов, добровольцев и людей Аннибала, всего около 30 человек. Пока происходила эта стычка, со всех ревельских башен и валов стреляли из орудий по русским, находившимся в верхних шанцах; pyccкие не осмеливались даже подумать хоть раз пустить ядро или стрелять, потому ревельцам тем удобнее было распоряжаться по своему произволу в нижних шанцах.

И хотя всякий жалел о добрых молодцах и ратниках, а в особенности о честном муже, гауптмане, однако добрая весть, полученная от пленных русских, снова развеселила весь город. Их единогласное показание было следующее: Во первых, что в лагере уже получен приказ великого князя отступить; 2) что 3000 бояр (т. е. боярских детей, ратников) уже ушло со своими людьми; 3) кроме того несколько самых больших орудий уже вывезено из шанцев; 4) что мастера, которые должны были устроить подкопы под город, ушли уже пять дней тому назад со всеми своими инструментами; 5) что на следующую ночь вывезутся из шанцев все орудия, а в среду pyccкие снимутся с лагеря и уйдут все до последнего; 6) что уже более 3000 русских застрелено из замка и из города и убито в схватках. Но сколько народу погибло в последней схватке, этого они точно не могли знать. Впоследствии в Ревеле достоверно узнали, что в то время погибло 330 человек русских.

Один из этих русских пленных знал подробно об артиллерии и орудиях московита, стоявших у Ревеля.

Во первых, у русских было три орудия, из которых стреляли ядрами в 52 и 55 фунтов.

Затем было 6 орудий, из которых пускали 30 фунтовые, 25 и 20 фунтовые ядра.

Кроме того там было 4 тарана, которыми бросали каменные массы в 225 фунтов. Эти тараны мало употреблялись, потому что из за высоких валов и ронделей нельзя было прицеливаться из них по городу.

Еще было 15 орудий, из которых стреляли ядрами в 6, 7 и 12 фунтов. Для каждого орудия было приготовлено по 700 ядер; но употреблены ли они все, этого он не знал.

Было там еще пять орудий, стрелявшие еще меньшими ядрами.

Кроме того там еще были: во первых, две большие мортиры, из которых, подобно таранам, стреляли каменными массами, весом в 225 фунтов; для этих двух мортир и 4 таранов было приготовлено 2000 каменных ядер; из двух мортир одна при выстреле разорвалась на куски перед замком, точно также разрывались и многия другия орудия. [266]

Кроме того было еще пять мортир, из которых стреляли меньшими каменными ядрами; для них было приготовлено 1500 ядер, кроме сделанных в лагере.

Наконец, было там также 6 мортир, из которых стреляли раскаленными ядрами, таких ядер было 2,500. Все ли они уже употреблены в дело, этого он не знал.

11-го марта, ночью, лагерь на горе св. Тенниеса и под горой снялся в обоих шанцах и с орудиями двинулся к лагерю у верхней мельницы. Тогда была великая радость в городе и все в то утро бежали в шанцы и увидели там такие страсти, что волос становился дыбом. Потому что там нашли половинки тел, руки и ноги, кисти рук и ступни тех, которые были убиты из замка при отступлении. Там нашли также 10 мертвых тел ревельских кнехтов и крестьян, замученных до смерти и раздетых до нага. В верхних шанцах насчитали 23 блокгауза и 500 туров, а в нижних 12 блокгаузов и 126 туров, наполненных землею. При этом увидели также два ужасно глубоких рва, один на горе за передними блокгаузами, вырытый по направлению к высокому городскому ронделю; эти рвы были до 40 сажен длины. В тот же день, несмотря на строгое запрещение начальства, много молодых кнехтов, бюргерских детей и крестьян слишком далеко отважились итти за русскими, почему около 20 из них было убито, ранено и взято в плен.

13-го марта, в среду, неприятель везде зажег свои лагери, и все ушли, пробывши целых 7 недель у Ревеля, и 6 недель денно и ночно, безустанно бросая в город каменные и раскаленные ядра в числе нескольких тысяч. Как первый русский показался здесь в среду до обеда, точно также в среду же до обеда ушел последний русский. И как русский начал пальбу у Ревеля в воскресенье, точно также и в воскресенье прекратил ее; и ему, благодарение Господу, не посчастливилось у Ревеля, хотя он пустил в ход всю свою силу, искусство, коварства, замыслы и лукавые козни, которыми он взял Смоленск, Казань, Полоцк и другия места.

Что касается до потерь, причиненных московитом Ревелю, то слава Богу, они не особенно велики. Потому что своими большими орудиями он не нанес вреда ревельским валам, стенам и башням, за исключением единственного пролома, сделанного в Кик-ин-де-Кекене, и убил на валах и в башнях около 40 человек кнехтов, подмастерьев, стрелков и батраков, между которыми было только двое бюргеров, один портной и один сапожник.

Каменными ядрами он убил 20 человек бедных крестьян, женщин и детей в банях и крестьянских хатах, построенных [267] крестьянами в городе, но не убил ни одного бюргера или бюргерского ребенка, женщины или девушки или какой нибудь знатной особы, хотя они смело ходили по улицам и в церкви.

И его многочисленные раскаленные ядра также не принесли вреда, кроме того, что ими на половину сожжена крыша нового оспенного дома, и еслибы под крышею там не была сена, то московиту во всю осаду не удалось бы причинить ни одного пожара своими огненными ядрами.

Что же касается до потерь, понесенных во всех схватках, то ревельцы потеряли не больше 50 человек, а Иван Васильевич Седиметин (Шереметев) достаточно поплатился за них несколькими тысячами русских и татар. И хотя он повредил несколько церковных и домовых крыш своими каменными и раскаленными ядрами, однако город Ревель получил за то так много железа в больших и малых ядрах, что в избытке был вознагражден за свои потери.