13. Победа шведов и поляков над русскими не далеко от Вендена, 1578.

После такой победы отряд московита усилился в Дерпте многими людьми и орудиями, намереваясь снова осадить замок и город Венден. Тогда и шведские воины, посланные в Оверпален, явились в Ревель; когда же эти воины услышали, что Оверпален потерян, то глубоко огорчились не только за потерю замка, но также и за немилость короля. Поэтому они хотели попытаться напасть на московита, а удастся ли, это как Бог даст.

16-го сентября эти воины, а именно три эскадрона шведских и немецких гофлейтов и три небольших отряда шведских кнехтов, из которых один был герцога Карла Зюдерманландского, кроме того маленький отряд немецких кнехтов города Ревеля — военачальником был Юрген Бой из Гинеса (Генес в Финляндии) и Клаус Бюрсон из Гаммельгардена был у него поручиком, ротмистрами были Мац Ларзон, Канут Гонсон и Ганс Вахтмейстер, начальником кнехтов был Ганс Грот — все эти упомянутые начальники и ротмистры с воинскими людьми весело двинулись в поход искать московита. Подойдя к Пернову в двадцати милях от Ревеля и получив известие, что московит намерен осадить город Венден, они увидели, что не столько сильны, чтобы одним напасть на московита, и тут же узнали наверное, что в рижском округе находится также отряд польских воинов; они послали по этому Каспара Тизенгаузена из Зальца и Киды к полякам, чтобы узнать, не согласятся ли они действовать за одно со шведами. Хотя поляки и не отказали, однако видно было, что они затрудняются в ответе. Потому что поляки не мало удивлялись и делали разные предположена на счет того, что шведы пришли более чем 50 немецких миль неутомимо и бесплатно на помощь крепости другого хозяина с большой опасностью для собственной жизни. Когда же поляки стали думать слишком долго, то многие из шведов хотели возвращаться домой в Ревель.

Тогда господин Юрген Бой снова послал Клауса Меекса (Мексона) из Рапиффа к польскому военачальнику, собственно за тем, чтобы узнать, что намерены делать поляки; на это польский военачальник ответил, что наверное знает о бытности московита в этих местах, но еще не знает, к которому именно месту он двинется; поэтому просит шведского военачальника обождать еще день или три; затем он отправится к нему со своим [301] войском и вместе с ним по возможности будет трудиться сделать лучшее. С таким ответом он послал вместе с Клаусом Меексом к шведскому начальнику и одного польского вождя. — Военачальником поляков был Андрей Сцофиа, воевода новгородский (Сапега, воевода новгород - волынский); ротмистрами были Леонард Китлиц, владетель Мольница, Альбрехт Оборский, Венцель Жаба, Феликс Островский и Клаус Корф, все войско вмести с гофлейтами немецкими и польскими было силою до двух тысяч человек.

В то время, как эти послы посылались от одного упомянутого военачальника к другому, московит подошел к Вендену с 18000 человек и с осадными пушками, картаунами и мортирами. Тогда шведы двинулись дальше к Буртнику, где думали найти поляков; когда же их там не оказалось, то пошли дальше к Мойану, в 3 милях от Вендена, и разбили там свой лагерь. В тот же вечер туда прибыли и поляки, очень нарядные, красиво и хорошо вооруженные, и очень ласково встретились со шведами. В следующую ночь стали повсюду трубить, что ежели кто желает слушать слово Божие, то пусть идет на проповедь. Когда же проповедь была окончена вместе с некоторыми духовными песнями, то все выступили в поход и в несколько часов до восхода солнца они прошли более двух миль, во все время слыша страшную пальбу московита у Вендена, и видели также, как страшные, огромные огненные шары в темноте пылали в воздухе. Когда же в одной миле от Вендена они подошли к реке или ручью, называемому Аа, и по ту сторону ручья заметили отряд русских, то задержали их полевыми орудиями, пока беспрепятственно не перешли реки; река же эта была очень быстра и глубока, так что всякий всадник должен был посадить к себе на коня ландскнехта, и плыли таким образом по воде, так что почти совсем перемокли.

Когда же все перебрались на другую сторону речки, то сделали земной поклон всемогущему Господу и стали петь псалом: Внегда возвратити Господу плен Сион, быхом яко утешени. (Пс. 125). Затем они смело наступили на врага. Русские и татары против своего обыкновения тоже оборонялись, так как не осмеливались покинуть артиллерии и орудий великого князя. Тут то началась рыцарская игра. Когда русские увидели, что наши слишком сильны для них, то убежали в свой лагерь, как в выгодное для себя место. Но за ними храбро погнались со всех сторон и тогда то началась настоящая игра. Когда же русским не помогла и выгодная позиция, то началось бегство изо всех сил, при этом бегстве многие из них были убиты, многие погибли. Но так как наши устали и впереди им еще предстояло дело с русскими, находившимися в шанцах с артиллерией, то не могли слишком далеко гнаться за ними, а отправились в московитские шанцы. — [302] Русские сильно оборонялись большими орудиями, и так стреляли, что с ними нельзя было ничего поделать. Поэтому шведы так же и поляки всю ночь сторожили в полном боевом порядке, чтобы на следующий день рано утром снова начать схватку с русскими в шанцах. Но русские не захотели дожидаться дня, а в длинную ночь повылезали на четвереньках из шанцев и отправились в Вольмар и другие близ лежащие замки и крепости. Тогда наши на другой день очень рано утром завладели шанцами и нашли в них 14 орудий большего калибра, картаун и шланг, 6 мортир и несколько полевых орудий. Эта битва произошла в 1578 году, 21-го октября.

В этой битве погибло шесть тысяч русских и татар и пало двадцать два человека из знатнейших вождей московита. — При этом были также убиты, ранены и взяты в плен следующие князья: князь Василий Андреевич Сицкий, зять великого князя, был убит, а князь Андрей Димитриевич раненый был отвезен в Россию; князь Василий Федорович Воронцев был застрелен из города Вендена, Андрей Щелкалов, канцлер великого князя и его знатнейший советник, с большим трудом спасся раненый.

Трое князей, именно князь Петр Иванович Татев, князь Семен Тюфякин-Оболенский и князь Петр Иванович Хворостинин были взяты в плен и уведены в Польшу. Из шведов и поляков не погибло и ста человек, между ними самым знатным был Гертвих Лейдебур, поручик Ганса Вахтмейстера. 5-го ноября шведы с большой честью и радостью возвратились в Ревель с большой добычей; ландскнехты, отправившиеся пешими, возвратились все верхами и привели с собой более тысячи московитских коней. После этого счастие совершенно изменило московиту.

Прим. перев. О неудачном сражении под Венденом в разрядных книгах записано, что воеводы у Кеси стояли 5 дней, и по городу били и выбили стену, и собрались немецкие и литовские люди и воевод побили, а наряд весь взяли: волка (имена пушек), две девки, да змей парновский, да 3 верховых, да 7 полуторных, да 3 скорострельных. А воевод убили: боярина князя Вас. Анд. Сицкого, да окольничего Вас. Фед. Воронцова, да Дан. Салтыкова, да князя Мих. Вас. Тюфякина; а живых взяли окольничего князя Петра Ив. Татева, да князя Петра Хворостинина; да князя Семена Тюфякина, да дьяка Андрея Клобукова; а с дела сбежали, и своих выдали и наряд покинули: боярин Ив. Юрьев. Голицын, да окольничий Фед. Вас. Шереметев.

Королевский секретарь Гейденштейн, оставивший описание войны Стефана Батория с Иоанном Грозным, рассказывает, будто московские пушкари, видя всеобщее бегство войска и не желая попадаться в плен, повысились на своих орудиях.

Русские орудия, взятые под Венденом, были перевезены в Ригу.

Шведы и поляки действовали за одно под Венденом в силу [303] заключенного не за долго пред тем в Варшаве союза между Швециею и Польшею (см. выше стр. 298).

Неудача под Венденом имела несомненное влияние на ход переговоров и сношений между королем Стефаном и Иоанном. Было выше сказано (см. стр. 271), что в январе 1578 г. в Москву приехали послы Стефановы: воевода мазовецкий Станислав Крыйский и воевода минский Николай Сапега. Начали говорить о вечном мире; царь потребовал, кроме Ливонии, Курляндии и Полоцка, Киева, Канева и Витебска и в оправдание своих требований вывел родословную литовских князей от полоцких Рогволодовичей: «Эти князья (гедиминовичи), говорил он, были славные великие государи наши братья: по этому корона польская и великое княжество литовское наши вотчины, ибо из этого княжеского рода не осталось никого, а сестра королевская государству не отчичь» (См. Соловьева VI, 355).

При подобном требовании заключение вечного мира было невозможно, но переговаривавшиеся стороны согласились, однако, продолжать перемирие еще на три года, начиная с 25 марта 1578 г. Написали и перемирную грамоту, но очень странную, делавшую и перемирие невозможным, ибо в грамоте, написанной от имени царя, внесено было условие: Тебе, соседу (а не брату) нашему, Стефану королю в нашей отчине, лифляндской и курляндской земле в наши города, мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить, из Лифляндии и Курляндии людей и городов к себе не принимать до перемирного срока. Но в польской грамоте, написанной послами от имени Стефана, этого условия не было.

В то самое время, когда в Москве бояре вели переговоры с Крыйским и Сапегою, в феврале 1578 г. созван был сейм в Варшаве. Король Стефан кончил в конце 1577 г. осаду Данцига и все внимание свое обратил на восток. На сейме Баторий предложил вопрос: с которым из двух неприятелей начать наступательную войну, с ханом-ли крымским, нападавшим на Польшу во время осады Данцига, или с царем московским? Воевать с крымцами опасно, потому что хан подручник турецкий и след. Польша может быть вовлечена в войну с Турциею, не приобрев никаких выгод от крымцев, народа кочевого и бедного. Война с Москвою трудна, но обещает выгоды, ибо можно от Москвы отвоевать Ливонию — край богатый и по приморскому положению своему важный для Польши.

Решили воевать с Москвою, назначили для того наборы, начали собирать войска.

В Варшаве решили вести наступательную войну с Москвою, а в Москве согласились на трехлетнее перемирие. Царь послал к Стефану Карпова и Головина взять присягу с него в сохранении перемирия, а Стефан Баторий, чтобы только выиграть время на военные приготовления, в марте 1578 г. отправил к Иоанну гонца Петра Гарабурду с письмом, в котором предлагал царю не предпринимать военных действий в Ливонии до возвращения русских послов из Литвы, с которыми паны будут вести переговоры об этой стране. Гарабурда приехал в Москву в апреле и был задержан тут. Царь медлил отвечать Баторию, ожидая вестей из Ливонии и следствий похода к Вендену.

Точно также поступил Баторий с Карповым и Головиным. Их всячески задерживали на дороге, спорили о титуле государей, и только в начале декабря 1578 г. представили королю в Кракове. Баторий к этому времени заручился обещанием папы ходатайствовать за него во всех [304] государствах Европы, переманил на свою сторону султана казнию казака Подковы, овладевшего было Валахиею, а что важнее, успел заключить наступательный и оборонительный союз со Швециею; крымцы обещали ему тревожить Москву. Из Трансильвании подходила к Стефану его опытная дружина, из Германии подходили наемные войска. Папа прислал ему меч с благословением, а курфирст Бранденбургский несколько пушек. В Польше и Литве собиралось и обучалось войско, заготовлялся провиант. Баторий действовал неутомимо, распоряжался искусно, хотя литовские и польские паны уже в то время в значительной степени деморализованные изнеженностию, роскошью, жаждою покоя (Известный русский выходец, князь Курбский, о котором не раз упоминалось выше, так писал о современных ему польских и литовских панах: “Здешний король (Сигизмунд-Август) думает не о том, как бы воевать с неверными, а только о плясках да о маскарадах; также и вельможи знают только пить да есть сладко; пьяные они очень храбры; берут и Москву и Константинополь, и если бы даже на небе турок, то и оттуда готовы его снять. А когда лягут на постели между толстыми перинами, то едва к полудню проспятся, встанут чуть живы, с головною болью. Вельможи и. княжата так робки и истомлены своими женами, что, послышав варварское нахождение, забьются в претвердые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол за кубки, и болтают со своими пьяными бабами; из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом, и походивши дня два или три, возвращаются домой, и что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое нибудь имение или скот — все поедят и последнее разграбят" (См. Соловьева VI, 305)), помогали ему очень не усердно.

Баторий принял Карпова и Головина не с честью, о здоровье царя не спросил; послы не хотели потому править посольства. Тогда Волович, нодканндер литовский, сказал им: «Вашего приказа здесь не будут слушать; как здесь вам скажут, так и делайте; если за вами есть дело, то ступайте к руке королевской и правьте посольство, а государь наш Стефан король не встанет, потому что ваш государь против его поклона не встал. Послы отвечали, что король царю не ровня, да и потому еще царь не встал, что тогда неизвестно было, чего хочет король, мира или войны, а теперь заключено перемирие. Им отвечали, что они могут ехать назад и что литовский гонец доставит Иоанну ответ королевский.

Карпов и Головин выехали из Кракова 11 декабря 1578 г., но их задержали в Литве, так что они выехали оттуда лишь 12 июня 1579 года.

Между тем Иоанн, обеспокоенный дурным оборотом своих дел в Ливонии (венденским поражением), задержкою послов в Литве, и узнав о происходившем на варшавском сейме, а равно и об обширных военных приготовлениях Батория, также не терял времени, в общем совет бояр и духовенства объявил, что настала година великого кровопролития и с 5 декабря 1578 г. начал сильные приготовления. Всю зиму воинские люди — дворяне, дети боярские, стрельцы, казаки, татары, сосредоточивались в Новгороде и Пскове.

Срок перемирию, заключенному между Финляндиею и Новгородскою областию (см. выше стр. 241) кончился 20 июля 1577 г. Шведы, заключив в Варшаве наступательный и оборонительный союз с Польшею, не замедлили открыть наступательные действия, ободренные к тому поражением, которое потерпели московские воеводы под Венденом. [305]