126. Мор в Ревеле, 1577 г.

И поелику несчастие никогда не приходит одно, то и на этот раз оно сопровождалось и другим, потому что к осаде присоединилось другое несчастие, именно тяжкая болезнь и грудная чума, от которой умерло в Ревеле очень много сильных, молодых и старых людей, бюргеров, гезелей, женщин и девушек и всякого народу. Эта чума началась постом, тотчас после отступления московита, и продолжалась все лето до Петра и Павла.

127. Набег на русских, 1577 г.

После отступления московита, в апреле, всем воинам, гофлейтам, бюргерам, крестьянам и всем батракам в Ревеле было разрешено итти опустошать русские земли в Ливонии. Тогда в поход отправились вместе с другими даже нищие с улиц, хромые и калеки, которые не могли ходить, и даже безногие, которых сажали и снимали с лошадей; они без устали опустошали земли Вик, Иервен, Вирланд, весь дерптский округ и вообще всe эстонские земли (Т. е. грабили свои же земли и разоряли своих же земляков - прим. перев.), они уводили страшно много скота, несколько тысяч голов, привозили в Ревель очень много всякого движимого имущества и продавали его за ничтожную сумму денег; все лето в Ревель пригоняли столько скота, что никто больше не мог, да и не хотел покупать его.

В то же время они также часто уводили у русских их коней с пастбищь, а также часто брали их скот со дворов и домов русских в Эстонии, и убивали и брали в плен много русских, которых находили во дворах и деревнях, и которые выходили из замков биться с ними и отнимать у них добычу. Тогда же отряд немцев и ненемцев пошел за 20 миль к Парнову; они ограбили в старом Парнове русских и немцев, присягнувших московиту, и пленными привезли их в Ревель. Затем немецкие гофлейты, ландскнехты и крестьяне двинулись к Витгенштейну, осадили местечко у замка, окруженное забором из толстых крепких бревен, укрепленное блокгаузами и орудиями, взяли местечко и зажгли, сожгли и убили в нем много русских, старых и молодых, и увезли оттуда большую добычу.

Затем несколько отрядов крестьян снова пошло к Везенбергу, Лаису, Гапсалю, Лоде и Леалю, чтобы отбивать скот и лошадей около упомянутых замков. При этом они сожгли почти все передовые укрепления перед упомянутыми замками и увели более 600 голов быков, коров и лошадей из рва леальского замка, не обращая внимания на то, что русские с вала стреляли в них и бросали камнями. Тогда многие из них собирались по пяти, по десяти, большими или меньшими партиями, брали с собою съестных припасов на несколько дней и недель, и прятались по далеким узким тропинкам, под мостами, в чащах и кустах, где должны были проезжать русские, и таким образом день и ночь стерегли их и нападали врасплох на многих знатных бояр и простых русских, убивали и брали их в плен, и так напугали русских по всей Эстонии, что те не осмеливались никуда выезжать из своих замков и точно осажденные или пленные должны были оставаться в своих замках. Если же русские по необходимым делам должны были ехать куда нибудь, то не осмеливались ехать по обыкновенным или большим дорогам, но окольными путями делали большие объезды, и несмотря на то, проезжая по какому нибудь мосту или чаще, опасались, не стоят ли где нибудь в засаде люди Аннибала со своими длинными ружьями и не стерегут ли их. Так крестьяне беспрестанно тревожили русских, заставляя не умолкать их штурмовые колокола (набат), точно так как перед тем русские поступали под Ревелем.

Крестьяне с их сыновьями и батраками, которые лишились своего скота и хлеба, не придумали ничего лучшего, как стать на сторону грабителей и вместе с ними грабить остальных крестьян, у которых еще было кое-что. Тогда по всей Эстонии был такой грабеж, горе, бедность, плач и рыдание, что невозможно описать. А крестьянам было удобнее грабить, чем немецким гофлейтам и ландскнехтам, потому что они родились и выросли в этих местах, [269] знали все уголки земли и крестьян, все тайные тропинки через луга, пустыри, чащи и болота. Многие из них жили между русскими и служили им и знали, где обыкновенно русские держали свой скот и лошадей, так что часто, в сообщничестве своих друзей и родных, они брали наибольшую добычу и пленных русских. По этому поводу из за добычи между немецкими гофлейтами и ненемецкими крестьянами возникла ненависть и вражда, и можно было опасаться, что немцы обойдутся с этими крестьянами точно также, как с шотландцами у Везенберга.