Глава 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

В средневековой культуре символизируются как внутрилично-стные параметры, так и социальная структура. Социальный сим­волизм так же обязателен как символизм мироздания. «Молящи­еся», «Сражающиеся» и «Трудящиеся» исполняют моральный долг, следуя идеальной социальной роли, в этом состоит доблесть чело­века средневековья. Поведение каждого определяется его пози­цией в социальной иерархии (Гуревич, 1984).

Подвиг, служение — это стремление взять на себя и выполнить немыслимые обязательства, следовать недоступному моральному образцу, возможно, нелепому с точки зрения обывателя (Хейзинга, 1988). Человек долга стремится к высшему правилу, невыполнимо­му в жизни: образец — это святой, безумец, рыцарь (Лотман, 1992 а), правило — недосягаемая цель героической личности.

Одним из основных организаторов культуры и здесь является праздник. Ежегодный круговорот всех дней недели символичес­ки связан с тем или другим священным событием. Настоящее про­ходит под знаком вечности. Необходимо отметить, что христиан­ский праздник отличается от языческого, который всегда являет­ся настоящим реальным переживанием прошлого образца. Христианский праздникдвоится, символически объединяя насто­ящее и вечное (Лихачев, 1987 а).

Надо отметить, что культура средневековья радикально реша­ет вопрос поддержания стабильности душевной жизни нравствен­ного человека. Приятие вечных ценностей дает ему возможность быть неограниченно выносливым, терпеливым, радостно жертвен­ным. Само страдание становится Богоявлением, свидетельством избранности, причастности к вечной жизни.

Характер становления всего этого типа культуры, как мы уже обсуждали, определяется в ее взаимодействии с идеальной сфе­рой. Обращаясь непосредственно к развитию отношений с «Выс­шими силами», необходимо отметить, что именно в нравствен­ной культуре возникают предпосылки формирования собственно религиозного переживания. Д.Д. Фрейзер (1980), А.Ф. Лосев (1991), М. Элиаде (1987) и другие исследователи рассматривают переход к монотеизму как появление истинной религиозности. Если магическая культура рассматривает Богов как идеальное воп­лощение материальных стихий и учит человека использовать эти

Глава 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

301

силы, то в данном случае мы видим союз, договор человека с Бо­гом, избравшим свой народ и давшим ему, прежде всего, мораль­ные ценности. Поэтому, выбирая между грехом-смертью и жерт­вой-жизнью, человек сознательно жертвует своими индивидуаль­ными телесными нуждами.

С одной стороны, это вызывает переживание разрыва идеаль­ного и материального, невозможности полного совмещения этих двух планов, дуализма верха и низа, Добра и Зла (Гуревич, 1984). С другой — установление морального союза человека с Богом от­крывает возможность возникновения некоторой «эластичности» в природном порядке вещей, возможность его произвольного из­менения — чуда (Лосев, 1991).

Таким образом, подытожив представленные особенности, за­остренные тенденции в развитии культуры моральных ценностей, мы можем сказать, что акцентуация переживания жертвенной любви и слияния с высшими моральными ценностями определя­ет особую трансформацию картины мира: возникновение дуализ­ма, разделение высшего и низшего, появление иерархической организации, что, в свою очередь, вызывает изменение всех ос­новных категорий культурного сознания.

Пространство воспринимается как неравномерное, дискрет­ное, иерархически структурированное высшим смыслом, оно ак­тивно в отношениях с человеком и организует его поведение. Вре­мя в этом эсхатологическом мироощущении прекращает свое кру­говое движение и превращается в застывшую линейную реплику вечности, пронзенную ее вертикальными векторами. Его аффек­тивный центр тяжести — в будущем, в вечности, и оно тоже ак­тивно в отношениях с человеком. Тело и все телесное принадле­жит «низу» мира, им произвольно жертвуют ради утверждения себя в вечности. Человек выделяется из жизни рода как индивидуаль­ность, становится смертным, но обретает свободу выбора между индивидуальным миром телесной, конечной жизни и миром веч­ных идеальных ценностей.

Основным способом познания мира становится символичес­кое мышление, установление иерархического подчинения, клас­сификация. Личность также видится как иерархия качеств, пове­дение организуется моральными требованиями эсхатологическо-

302

Гл а в а 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

го сознания, стабильность душевной жизни, победа над страда­нием обретается приобщением к высшим ценностям. В этом со­знании рождаются религиозные отношения с высшими силами. С одной стороны, человек отделяет себя от них, переживая дуа­лизм телесного и духовного, с другой, заключает моральный союз с Богом. Бог дает человеку Закон, исполнение которого позволя­ет человеку утвердить себя в вечности.

Представляется, что эти акцентуированные культурные фор­мы могут быть прямо соотнесены с реконструированными нами формами четвертого уровня индивидуального сознания, ответ­ственного за регуляцию отношений человека с людьми, за разви­тие произвольных форм организации жизни.

Они соответствуют друг другу по типу основного пережива­ния, по его иерархическому строению, по опосредованности ин­дивидуального переживания оценкой другого человека, которая здесь имеет для индивида высшую ценность. Именно этот тип переживания позволяет сформироваться и иерархической струк­туре картины мира, в организации которой основная роль при­надлежит знаковой функции, на его основе развивается способ­ность и культура символического мышления.

И в том, и в другом случае мы видим особое значение зна­ковой функции, слува в организации произвольного поведения человека. И модель четвертого уровня, и культура нравствен­ного сознания направлены на организацию правильного пове­дения человека. Этому способствует сама нравственно упоря­доченная картина мира, в которой даже восприятие времени и пространства активно структурировано высшими моральными ценностями.

Безусловно, эта акцентуация в наибольшей степени выражена в идеальных формах культуры, которым стремится соответство­вать нормальный человек, но индивидуальное сознание должно быть шире, гибче, чем его отдельный уровень и идеальные вне­шние формы. Так, исследователи выделяют архаические пласты и в культуре христианского средневековья. Приняв новые формы религиозного сознания, человек старается удержать и старые фор­мы организации жизни (Элиаде, 1995, 1996). Хейзинга (1988) от­мечает, что культ языческих Богов, олицетворяющих силы приро-

Гл а в а 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

303

ды, который упорядочивает ритмический круговорот бытовой жизни, сохраняется в форме культа святых.

М.М. Бахтин (Бахтин, 1965), рассматривая оппозиции серьез­ной и смеховой культур средневековья, показывает ценность кар­навальной жизни — преодоления средневековым человеком страха смерти возвращением его к ликующему ощущению бессмертия, веч­ного возрождения в теле рода. A.M. Гуревич (Гуревич, 1984), анали­зируя тенденции развития западной средневековой культуры, об­ращает внимание на принципиальное разведение новой христиан­ской морали, задающей ценности равенства, справедливости и права, опирающегося на прошлый опыт, на имеющийся прецедент.

Эти оппозиции позволяют сохранить равновесие каждому от­дельному нормальному человеку, но культура, стремясь макси­мально использовать преимущества, даваемые ей односторонней акцентуацией, в своем развитии неминуемо приходит к опаснос­ти нарушения баланса и потери жизнеспособности.

Так, Й. Хейзинга (1988), обращаясь к периоду заката средне­вековой культуры, говорит о все большей потери гибкости, труд­ности в ассимиляции нового, искусственных запретах реального освоения и изучения мира, о потере чувства единства с природой, ценностей истины и красоты — истина и красота не в творении, а в спасении — о развитии утомительной детальной символизации в социальных ритуалах, бесплодной классификации в науке, хан­жестве и морализаторстве в быту, бессмысленном унижении ин­дивидуальной телесной жизни.

И почти на наших глазах, по крайней мере, на нашей истори­ческой памяти, культуры нравственного сознания уступают место культуре, избравшей другие, альтернативные ценности. Эта куль­тура до сих пор определяется нами как культура Нового времени, и, как мы видим, даже в своем названии подчеркивает появление новых ценностей.

Культура Нового времени

Застывшие формы средневековой культуры буквально взламыва­ются людьми нового времени, наиболее важной жизненной зада-

304