Глава 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

проявлять излишнее старание выделиться, неудобно быть слиш­ком успешным, даже если успех очевиден и заслужен⁷³.

Вернемся теперь от схемы к живым чертам культурного созна­ния. Высокую пластичность, которую дает нам первый уровень, можно разглядеть в привычке полагаться на судьбу и обстоятель­ства, на то, что пронесет, в нашем «авось, как-нибудь и образует­ся». Она в ответе на вопрос «Как дела?» — «Ничего». В увереннос­ти, что разрешение самых крайних обстоятельств есть всегда — просто уйти, в понимании сладости небытия, растворения в про­странстве и времени⁷⁴ и в ощущаемом как высшая ценность и до­стойный итог жизни отказе от воплощения — «мир ловил меня, но не поймал»⁷⁵.

Она в нашей тоске по воле, в тяге — «сорваться куда-нибудь», в способности к творчеству, в умении выкрутиться подручными

^{7 3} Вспомним здесь хрестоматийное стихотворение Б.Л. Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво,

Не это поднимает ввысь. Не надо заводить архива. Над рукописями трястись.

Но надо жить без самозванства — а как же? Так жить, чтобы в конце концов Привлечь к себе любовь пространства

Услышать будущего зов — Но пространство и будущее —

ведь это мотивы первого и чет- < > вертого уровней.

И окунаться в неизвестность И прятать в ней свои шаги Как прячется в тумане местность, Когда в ней не видать ни зги».

⁷⁴ Вспомним строки одного из самых известных стихотворений Ф.И. Тютчева:

«Чувства мглой самозабвенья Переполни через край!.. Дай вкусить уничтоженья, С миром дремлющим смешай!»

⁷⁵ Слова, которые Г. Сковорода (1973, с.13) просил написать на своей могиле.

Гл а в а 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

345

средствами (это ведь не только от бедности). Это знаменитая спонтанность, как и не менее знаменитая отзывчивость и пере­имчивость русской души, о которой говорил Ф.М. Достоевский. Ее всегдашняя способность очароваться чужим, влиться в его форму и верить, что теперь-то все будет хорошо, но из-за той же пластичности не удержать ее и продолжать очаровываться, впа­дая в новые соблазны. Форма же не удерживается в связи со сла­бостью стремления к организации и стабилизации жизненного уклада — нарушенной пропорцией в развитии механизмов вто­рого уровня, защитная сторона которого воспринимается как менее значимая. Что поделать, несимпатичны нам «умеренность и аккуратность», расчетливость и скопидомство собственника, причем оскорбляет нас более всего, именно его мелочность, кро­хоборство.

Большое богатство и крепкий хозяин, его страсти могут вы­зывать симпатию, но при условии отходчивости и щедрой ши­роты души. Вообще страсть, ее порыв, затмение могут служить для нас оправданием даже преступления, раскаянье нечаянного злодея все искупает, а вот обидчивость, подозрительность, зло­памятство и счеты человека «себе на уме» не уважаются и не оп­равдываются, расчеты нас унижают. В целом, постному трезво­му собственнику мы предпочитаем жизнелюба, расточителя и гуляку. Как в этих условиях развиться среднему классу — основе и опоре уклада в каждой культуре, дающему прочность ее мате­риальным формам? И понятно, что при подобных обстоятель­ствах особое значение приобретает женская часть нашей культу­ры, которой положено с огромным трудом сдерживать общую импульсивность и сохранять в этих условиях постоянство мате­риального уклада жизни.

Высокая пластичность особым образом сказывается и на ха­рактере экспансии. Как уже отмечалось, ценность свободы вы­бора и самоиспытания для нас перекрываются, а возможно и под­меняются жаждой воли и тягой к новизне как смене впечатле­ний. Ценности же защитной стороны третьего уровня вообще дискредитируются и пластичностью, и эмоциональным контро­лем. Карьеризм, честолюбие, стремление «дожать», поставить другого «на место» не одобряются в нашей культуре, а ведь это,

346

Гл а в а 5 Конфигурации культуры как акцентуации в развитии системы аффективной организации сознания

как уже говорилось, оборотная сторона целенаправленности, от­ветственности и активной социальной жизни, развития и диф­ференциации ее ячеек — разработанности и устойчивости ее иерархической структуры.

Таким образом, пластичность ослабляет предпосылки не толь­ко дифференциации уклада, но и развития устойчивых форм и пра­вил социальной жизни. Достойнее жить по-семейному, по друж­бе, по справедливости, действовать по порыву души, «не по зако­ну, а по совести». Это уже влияние ценностей четвертого уровня. Пластичность же, усиливая эмоциональную восприимчивость, способствует сохранению непосредственности в общении, приня­тию общих переживаний как собственных и естественному вхож­дению в общую жизнь. Может быть, самая главная радость для нас, ради которой можно многим жертвовать — это как раз полнота душевной близости, эмоциональная насыщенность бескорыстных дружеских связей.

И вот защитная сторона четвертого уровня, как мы уже отме­чали, становится у нас основной оппозицией пластичности. Фор­мирующей тенденцией нашей культуры становятся нравствен­ные установки, долг, порядочность, совестливость. Само госу­дарственное устроение рассматривается нами не столько как разумная организация взаимовыгодного общежития, а скорее как нравственное установление⁷⁶. В нашей культуре нельзя прожить без высших идеалов; иметь нравственную направляющую для нас, может быть, более важно, чем для кого-то другого⁷⁷. Мало у нас других опор, поскольку дискредитация эмоциональным контро­лем индивидуальных ценностей телесной, материальной жизни, как и личной экспансии и самоутверждения затрудняет форми-

^{7 6} И в наше время, выстраивая отношения с другими странами, мы тро­ гательно подчеркиваем установление личных дружеских связей между гла­ вами государств — дружеские обязательства представляются нам более на­ дежными, чем расчет и взаимная выгода.

⁷⁷ Возможно, поэтому Ф.М. Достоевский так радикально ставит воп­ рос: «Если Бога нет, значит все позволено?», — не рассматривая варианты того, что не все позволено и элементарной брезгливостью, и укладом, и собственным выбором, и личной порядочностью.