3. Военная демократия

Предгосударственный период истории родоплеменного строя называют «военной демократией»¹. Этот термин, введенный аме­риканским историком Л. Морганом для характеристики древ­негреческого общества в период его перехода от родовой общи­ны к так называемой соседской, был принят К. Марксом и

¹ См.: История государства и права зарубежных стран: В 2 ч. Ч. 1 / Под ред. О.А. Жидкова, Н.А. Крашенинниковой. М., 1988. С. 19.

14

ф. Энгельсом. По словам К. Маркса, слово «базилевс», которое греческие писатели употребляют для обозначения гомеровской, так называемой царской власти (ее главный отличительный при­знак - военное предводительство), при наличии совета вождей и народного собрания означает только военную демократию.

Три непременных элемента военной демократии следующие: военный вождь, еще наделенный судебными полномочиями, но совершенно лишенный административных, совет вождей и на­родное собрание.

Народное собрание, каждый участник которого одновременно воин, ополченец, - столь же важный и столь же непременный орган власти, как и оба другие. Какую бы политику ни проводи­ло собрание: было ли оно (по Гомеру) послушным инструмен­том в руках знати и базилевса или, как это не раз случалось, выходило из-под этой власти, - ни военный вождь, ни совет не имели никаких средств принуждения по отношению к нему, кроме тех, которые были созданы традицией, влиянием, опорой на сородичей, личным авторитетом.

Военная демократия характеризует тот период истории, когда древняя родовая организация еще находилась в полной силе, но вместе с тем уже присутствовало имущественное неравенство с наследованием имущества детьми (в противовес роду), форми­ровались знать и царская власть, было обычным превращение военнопленных в рабов.

Строй военной демократии отличался большим разнообра­зием форм. В одних случаях он находился в зависимости от полисного устройства, как это было в Греции, Месопотамии, на западе и северо-западе Индии. В других случаях военная де­мократия возникала в условиях кочевого или полукочевого об­раза жизни, как это было у славян и германцев.

4. Обычаи

Обычаи первобытного общества складывались на протяже­нии длительного времени и не могли быть ни открыты, ни изоб­ретены, ни порождены простым повторением известных дей­ствий. Равенство членов общества, как оно тогда понималось, вытекало из первобытнообщинных отношений как естествен­ный исторический результат объединения индивидов в перво-

15

начальные коллективы. Только последующие процессы, порож­денные главным образом имущественными различиями, с не­избежностью привели к замене равенства людей в обществе их неравенством.

Вначале общественное поле делилось на равные части. Не существовало, однако, единого критерия распределения земли. Древнегреческий историк Диодор говорит, что испанские вак-цеи распределяли землю ежегодно: каждый получал свою долю урожая, который считался общинной собственностью. Самоволь­ное присвоение каралось смертью. Тот же принцип действовал повсюду при разделе добычи: каждый, кто участвовал в набеге или войне, получал равную долю. Даже на пиру полагалось по­лучать равную со всеми часть, и потому Плутарх, древнегречес­кий историк, не без оснований замечает, что первоначально гре­ческое слово «пир» означало «дележ».

У гомеровских греков каждый член общины имел равное право на часть земли и получал ее в составе семейного надела; сама же семья должна была полагаться на жребий, который определял для нее, где и какой будет надел. Точно так же «сыны израилевы», как об этом говорится в Книге Чисел, должны были делить по жребию завоеванную землю с тем, чтобы большие се­мьи получали большие участки.

Как возник обычай преимущественного наделения землей аристократии, предоставления добавочных участков базилевсу? Иными словами, как возник обычай неравенства?

Первые проявления неравенства мы видим в пищевых зап­ретах, которые у охотничьих племен обеспечивали взрослым мужчинам и старикам лучшую пищу, предоставляя худшую женщинам и детям.

Индивидуализация труда, рожденная новыми орудиями, приручение стад, военная добыча и т.д. - все это создало усло­вия, при которых происходило необычайно быстрое (и в значи­тельных размерах) накопление движимого имущества в немно­гих руках, а вместе с тем и углубление неравенства. Тем, кто ранее добился для себя известных отличий и преимуществ, пре­доставлялись великолепные возможности упрочить, расширить их. Так возникала добавочная часть военной добычи (чаще все­го в виде скота), которой похваляется Одиссей у Гомера. Глава дома, как и председательствующий на пиру, равно претендовали на лучший кусок и смертельно обижались, если их обходили

16

вниманием. Постепенное развитие указанной тенденции вело к добавочному наделу для главы рода, а отсюда естествен переход к добавочному земельному наделу для «царей» или «героев».

С выделением судебной власти и усложнением судебного процесса, отделением обычая от религии и искусства, которые находились с ним в самом ближайшем родстве, возникло то, что можно назвать «доправовой культурой». Обычаи приобре­тали более или менее точную формулировку, устанавливались при обсуждении вопроса и могли даже систематизироваться и фиксироваться на доске, камне и т.п.

То обстоятельство, что правило поведения, пусть даже с не­избежностью вытекающее из трудового процесса (как условие его эффективности), должно пройти через сознание, создает бес­конечное разнообразие одного и того же обычая.

Каковы существенные черты обычая по сравнению с пра­вом? Как родовой строй, так и обычай представляют собой свой­ственную данным историческим условиям естественно вырос­шую структуру, не знающую отношений господства и порабо­щения. Соответственно не существует никаких других способов принуждения к выполнению обычая, кроме тех, которые созда­ны самим обычаем, не существует никакого различия между правами и обязанностями. Ф. Энгельс писал, что для индейца не существует вопроса, является ли участие в общественных делах или кровная месть его правом или его обязанностью. Такой вопрос показался бы ему столь же нелепым, как и вопрос, явля­ются ли правом или обязанностью сон, еда или охота.