Этничность как часть ментальности

Евстигнеев Ю.А., ф-т социологии СПбГУ, Санкт-Петербург

1. По мнению исследователей, ментальность является системой представлений об окружающем мире, в том числе сложившихся стереотипов и мнений о добре и зле, хорошем и плохом, взглядов на «общечеловеческие ценности».

Этничность, по мнению В.А.Тишкова – «комплекс чувств, основанных на принадлежности к культурной (можно сказать – этнической – Ю.Е.) общности» (Вопросы социологии», 1993, №1-2, с.3). И там и тут – система, комплекс представлений и чувств, основанных на принадлежности к разным группам, в том числе и этнической общности.

2. Это и нормы поведения представителей разных этнических общностей в отношении друг друга: противопоставление культуры общения народов Запада и Востока (известный антипод: Запад-Восток и место России, русских между ними) в соответствии с расхожими этническими стереотипами.

3. Этническое «тщеславие» на основе этнической гордости и ее проявления в вопросах истории, культуры и т.д. Фальсификация этногенеза в ряде «научных» публикаций по поводу происхождения и истории, например, чувашей, чеченцев и др. этносов.

4. Демографическая «конкуренция» как представление о том, что значимость, достоинство народа зиждется на его численности. Наиболее ярко такая «конкуренция» проявляется на материалах четырех переписей населения о численности башкир и татар в Башкортостане: башкиры в 1959 г. составляли 22,1% населения Башкирии, в 1979 – 24,3%, в 1989 г. – 21,8%, в 2002 – 29,8%; татары соответственно по годам: 23,0; 24,5; 28,4 и 24,1%...

Весьма трепетно относятся к демографическим показателям собственного этноса не только малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, где демографические процессы стимулируются государственными дотациями, но и сравнительно крупные – те же татары, башкиры, а также некоторые народы Кавказа, данные о росте численности которых в межпереписной период (1989-2002 гг.) вызывают у специалистов сомнение.

5. Проблема «новых» народов, якобы обнаруженных в ходе переписи населения РФ в 2002 г. С одной стороны, «новые» этносы (нагайбаки, например) существовали и раньше, но при публикации итогов переписи включались (подчас произвольно) в состав более крупной, близкой им по языку, культуре этнической общности. С другой стороны, трудно иногда определить, особенно в «кабинетных» исследованиях, что представляет собою некая группа – самостоятельный этнос или его часть (субэтнос), особенно когда не существует четкой границы между этнонимами (эвенки-эвены, орочи-орочены, ульта-ороки), а этническая идентичность размыта… С одной стороны, демократия в этническом самоопределении, с другой – давление через СМИ властных структур с особой этнической ориентацией на этническое самоопределение (например, на кряшен в Татарстане, возможно на шапсутов в Краснодарском крае и в Адыгее)…

В целом, проблема этничности в России как один из аспектов ментальности по существу еще ждет своего исследователя.

Северная европа: этничность в контексте регионализации

Куропятник М.С., ф-т социологии СПбГУ, Санкт-Петербург

Современные исследователи справедливо отмечают такую характерную тенденцию современного развития как самоутверждение регионов в национальных и общеевропейских рамках. Эта тенденция отличается значительной диверсификацией и в целом способствует общей плюрализации национальных обществ. Регионализация как альтернатива глобализации, а также тенденциям космополитического и нивелирующего развития цивилизации и технологии, выражает стремление к перераспределению полномочий на различных уровнях внутри сообщества. Одним из долговременных последствий регионализма может стать изменение положения этнических меньшинств и коренных народов, компактно проживающих на определённой территории, вследствие, например, изменения демографического профиля таких групп в новых границах регионов, которые больше не могут определяться как периферийные, маргинальные.

Р. Дженкинс предлагает рассматривать локальное, региональное, национальное и “расовое” как контекстуально и исторически специфические конструкции на «этническую тему». При этом этничность и локальность как социальные феномены оказываются сопряженными также и в контексте современных процессов глобализации, рассматриваемых как качественный разрыв с прошлым. В этом смысле локальность и этничность могут концептуализироваться «как две стороны одной медали», каждая из которых утверждает себя либо как защитная реакция, либо как результат усиливающегося глобального контекста социальной жизни.

Можно говорить, по крайней мере, о трёх основных формах регионализма в современной Северной Европе: 1. утверждение регионов в рамках соответствующих национальных государств; 2. символическое конструирование нации-региона как формы презентации этничности; 3. формирование трансграничных регионов.

Стратегия современного экономического развития и регулирование доступа к ресурсам предполагают усиление региональных тенденций в границах национальных государств (как в экономическом пространстве, так и в сфере политических, административных и культурных институций), а также игнорирование этнической идентичности как существенного фактора общественной жизни. В этом случае регионализация является важным аспектом отношений «центр – периферия», фокусирует внимание на включении в национальную культурную традицию и, таким образом, поддерживает тенденции интеграции. Данная тенденция, определяемая также как «новый регионализм», подразумевает не движение к автономизации, а стратегию самостоятельного внутреннего развития на основе ренессанса региональной экономики и формирования региональной культурной идентичности. В этом случае этническая идентичность (и прежде всего этничность коренных народов) рассматривается как культурный ресурс, обогащающий национальную идентичность, а также как форма артикуляции и презентации региональных отличий и границ.

В последнее время эти вопросы особенно активно обсуждаются в связи с возможной интеграцией Норвегии в Европейский Союз, членами которого уже являются Финляндия и Швеция. В социальном и научном дискурсе разрабатывается концепт «саамского региона» как формы развития саамского самоуправления на «межгосударственной региональной основе». Наиболее радикальный проект «саамского региона» был предложен лидерами Национальной ассоциации норвежских саамов и Совета саамов Скандинавии. В соответствии с данным проектом предполагается, что в процессе трансформации государственной власти и реификации национального государства, связанном с конституированием европейского федерального сообщества, правительства Северных стран передадут часть своих властных полномочий пансаамскому Совету. Так, Саамский Парламент Швеции в своих документах определяет Sápmi «как особый регион Европы» и на основании этого считает целесообразным делегировать своего представителя в Региональный Совет Европы, чтобы артикулировать на международном уровне «специальное положение саамов». При этом по-новому формулируется проблема признания (и самоопределения), переопределяемая как требование признания статуса саамов как единого народа в Норвегии, России, Финляндии и Швеции. Такая модель саамского региона вполне сопоставима с концепцией «нации-региона» или «регионального государства», подразумевающей изменение современной конфигурации национальных государств Западной Европы, движущейся по направлению к созданию «Европы регионов». Одно из основных положений данной концепции состоит в том, что новые «нации-регионы» будут существовать на основе этнически гомогенного населения, а национальные границы – совпадать с языковыми и культурными границами.

Очевидно, что понятие «регион» имеет разную конфигурацию и наполняется различным содержанием. Так, саамы стремятся контролировать свои собственные «культурные интересы» (а именно, сферу языка, образования, культуры) как в границах соответствующих национальных государств, так и в транснациональном контексте. В последнем случае идет процесс создания наднационального регионального сообщества и формирования коллективной идентичности при помощи общего символического пространства – «саамского региона». Региональная общность в этнополитической риторике понимается прежде всего как этнокультурная.

В настоящее время процесс конструирования транснационального региона в странах Северной Европы осуществляется также в политическом и экономическом пространстве. Примером образования таких наднациональных структур является Баренцев регион, объединяющий европейские территории, расположенные севернее Полярного круга, а именно губернии Нурланд, Тромсё и Финнмарк в Норвегии, губернию Норрботтен в Швеции, губернию Лапландия в Финляндии, а также Архангельскую, Мурманскую области и республику Карелия. 11 января 1993 г. министры иностранных дел Финляндии, Норвегии, Швеции и России, а также представители Дании, Исландии и Европейского Сообщества подписали «Киркенесскую Декларацию», определившую перспективы сотрудничества и стратегию развития региона, направленную на «создание общей идентичности и стабильного положения в регионе». «Регионализация на севере посредством образования Баренц региона является естественным элементом развития новой Европы, где регионализация и сотрудничество через границы играют всё более значительную роль» (Баренц программа 1996).

В настоящее время конфигурация Баренцева региона включает три основных измерения: 1. Сотрудничество на государственном уровне, реализуемое через Баренцев Совет; 2. Региональный уровень взаимодействия осуществляется Региональным Советом; 3. Организация взаимодействия коренных народов, рассматриваемого как самостоятельное этническое измерение сотрудничества в рамках региона и координируемого Советом коренных народов. Следует особо обратить внимание на то, что собственно «индигенная» модель развития Баренцева региона, формируемая саамскими этнополитическими лидерами, т. е. на «эмном» уровне, существенно отличается от общей концепции региона. Речь идет о придании сотрудничеству коренных народов статуса, соответствующего государственному и региональному уровням. Между тем, основания сотрудничества определяются исключительно как культурно-примордиальные: «языковая взаимосвязь, совпадающие культурные традиции, родственные связи и почти идентичные формы хозяйствования». Как представляется, «индигенная» модель Баренцева региона, во многом, соотносится с концептом «саамского региона» или саамской нации.

Само понятие «Баренцев регион», также как и понятие «Северный Калотт», обозначавшее эти территории ранее, является «политическим изобретением». В этом случае политическая декларация рассматривается как основание для конституирования по «существу нового трансграничного сообщества». Северные территории скандинавских стран и Северо-запада России как самостоятельный регион – это, скорее, «сообщество других» по отношению к остальному населению национальных государств, нежели реально существующая общность. Вместе с тем, длительные исторические связи, богатые и разнообразные традиции межэтнического взаимодействия и культурного плюрализма могут способствовать формированию общей региональной идентичности, а также её артикуляции в новом глобальном контексте. Не углубляясь в дискуссию о регионах в современных социальных науках, где в рамках эссенциалистского подхода исследовательский фокус направлен на выявление глубоких исторических и культурных корней формирования регионов, а, с другой стороны, в рамках конструктивистской парадигмы обосновывается приоритетность политических инициатив в процессе конструирования или «изобретения» регионов, отметим: регионы изобретаются и изменяются, но это не произвольный процесс.

Таким образом, можно говорить об идущем процессе формирования многоуровневой и разнородной как по форме, так и по содержанию институциональной структуры Баренцева региона, а также о формировании в его границах социально-экономического, коммуникативного, этнокультурного и символического пространства.