Литература

1. Киселев И.Ю. Динамика образа государства в международных отношениях. Автореф. докт. дисс. С.Петербург: СПбГУ, 2003.

2. Семенов В.Е. Особенности российской полиментальности в контексте развития страны// Общество и социология: новые реалии и новые идеи. СПб., 2002. С. 227-237.

3. Kisselev I.Yu., Smirnova A. State Image as Factor of Russian Foreign Policy Decision-Making in Iraq (2002-2003) // Psicologia Politica, 2004. № 29. P. 31-50.

Экологический аспект полиментальности в контексте глобализации

Казаков С.В., НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург

Все многообразие частных вопросов «глобальных проблем современности» в «новую эпоху» (ознаменованную рубежом тысячелетий) можно условно подразделить на два основных («стратегических») блока:

- во-первых, это проблема жизнеспособности человеческого общества (человеческой популяции в глобальном масштабе) в свете накопившейся за XX столетие и достигшей критической массы к XXI веку совокупности различных кризисных тенденций на фоне возрастающей, глобализирующейся взаимозависимости биосферы и социосферы;

- и, во-вторых, тесно связанный с первой проблемой вопрос о соотношении всеобщего и специфического, глобального и локального, общечеловеческого и национального в перспективах развития как планетарной цивилизации, так и отдельных регионов.

Тревожные прогнозы темпов роста мировой экономики, тенденций энергетического и экологического кризисов показывают всю реалистичность наступления такой ситуации в глобальном масштабе, когда, по выражению Н.Ф. Реймерса, человечество «не может восстановить природно-ресурсный потенциал» и «возникает межрегиональная конкуренция религиозно-культурных подсистем» [Реймерс Н.Ф. Экология (теории, законы, правила, принципы и гипотезы). М., 1994. С. 146].

Одновременно в дискуссиях по международным вопросам начинает преобладать интерпретация перспектив мирового развития в понятиях некоего специфического (наднационального) футурологического глобализма, различные модификации которого, начиная с соответствующих тематических докладов небезызвестного Римского клуба, в значительной степени повлияли на смещение акцентов в понимании современной человеческой цивилизации с позиций конструктивно-структуралистских (то есть плюралистических, «диалоговых») на более односторонние, так сказать, инструменталистские [См.: Казаков С.В. Новый мировой порядок: эволюция идеи // Конфликт и социальный порядок / Под ред. В.Д. Виноградова, Ю.Н. Пахомова. СПб., 2002. С. 74-95.], осознание всей конфликтогенности которых, угрозы для существования различающихся культурных традиций (в широком, цивилизационном их понимании) нарастает с каждым годом. (В качестве наиболее красноречивого индикатора здесь можно упомянуть резкий рост фундаментализма и экстремизма в мировом масштабе, будто подтверждающий прогноз «столкновения цивилизаций»).

Очевидна закономерность, что «кризис во взаимоотношениях человека с природой есть отражение кризиса в отношениях человека с человеком, и экологическое отчуждение есть отражение отчуждения социального. Ныне природа стала разменной монетой в жестокой борьбе компаний и государств за источники сырья и пространство для захоронения отходов, что ведет к нестабильности в мире.» [Горелов А. А. Социальная экология. М., 1998. С. 225].

В качестве альтернативы экспансионистской политике геостратегов и «мира ТНК (транснациональных корпораций)» (термин Н.Н. Моисеева) системно мыслящие исследователи, с необходимостью прогнозируя мировое развитие в режиме «зависимой взаимосвязи» социального и природно-ресурсного факторов, ведут речь о «новом мировом экологическом порядке», когда «представление о целостности биосферы реализуется на основе не отказа от национально-государственного суверенитета, но баланса национальных и общечеловеческих интересов. «Новый мировой экологический порядок» – установление новой структуры природно-ресурсного потребления, основанной на принципах равноправия, справедливого использования природного потенциала» [Дрейер О. К., Лось В. А. Экология и устойчивое развитие. М., 1997. С. 150]. Это выражается в том, что «большие народы (а точнее, развитые страны – С.К.) должны понять, что однородность человечества – не то, к чему следует стремиться (возможно, это и в самом деле будет его конец), а малые народы должны знать, что их выживание во многом зависит от сохранности природной и культурной среды, от элементов традиционного образа жизни, который сформировал их духовно-нравственный и культурно-психологический облик» [Экологические традиции в культуре народов Центральной Азии / Н.В.Абаев, К.М.Герасимова, А.И.Железнов и др. Новосибирск, 1992. С. 3-4].

Основой баланса устойчивости и модернизации (двух ранее не пересекавшихся понятий, и соответственно, подходов) должно стать разумное (по возможности, оптимальное) соизмерение выработанных в каждом конкретном обществе, «легитимных» для него вариантов и существующих возможностей социальных изменений. Разнообразие «культурных образцов» (традиций), их локальные «модификации» являются спецификой российской полиментальности во всей ее климато-географической, национальной, исторической и социально-психологической многогранности.

Подчеркнем, однако, также, что временная и пространственная протяженность (даже некая «растянутость») социального бытия в России является как позитивным, так и негативным фактором в жизни ее населения, а, например, суровые природно-климатические условия «требуют повышенных финансовых и трудовых затрат на любое производство. Эти же условия выработали у россиян привычку к неритмичной работе – то в авральном режиме на пределе сил во время короткого теплого периода, то в условиях спада трудовой активности в холодные месяцы и т.п.». [Семенов В.Е. Особенности российской полиментальности в контексте развития страны // Социология и общество. Труды Первого Всероссийского социологического конгресса. СПб., 2002. С. 228]. В контексте глобализации (в том числе, ее геополитического аспекта) это не способствует повышению конкурентоспособности страны на мировой арене и должно компенсироваться использованием других факторов (например, технологической изобретательностью). При том, что одной из существенных, системных характеристик современного этапа взаимодействия (совместного развития) общества и природы является имманентная конфликтность и актуализирующаяся фундаментальность «ресурсного вопроса», базового для воспроизводства (стабильного жизнеобеспечения) любого общества.

Соответственно, все острее обозначается необходимость учета и понимания локальной специфики конкретных социальных систем, взаимодействующих в условиях ограниченной в эпоху глобализации (и постепенно ухудшающейся!) окружающей среды. В связи с чем возникает задача поиска в этой «местной» специфике различных конструктивных потенций (в том числе, и в «ментальной» сфере), исходя из диалектического посыла: укрепляя (оптимизируя) отдельные элементы системы, укреплять (стабилизировать) тем самым и целое.

Для России здесь весьма показательно наличие такой острой проблемы, как неравномерность развития разных регионов страны (дотационные и регионы-»доноры») и обусловленная этим необходимость выработки (и обеспечения соответствующими ресурсами – путем стабилизирующего перераспределения) комплексных программ развития регионов, направленных на выравнивание сложившегося положения. В связи с этим вполне обоснованно «одним из способов оптимизации региональной политики может стать разработка историко-культурного и/или историко-этнографического подхода при проведении районирования» [Белобородова И. Н. Этнокультурный фактор в управлении природопользованием сельских территорий // Общественные науки и современность. – 1999. – № 6. – С. 89]).

В наступившем XXI веке экологическая культура (во всей поливариантности ее национальных «измерений») становится глобальным фактором эволюционного преобразования биосферы в ноосферу, постепенного перехода к управляемой социоприродной системе, что предполагает необходимость оценки прошлого, осмысление пределов преобразовательной деятельности в различных цивилизациях и культурах Востока и Запада.