МИФЫ, ПРЕДАНИЯ И СКАЗКИ ЗАПАДНОЙ ПОЛИНЕЗИ

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1986

ББК 82.33 М68

Редакционная коллегия серии «СКАЗКИ И МИФЫ НАРОДОВ ВОСТОКА»

И. С. БРАГИНСКИЙ, Е. М. МЕЛЕТИНСКИЙ, С. Ю. НЕКЛЮДОВ (секретарь), Е. С. НОВИК, Д. А. ОЛ ЬДЁРОГГЕ (председатель), Б. Л. РИФТИН, |С. А. ТОКАРЕВ 1, С С ЦЕЛЬНИКЕР

Составление, перевод с самоанского, тоиганского, ниуэанского, ротумаиского и английского языков, предисловие и примечания

М. С. ПОЛИ НСКОЙ

Мифы, предания и сказки Западной Полинезии М68 (острова Самоа, Тонга, Ниуэ и Ротума). Составление, перевод с самоанского, тонганского, ниуэанского, ротумаиского и английского языков, предисловие и примечания М. С. Полинской. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986.

352 С. («Сказки и мифы народов Востока»).

Широкая публикация повествовательного фольклора автохтонного населения Западной Полинезии. Сопровождается предисловием и примечаниями. Рассчитана на взрослого читателя.

м 4703000000-068 .0, ЙГ RKkw

М 013 (02)-80 121"&6 ББК82

Мифы, предания и сказки западной Полинезии

(острова Самоа, Тонга, Ниуэ и Ротума)

Утверждено к печати редколлегией серии «Сказки и мифы народов Востока»

Редактор И. Л. Е л е в и ч. Младшие редакторы И. И. Исаева и Н. Л. Петрова. Художественный редактор Э. Л. Э р м а н Технический редактор Л. Е. С и н е н к о. Корректор Л. М. Кольцина

ИБ № 15524

Сдано в набор 04.09.85. Подписано к печати 14.02.86. Формат 60X90'/i6. Бумага книжно журнальная. Гарнитура обыкновенная новая. Печать офсетная. Усл. п. л. 22 Усл. кр.-отт. 22,25. Уч.-иэд. л. 25,92. Тираж 75 000 экз. Изд. JV; 5794. Зак. № 1041.

Цена 2 р. 40 ь.

Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука» Главная редакция восточной литературы 103031, Москва К-31,

ул Жданова, 12/1

Ордена Ленина типография «Красный пролетарий», 103473. Москва И-473,

Краснопролетарскан, 16.

(CD Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986.

ПРЕДИСЛОВИЕ

?

Истлевает камень, не истлевает слово. Самоанская пословица

В этой книге представлен повествовательный фольклор островов Самоа, Тонга Ниуэ и Ротума (Океания). Конечно, по четырем народам трудно судить обо всем океанийском мире, мире «мореплавателей солнечного восхода», искусных резчиков по дереву, мастеров плетения и плотницкого дела, земледельцев и рыболовов, строителей лодок и каменотесов, сказителей, художников, воинов. И все же названные острова, лежащие почти в самом центре этого островного мира, интересны и как звено в непрерывной цепи, связывающей воедино всех островных австроне-зийцев — от островной Юго-Восточной Азии до о-ва Пасхи, и как прародина расселившихся восточнее народов, и, наконец, как пример своеобразной, подчас непонятной европейцу культуры, представленной, в частности, повествовательным фольклором.

Предисловиям положено начинаться с истории, и мы попытаемся хотя бы вкратце рассказать здесь о реальных и предполагаемых событиях жизни четырех народов. Своеобразие океанийской истории в целом заключается в том, что островные общества XIX —XX вв.— прямые потомки более древних обществ, испытавших относительно мало внешних влияний. Предполагаемых событий в истории островов больше, чем реально известных: европейцы появляются здесь сравнительно недавно, и о прошлом океанийцев приходится догадываться по археологическим данным и отчасти по мифам и преданиям, которые приобретают в связи с этим не только художественную, но и историческую ценность.

Истоки истории - на рубеже II —I тысячелетий да и. э. Предположительно к этому времени (1500—1000 гг. до н. э.) на островах, ныне носящих названия Тонга и Самоа, появились первопоселенцы. Так было положено начало освоению островов Полинезии человеком: Тонга и Самоа стали тем трамплином, с которого был затем совершен гигантский прыжок дальше на восток (ср. [1; 16]).

Проолема заселения Полинезии волновала умы многих ученых уже в середине рошлого века. В 1846 г. замечательный американский исследователь Горацио еил высказывает предположение о том, что предки полинезийцев жили сначала районе Молуккских островов, а оттуда через Меланезию достигли Тонга и Самоа, расселившись затем но всей территории нынешней Полинезии. С. Перси Смит, °возеландский океанист, записавший, в частности, приведенные в этой книге иуэанские предания, пятьдесят лет спустя предположил, что предки полинезийцев попали на свои земли из более далеких краев из Индии, через Индонезию и Фид-леилом и Перси Смитом последовала плеяда ученых, пытавшихся ответить вопрос о том, как полинезийцы попали в Полинезию. Те Ранги Хироа (П. Бак), тор известной книги «Мореплаватели солнечного восхода», переведенной на русский язык [12J, в другой своей книге [18] высказал гипотезу о том, что предки полинезийцев попали из Микронезии в центр «полинезийского треугольника»1, откуда и расселились по всем прочим островам (при этом неизвестно, как и откуда попали они в Микронезию). Гипотеза Т. Хейердала о том, что предки полинезийцев двигались в Полинезию из Азии через Японию, Британскую Колумбию и Южную Америку, осталась недоказанной. Большинство современных ученых склоняются к мнению о том, что предки полинезийцев и меланонолинезийцев прибыли на острова Фиджи, Тонга и Самоа с востока Индонезии или с Филиппин. Путь их лежал скорее всего через Меланезию. В пределах Западной Полинезии (см. ниже) и сложились затем полинезийский этнос и культура (ср. [1; 16]).

Строилось немало догадок о том, что толкало жителей островов в дальние плавания — те самые плавания, которые и привели к освоению человеком всей восточной части Океании. Едва ли можно поверить, что в открытое море выходили «те, что плывут без цели, плывущие, чтоб плыть, глотатели широт» (Ш. Бодлер). Скорее всего это были люди, знавшие, на что они идут, пускавшиеся в целенаправленное плавание, иначе довольно трудно объяснить распространение на островах людей одной расы, говорящих на близкородственных языках, выращивающих одни и те же растения, пользующихся одними и теми же орудиями2. Историю освоения Полинезии вряд ли можно свести и к случайным дрейфам на утлых рыбачьих лодках. Видимо, целые группы людей снимались с насиженных мест, движимые подчас страхом (острова постоянно лихорадило от усобиц), подчас голодом и неуверенностью в будущем. Так уплывает на поиски о-ва Ротума самоанец Рахо (№ 1, 2), так прибывают на будущий остров Ниуэ пятеро духов (№ 104).

Возможно, какие-то экспедиции уплывали и на разведку чужих земель, с тем чтобы потом вернуться, но, передумав, оставались на новом месте; так могли быть, например, заселены тонганцами о-ва Анута и Тикопиа. Двусторонние плавания были затруднены тем, что полинезийцы, прекрасно маневрируя на своих лодках с балансиром, замечательно ориентируясь по движению облаков и по звездам , не умели, однако, определять долготу и оценивать смещение с курса, вызванное подводными течениями (об этом подробно пишет Э. Шарп [53]).

О первопоселенцах, проникших к началу I тысячелетия до н. э. на Тонга и Самоа, известно немного. Их принято называть носителями культуры керамики лапи-та, или лапитоидной керамики4. Отличительной чертой керамики лапита был рисунок, выполненный в виде насечек и выдавленный на глине зубчатым штампом. Поразительна повторяемость мотивов в этой керамике: одни и те же неизменные узоры обнаруживаются на черепках, найденных на Новой Каледонии и Новой Британии, с одной стороны, и на Самоа - с другой. Но самое замечательное в том, что па керамику лапита очень похожи гончарные изделия, найденные при раскопках

пещеры Каланайна о-ве Масбате (Филиппины) и стоянки Ша-Хюнь (СРВ). Помимо самой керамики, давшей название всей археологической культуре, при раскопках на различных островах было найдено много других характерных предметов. На Тонга, и прежде всего на крупнейшем из этих островов Тонгатапу, были обнаружены гончарные изделия лапита, рыболовные крючки, иглы, тесла, костяные орудия, браслеты.

До 1973 г. считалось, что носители культуры лапита окончили свой путь на восток именно на тонганской земле, но в начале 1973 г. в лагуне у берегов Мулифа-нуа (запад о-ва Уполу, Западное Самоа) археологи обнаружили следы берегового поселения «лапитоидов». По данным радиоуглеродного анализа, это поселение существовало на Самоа около 1000 г. до н. э. По-видимому, именно островам Самоа,

«сколько позже, чем Тонга, принадлежит ключевая роль в дальней-часвлвиным нвьпи

и истории полинезийской культуры.

W Носители культуры лапнта, следы которой рассеяны по столь многочисленным

ленным ДРУГ от ДРУга островам Океании, были отважными мореплавателями,

" ^першенстве владевшими искусством ориентирования по природным объектам.

в п жгмрпи СТРОИТЬ лодки с балансиром, пригодные для дальних плаваний, ина-

0ии уже ум*-.*»" |

едва ли за полтора тысячелетия, с 1500 г. до н. э. и до начала нашей эры, им уда-•ь бы расселиться по большей части Океании от северных районов Новой Гви-и до Самоа. Жизнь носителей культуры лапита полностью зависела от океана: океан кормил их, служил им дорогой и домом, давал материал для орудий. По-видимому носители этой культуры держали свиней и домашнюю птицу, умели использовать плоды и листья кокосовой пальмы. Главными в их рационе были продукты моря У них уже были лук, праща, копье и дротик. Видимо, они умели строить дома на земляных и каменных платформах; пищу они запекали в земляных печах, доставшихся от них по наследству и современным жителям островов. От этих первопоселенцев идут, по-видимому, монголоидные черты, обнаруживаемые в антропологическом тине нынешних жителей Фиджи и Полинезии.

Полинезия «множество островов», на которых живут близкие по языку и культуре народы. Первое разделение этого островного мира — на Полинезию западную и восточную. Западная Полинезия, прародина всех полинезийцев, обычно ассоциируется с о-вами Тонга и Самоа. На этих островах развилась высокая культура, общества этих островов были организованы весьма сложно; жители Тонга и Самоа совершали дальние плавания, результатом которых явилось распространение их материальных и духовных ценностей.

Первым европейцем, увидевшим земли Полинезии, считается Ф. Магеллан: в 1521 г. он открыл один из островов в архипелаге Туамоту, назвав его Сан-Пабло. Острова Тонга были открыты голландцами: в 1616 г.— Якобом Лемером (Ле-Ме-ром) и Виллемом Схоутеном (Схаутеном, или Шоутеном,— по-русски его имя передается по-разному), а в 1643 г.— Абелем Тасманом. Честь открытия Самоа принадлежит Якобу Роггевену (1722 г.). В 1774 г. капитан Дж. Кук подошел к берегам о-ва Ниуэ, а в 1791 г. английский капитан Т. Эдварде на судне «Пандора» пристал к берегам Ротума. В историю открытия островов Полинезии навсегда вошли также имена А. Менданьи, де Кироса, Л. А. де Бугенвиля, И. Ф. Крузенштерна, Ю. Ф. Лисянского, О. Е. Коцебу.

Эти мореплаватели, а вслед за ними и другие европейцы — моряки, миссионеры, торговцы, ученые — оставили немало ценных заметок, по которым можно как-то представить себе традиционную жизнь тропических островов.

л а коралловых и вулканических островах издавна научились выращивать таро (важнейший сельскохозяйственный продукт на Самоа; считается, что таро принес и Рассадил по всем островам архипелага самоанский культурный герой Пили — см, и'Ье и № 59), ямсовые бобы (главнейшая культура у ротуманцев и тонганцев, см. этиологические мифы о происхождении ямса — № 70, 74, 75). Кокосовая пальма,

°анан, панданус, хлебное дерево — все эти растения, насчитывающие десятки разносил нос ТРИ

- Давали полинезийцам пищу, строительный материал, материал для пле-ния. Недаром им посвящено столько преданий и сказок.

очти на каждом острове существовали предания, повествующие о происхож-i е 1И ДИКого пеРЦа, из корня которого готовили ритуальный напиток полинезий-каву, или сахарного тростника, или тутового дерева (бруссонеции), луб ко рого щел на изготовление знаменитой полинезийской материи — таны.

Полинезийцы держали собак, свиней и кур, которые попали на Тонга и Самоа, по-видимому, еще в период культуры керамики лапита. Жители о-ва Ниуэ ко времени первых контактов с европейцами не имели свиней и собак, эти животные появляются на острове только в середине XIX в. Тем не менее в языке ниуэ и в ряде топонимов острова присутствует общеиолинезийское слово puaka «свинья»; возможно, свиньи, а также собаки прибыли на Ниуэ с первыми поселенцами, а затем по каким-то причинам перевелись здесь. Свиньи (и иногда куры) фигурируют как в этиологических мифах, так и в мифах об избавлении людей от каннибализма.

Полинезийцы «держали» и рыб: кормили их в специальных затонах, ухаживали за ними (ср. № 12, 96, 118, 119, 140). На островах сооружались искусственные заводи: у берега, на неглубоком рифе, ставилась загородка, так что получался небольшой огороженный водоем с солоноватой водой. Подобные же водоемы устраивали, отгораживая своеобразной дамбой дельту водного потока от него самого.

Традиционной у океанийцев была рыбная и растительная пища; свинина обычно была привилегией вождей и жрецов, ее ели во время пиров и торжеств (ср. № 4, 16, 44, 102). Пищу готовили в земляных печах (полинезийское umu, роту-манское koua). Земляная печь — это неглубокая яма, на дно которой закладывается топливо, а на него - камни или коралловая крошка, при нагревании дающие жар. Сверху кладется завернутая в листья пища, и затем яма покрывается специальным слоем листьев, которые служат как бы крышкой. Диаметр ямы не должен быть очень большим, иначе жар будет слишком быстро выходить из печи; существует даже ротуманская поговорка «Словно коуа с большим отверстием» - так говорят о бесполезном, никчемном человеке.

В пищу шли травы, ягоды, плоды, дикие коренья — все, что можно было взять от тропической флоры, не слишком-то милостивой к жителям островов. Мы нередко представляем себе жизнь островитян чуть ли не райской,— может быть, эта иллюзия идет еще со времен первых европейцев, потрясенных не одним только видом и образом жизни туземцев, но и тем многообразием и многоцветьем, которое их окружало. Но это именно иллюзия, и опровергнуть ее достаточно просто — стоит только вникнуть в рассказы о голодных временах или в легенды о неземном крае изобилия. Более того, будь жизнь островитян действительно райской и беззаботной, едва ли научились бы они запасать пищу впрок, а ведь замечательным достижением полинезийцев было искусство хранения ферментированных (заквашенных) продуктов в особых ямах (см. № 44, 57, 87). Фактически на островах знали приемы примитивного консервирования.

Готовую пищу раскладывали обычно на естественных «тарелках», в качестве которых использовали листья кокосовой пальмы, банана. Ели, сидя на земле скрестив ноги. У ротуманцев было также принято ставить перед вождем или очень знатным гостем некое подобие стола слегка вогнутую доску на четырех невысоких ножках. На такой стол также клали «тарелку» — банановый лист.

Полинезийцы издавна знали много способов ловли рыбы: неводом, сетью, при помощи верши 5, на всевозможные приманки. Сети плели из растительных волокон и прикрепляли к ним грузила раковины различных моллюсков. По легенде, искусство плетения сетей приносят на острова культурные герои вроде самоанского Пили (№ 59) или духи (№ 115).

Сети плелись не только для рыболовного промысла, но и для голубиной охоты, которая наравне с некоторыми другими видами охоты, метанием копий и дротиков, борьбой составляла одно из самых изысканных развлечений и нередко привилегию одних только вождей.

„о одно из важнейших полинезийских ремесел — не ограничивалось Плетение и^

етями Из растительных волокон изготавливали прочные веревки и бечеву,

одним рппмадных напольных до крохотных, тончайших, служивших подарком

циновки (от I pu.i м

шением), опахала — подковообразные, треугольные; плели самые разные

и укР* лаоов и подношений, для хранения реликвий, для переноски пищи,

корзины " тт

« « т гт ^ плели шляпы. Наконец, плели пояса — из растительных волокон, для улова ит. Д.Л1

собачьей шерсти, птичьих перьев. Некоторые пояса, настоящие произведе-

В°Л ' „Г/.ТПЯ пенились так же высоко, как и самые тонкие циновки. Пояса и ци-

ник искусства, це- г;

овки (первыми особенно славился Ниуэ, вторыми — Самоа) служили денежным эквивалентом. Цвет пояса был социально значим: пояса из красных и желтых птичьих перьев носили только люди высокого происхождения, аристократы.

Одеждой полинезийцам служили набедренные повязки из тапы, юбочки или переднички из тапы и листьев. Именно в таком наряде зарисовывали их первые европейцы, побывавшие на островах в составе экспедиций Я. Роггевена, Дж. Кука, Ж. С. Дюмон-Дюрвиля, О. Е. Коцебу 6.

Мужчины и женщины носили украшения из живых цветов, листьев, акульих и собачьих зубов, дерева и кости. Головные уборы делались из скрепленных плетеным шнуром листьев, из намотанной ряд за рядом бечевы (с теменным щитком), из перьев. Головные уборы вождей, воинов, жрецов различались, и по убору можно было судить о социальном положении владельца.

Из кости и дерева делали длиннозубые гребни. В одной ниуэанской сказке такой гребень спасает человека: убегая от преследующего его морского угря, человек бросает державший его волосы 7 красивый гребень, и угорь приостанавливается, чтобы причесаться им [42, с. 202].

Важнейшим украшением, указывавшим помимо всего прочего и на социальное положение носителя, была татуировка. Правила татуировки тела были разными для мужчин и женщин и различались от острова к острову. И хотя в Западной Полинезии искусство татуировки было развито меньше, чем в Восточной (а на Ниуэ вообще отсутствовало), многие народы, например самоанцы, передавали из поколения в поколение предания о родоначальницах и покровительницах этого искусства (ср. № 44^ 45) Так, по самоанским представлениям, Таэма и Тила-фаинга приносят искусство татуировки с Фиджи, причем, окоченев от плавания в холодной воде, все путают и велят татуировать не женщин, как на Фиджи, а мужчин (ср. № 45): Ротуманцы верили, что искусство татуировки пришло к ним с других островов (возможно, тоже с Фиджи) или было принесено духами из подводного мира. Любопытно, что покровительствуют татуировке, по представлениям народов этого региона, именно женщины (ср. ротуманский персонаж из № 18, несомненно тоже соотносимый с представлением о женщине со сверхъестественными способно стями, хранящей тайны ремесла). Татуировку наносили на тело зубчатым инструментом, напоминающим резец; изготавливали его из черепашьего панциря или к°сти (см. также примеч. к № 45). Во

многих сказках и легендах описано традиционное полинезийское жилище.

не зная его реального устройства, можно уяснить себе по крайней мере две характерные черты островного дома: во-первых, дома часто строились на возвыше-

платформах, земляных или каменных (последние нередко были привилегией стен11ЫХ ЛЮДе" И вожДеи)> во-вторых, дома не имели обычных в нашем понимании

стенные и дверные проемы завешивались плетеными циновками-шторами

(см. № 7 и, Го F

одну ' самоанские дома, внешне несколько напоминающие ульи, имели

или две закругленные в плане стены (см. № 42, 43). Внутри дом мог быть разгорожен (обычно на две, реже на три части) — так образовывались внутренние покои. Двух- или четырехскатная крыша устилалась сухими стеблями сахарного тростника, листьями кокосовой пальмы или пандануса. Обычный дом имел столбовую конструкцию: в середине дома ставились один или несколько опорных столбов. Столбы скреплялись со стропилами плетеной бечевой, которую завязывали очень сложным узлом (по некоторым преданиям и мифам, искусство завязывать такие узлы происходит от богов, духов или героев вроде Мауи). Под потолком хранились съестные припасы (ср. № 10, 96). Пол посыпали коралловой крошкой, устилали циновками. Спали на циновках, используя деревянные подголовники.

Помимо обычных жилищ строили и общинные дома - - место собраний, приема гостей, проведения некоторых церемоний. Дома эти обычно имели свою, особую архитектуру. Вот как описывает самоанский общинный дом Те Ранги Хироа: «Крыша выпуклой формы от коньковой балки до карниза имеет закругленные концы. Изгиб достигается использованием гибких стропил, которые для сохранения кривизны подпираются рядом поперечных бревен. Закругленные концы образуются косыми дужками из коротких кусков дерева, укрепленных с помощью замыкающих соединений. На знатность вождя указывает число поперечных бревен... Каждому из гостей отводится особый [опорный] столб, соответственно его рангу» [12, с. 235].

Известны были также кухонные дома; на самом деле это были, собственно, не дома, а невысокие навесы. О таких домах несколько раз говорится в ротуманских текстах (ср. № 7 и примеч. к нему).

Для строительства домов и лодок, для работы по дереву и другим материалам, естественно, требовались инструменты, и главным было% тесло. Существует даже особое понятие «полинезийское тесло» - это инструмент с прямоугольным или плоско-выпуклым поперечным сечением. Перед началом всякой работы тесла (как и другие виды орудий и оружия, см. ниже) проходили ритуальное испытание, а мастера просили покровителя их ремесла наделить инструмент силой и сноровкой. Теслам давались особые названия, о необыкновенных теслах складывались легенды (ср. № 104). Не менее важны были и другие инструменты из раковин, камня, кости: скребки, ножи, режущие пластины, резцы, терочники. Главным земледельческим орудием была заостренная палка-копалка, которой взрыхляли землю под ямс, таро, батат, маниоку. По самоанской легенде, такую палку-копалку вместе с мотыгой и махалкой от мух завещает своим детям или кому-то одному из них культурный герой Пили.

Оружием и одновременно орудием служила полинезийцу палица. Палиц, круглых, заостренных, веерообразных, насчитывалось множество, причем каждый вид имел и свое название, и свое предназначение. Из твердых пород дерева вырезали особые ритуальные палицы. Перед началом военных действий оружие освящалось (ср. № 41, 124); считалось, что в палице заключена магическая сила (см. ниже). В ннуэанском предании о Лауфоли (№ 126) герой не только устрашает врагов своим оружием, но и использует палицу как топор, срубая ею крепчайшее дерево.

Целые тома написаны о полинезийских лодках и о плаваниях, совершенных на них8. Небольшие рыбачьи суда; челноки, предназначенные для недалеких плаваний вдоль берега; военные корабли и катамараны; богато украшенные ладьи вождей; многокорпусные суда для дальних плаваний с закрытыми помещениями на палубах, способные поднять на борт сотни людей и тонны грузов,— вот неполный перечень того, что обычно скрыто для европейца за одним довольно расплывчатым понятием «каноэ».

Ритуал строительства лодок начинался с освящения инструментов и с задаб-

уха деревьев, духа леса; необходимо было, заручившись его поддержкой,

рнван хорОШее дерево9. Приводимая в этой книге легенда о Сине и Лата (№ 62) —

выбрать ? верСИЯ известного общеполинезийского сказания о Рата, который пова-

самоан лодки без разрешения духов. На глазах у изумленного Рата дерево

пил дерево дли

однимеется с земли (в самоанской версии дерево, которое мастера Снны рубят

°*М nl.v плЯ Лата, заставляет подняться дух леса), на лодьу ^

Спуск готовой лодки на воду, оснащение ее веслами и парусами, первое пла-

т>п& быпо связано со сложными и непонятными непосвященному человеку ванне — все иыл«

туалами задабриванием духов моря, молением о благоприятном ветре и хорошей ^огоде Отголоски этих ритуалов сохранились и в сказаниях. Народы, фольклор которых представлен в этой книге, совершали далекие плавания, за исключением, пожалуй, ниуэанцев, которые были наименее «плавучими». Жители небольшого, довольно изолированного острова, они нередко принимали у себя гостей, но о плаваниях своих соотечественников рассказывают как о чем-то необычном. О плаваниях тоиганцев и самоанцев на другие острова (Увеа, Футуна, Фиджи, Ротума) говорят не только предания, но и реальные следы их пребывания там. Славой отважных и искусных мореплавателей издавна пользовались на соседних островах ротуманцы.

Конечно, полностью полагаться на предания о плаваниях древних полинезийцев нельзя, но доля истины в рассказах о путешествиях на чужие земли, ведомые и неведомые, названные и безымянные, есть, и плавания такого рода — один из главных сюжетов островного фольклора,

В преданиях о великих правителях Тонга, Самоа, Фиджи, других больших островов не раз говорится о том, как далеко простиралась их власть, из каких краев везли им дары, жители каких островов платили им дань, где добывали для них камень — для гробниц, платформ, памятников, откуда привозили им знахарей (см. № 27, 99).

Одна из возможных этимологии слова Самоа — «семейство (люди) океана» (от sa-moana, где тоана — общеполинезийское слово со значением «океан, море», см. [26]). Если эта этимология верна, то уже в самом названии островов заключено указание на характернейшую черту древних их жителей, проникших «за небесную завесу к востоку от Фиджи», обладавших «мужеством, чтобы дерзать, волей и искусством, чтобы побеждать» [12, с. 21]. В плаваниях, некогда предпринятых отважными тонганцами, фиджийцами, самоанцами, были освоены и небольшие острова Ниуэ и Ротума, о которых идет речь здесь.

Тонга и Самоа - крупные архипелаги, государства, названия которых известны всякому, кто хоть сколько-нибудь знаком с картой Океании. Ниуэ и Ротума — аленькие, затерянные в океане островки. Фольклор ниуэанцев и ротуманцев бли-

тонганскому и самоанскому во многом именно благодаря великим переселе-? ям «викингов Тихого океана»: осваивая и заселяя другие острова, тонганцы, оанцы, фиджийцы несли на них не только свою материальную культуру, но Духовные ценности, дошедшие до нас в виде мифов, сказаний, сказок, легенд, Песен, пословиц и поговорок.

рим ° ЯЗЫКУ И кУльтУРе о-в Ниуэ ближе к Тонга, Ротума — к Самоа. Мы рассмот-ческ 3^есь последовательно, попытаемся выделить главные, наиболее специфи-черты культуры и общества всех четырех народов.

Ниуэ — небольшой приподнятый атолл, на котором поднимаются над уровнем моря две естественные террасы. Предания острова сохранили его старые поэтические названия: Нуку-лафалафа, «Плоская Земля», Нуку-ту-таха и Моту-ту-фуа, «Одиноко Стоящий Остров», Моту-те-фуа, «Голый Остров». Действительно, остров расположен достаточно изолированно; кроме двух естественных возвышений, на нем нет ни гор, ни холмов, так что он вполне заслуживает название плоского. Что же касается плодородия, то в этом отношении Ниуэ не сильно отличается от других экологически бедных тропических атоллов. Предания сохранили печальные истории о голоде и засухе, но такие же предания рассказываются практически везде, на всех атоллах. Заслуживает внимания одна особенность ниуэанской флоры: здесь почти не растет дикий перец, и поэтому ниуэанцы в отличие от всех прочих полинезийцев не пили кавы 10.

На некотором расстоянии от берега проходило кольцо дороги, соединявшей воедино все важнейшие точки острова. От этой основной дороги отходили, как радиусы, более мелкие, ведшие в глубь острова. По преданию, некогда в самом центре Ниуэ находилось священное селение Палуки (его название сохранилось в названии местности, см. № 124), где проходили встречи и советы вождей.

Из ниуэанских преданий выясняется, что первые люди прибыли на остров издалека, из чужих краев. Мифическую прародину ниуэанцев Тулиа (о ней идет речь, например, в № 104) локализовать на карте Океании не удается; что касается Тонга, о которой также часто говорится в мифах о первых жителях острова, то это может быть не реальная, а любая далекая «чужая» земля.

По-видимому, во второй половине I тысячелетия н. э. остров был заселен выходцами с Тонга, с Самоа и, возможно, с Фиджи. Заселение Ниуэ явилось результатом нескольких последовательных миграций. Язык ниуэ, объединяемый в одну подгруппу с тонганским, имеет целый ряд грамматических и лексических черт, сближающих его с восточнополинезийскими языками и выделяющих его среди всех прочих полинезийских языков. Изучение прошлого этого языка могло бы принести несомненную пользу и изучению полинезийской истории.

Исходно остров делился на одиннадцать поселков (сейчас их двенадцать), и уже из их названий можно судить об истории Ниуэ. Название северо-восточного поселка Лакепа соотносится с фиджийским Лаке(м)ба (один из островов Фиджи); Намуку-лу и Тамакаутонга напоминают тонганские топонимы; есть в топонимике острова и самоанский пласт. Помимо деления на поселки Ниуэ четко делился на две противопоставленные территориальные единицы север (Моту) и юг (Тафити). Граница между севером и югом проходила примерно посередине острова. Деление на север и юг, подкреплявшееся противопоставлением диалектов моту и тафити (сейчас диалектные различия практически утрачены), явно было следствием неодновременности заселения острова. Северные ниуэанцы, моту, по антропологическому типу не отличались от выраженных полинезийцев: это были люди высокого роста, плотного сложения, с крупным скуластым лицом и довольно тонким носом, со светло-коричневой или желтоватой кожей и прямыми черными волосами. В то же время рядом с этим на острове бытовал и другой антропологический тип: люди среднего роста, менее плотного телосложения, с характерными волнистыми или курчавыми волосами, широким носом, более темной кожей, выдающимися челюстями (прогнатизм)-В целом этот антропологический тип близок к меланезийскому.

Различия во внешнем облике жителей острова бросились в глаза уже первым европейцам, побывавшим здесь, например Дж. Уильямсу (ср. [55]). Фактически

чзделен на две эндогамные половины, постоянно враждовавшие друг острой был р«^

с дрУг< v! ачальн0 (видимо, около 700 г. н. э.) остров был заселен предками моту"

пяботавший на Ниуэ, считал, что основная масса этих поселенцев С Перси имш, Fnv

к" с Самоа (выдвигалось даже предположение о том, что они прибыли

Происходила

^ чапала о-ва Саваии, а не с какои-лиоо другой территории Самоа); кроме именно с