1836 Года». 290

В объявлении от имени генерал-губернатора Туркестанской области генерала Черняева, подписанном им 19 июня 1865 года точно так же указывалосы «... Населению предписывается, под страхом обычных наказаний, строго соблюдать все предписания ислама». 290

Все это убедительно свидетельствует о глубокой справедливости замечания Ч. Валиханова о том, что «... мусульманские законы никогда не были приняты киргизами и были введены в степь путем правительственной инициативы вместе с бюрократическими прелестями внешних приказов». 290

Необходимо, однако, подчеркнуть, что рост влияния ислама в Казахстане объяснялся не только покровительством царизма этой 290

религии. Он был обусловлен не в меныпей степени внутренними законами развития самого казахского общества и, прежде всего — все большим обострением социальных противоречий, усилением протеста социальных низов против непомерно возросшего угнетения со стороны местных эксплуататоров. Казахские баи и феодалы прекрасно понимали, что ислам - это лучшее духовное средство подчинения масс своей воле. Поэтому они не только сами стали фанатичными приверженцами мусульманства, но и рьяно насаждали его среди народа, не останавливаясь подчас даже перед насильственным принуждением его к этой вере. Достаточно напомнить здесь хорошо известные всем факты насильственного принуждения ханом Букеевской (Внутренней орды) Джангером (первая половина XIX в.) посещать казахам мечети для отправления культовых обрядов ислама. Господствующая казахская знать позаботилась и о том, чтобы обеспечить аулы, все летовки и зимовки служителями мусульманского культа. Пользуясь всемерной поддержкой царизма ей удалось вскоре наводнить Степь мечетями и обслуживающих их священниками. Во всех аулах сновали муллы. По данным Н.Г. Веселитского в 1871 г. только в одном городе Копале и его станицах на 1020 человек обоего пола приходилось 17 представителей мусульманского духовенства. Стали появляться «святые места и могилы» -эти неизменные спутники и атрибуты мусульманства, возникли мусульманские религиозные школы мектебы - первые рассадники религиозной грамоты среди народа. В 1886 г. в Акмолинской области было 12 магометанских школ с количеством учащихся в 42 человека, в Семиполатинской -151 школа,. в которой обучалось 5083 человека и т.д. 291

Наставники мусульманства и прежде всего муллы развернули широкую деятельность по внедрению в сознание казахского народа исламского религиозного фанатизма. Особенно усердствовали татарские и среднеазиатские представители мусульманского духовенства, которые сами были заражены изрядной долей фанатизма. Они не ограничились устной пропагандой ислама в Казахстана, но и стали снабжать степь исламской литературой, охотно приобретаемой и осваимой новыми прозелитами исламского вероучения из среды казахской знати. По данным Л. Климовича только в 40-х - 50-х годах XIX казахская Степь поглотила десятки, а то и сотни тысяч экземпляров Корана и хафтика. Кроме того получили распространение «Иман шорти» и др. религиозная макулатуа, издаваемая в типографии Казанского университета и распространяемая нарождающейся татарской буржуазией. Результаты подобной настойчивости и яростной пропаганды ислама среди казахского народа не заставили себя долго ждать. «Киргиз, как подобает живо увлекающемуся сыну степи, - с тревогой писал по этому поводу Ч. Валиханов. - по уши погрузился в ислам и не терпит ничего, что не согласно с Кораном. Песни, древние поэмы, борьба, свобода женского пола и участие его в публичных увеселениях - все начинает выходить из употребления. Нашлось уже много ратоборцев гаремного заключения и бедные (жены) их, заключенные в юртах, украдкой вырезают войлок юрты, чтобы смотреть (на) белый свет и на проходящих. Такова натура женщин: они мучаются и страдают до тех пор, пока не вкусят запретный плод. Старики жалуются на новизну: женщины симпатизируют тайно мнению стариков, молодежь, большей частью, колеблется - до женитьбы они вспоминают старину, а с женитьбой тот час делают тауба (раскаяние) и исправно совершают требы; но заповеди и высокое подражание пророку (сунне) оставляют в стороне» . 292

В конкретно-исторических условиях Казахстана второй половины XIX в. мусульманское духовенство и религия ислам играли реакционную роль. Они были использованы социальными верхами казахского общества для освящения своего господствующего положения в Степи авторитетом веры, сеяли среди народа невежество и чувства покорности и беспрекословного подчинения воле власть имущих, ставили непреодолимые препятствия на пути общественного прогресса. Кроме того они сами выступали как сила подвергающая гнету народные массы посредством духовного порабощения масс . 293

Вытесняя подлинно народные обычаи и традиции на обочину истории они стремились заменить их таким религиозным культом и ритуалами, которые бы позволяли им наживаться за счет народа. Особенно рьяно старались они превратить в постоянный источник своего обогащения обряды ритуального обрезания, бракосочетания, погребения и т.д. Они постоянно занимались вымогательством и взятками о чем убедительно свидетельствуют многочисленные жалобы народа на мулл в адрес российских и местных властей. Как рассказал в своей статье «О муллах в киргизской степи», опубликованной в 1874 г., известный публицист Ш. Ибрагимов: «Не очень давно поступила в Приказ (Каркаралинский окружной Приказ - О.С.) жалоба киргизки Бабеки на своего Ахуна за неповенчание дочери ее с выбранным ею женихом». Обряд был совершен упомянутым Ахуном только после получения той суммы мзды, которую он сам назначил. Такого рода поведение представителей мусульманского духовенства было практически предустановленным правилом, а не исключением. Тот же Ш. Ибрагимов основе неопровержимых фактов самым убедительнейшим образом разоблачал ухищренные методы и приемы безжалостного ограбления народа священнослужителями ислама. 293

Мусульманство в той форме, в которой оно господствовало в Казахстане абсолютно закрыло дорогу проявлению всяких форм светской жизни. препятствовало распространению светского знания и светского образования, мешало проникновению в степь передовой русской и европейской культуры. Все это естественно вызвало серьезную озабоченность прогрессивных людей Казахстана и особенно Ч. Валиханова. В своей статье «О мусульманстве в степи» он писал: «У нас в степи теперь период двоеверия, как было на Руси во времена преподобного Нестора. Наши книжники так же энергически, как книжники древней Руси, преследуют свою народную старину. Наши предания, эпосы, юридические и судебные обычаи они заклеймили позорным именем войлочной книги, а наши языческие обряды, игры и торжества они называют не иначе как бесовскими. Вообще киргизскому народу предстоит гибельная перспектива достигнуть европейской цивилизации не иначе, как пройдя через татарский (т.е. мусульманский - О.С.) период, как русские прошли через период византийский». Именно поэтому он решил выступить с резким осуждением деятельности мусульманских священнослужителей в Степи и обратиться к передовым силам русского общества и либерально мыслящим представителям царского правительства с просьбой оградить свой народ от тлетворного влияния ислама. Критика Ч. Валихановым мусульманского, да и всякого вообще духовенства, поскольку он достаточно полно, хотя и кратко выражал свое отрицательное отношение к служителям православной церкви России и священнослужителям всех церквей вообще убедительно свидетельствует о том, что он был не только убежденным антиклерикалом, но и одним из выдающихся представителей антиклерикального движения и мысли. 294

В своих выдающихся работах, таких как «О состоянии Алтышара или Шести Восточных городов Китайской провинции Нан-Лу (Малой Бухарии) в 1858-1859 годах», «Следы шаманства у киргизов», «О мусульманстве в степи», «Записка о судебной реформе», «Очерки Джунгарии» и многих других он, раскрывая весь свой талант замечателыюго писателя, эрудированного и глубокого исследователя, тонкого сатирика и страстного обличителя, наглядно показывает тот колоссальный вред, который наносит клерикализм вообще и мусульманский в особенности, как наиболее фанатичный, делу исторического прогресса человечества. Он неопровержимо доказал на конкретных исторических фактах, что это обусловлено прежде всего тем что лерикалы всюду поддерживают реакционные политические режимы, а в азиатских странах они являются надежной опорой «монархического деспотизма восточных владельцев», всеми силами оказывают им поддержку в проведении реакционной политики подавления и угнетения народа. Но дело не только в этом. Азиатские клерикалы всячески содействуя невежеству и забитости народа сами занимаются вымогательством, собирают подати с земель, принадлежащих мечетям, дань во имя «святых», «изобретенных воображением фанатичных мусульман или корыстолюбием духовенства» и таким образом сосредотачивают в своих руках огромные богатства. Особенно острой критике подвергал он грабительскую деятельность мусульманского духовенства в Казахстане. Учитывая постоянное стремление святых отцов мечети «обманывать доверчивый народ» он пишет: «Мы не знаем есть ли где-нибудь на свете такие жадные лихоимцы, как наше русское мусульманское духовенство. К самому муфтию, этом у высшему мусульманскому духовному лицу в России, нельзя иначе обратиться с просьбой, как положив деньги в прошение». Наряду с этим казахский просветитель в полном объеме раскрыл отвратительное ханжество, лицемерие, изуверство и фанатизм «.служителей» Аллаха. Согласно его глубоким убеждениям именно благодаря этим качествам азиатское духовенство не только приостановило, но и обусловило собой попятное движение некогда цветущих оазисов Восточной культуры. Благодаря усилиям « бухарской инквизиции» народы некоторых стран вынуждены были отречься от былых культурных ценностей, а подчас предавали их разрушениям и полному уничтожению. Только поэтому писал Ч. Валиханов: «в Маврельнагре (нынешняя Бухара, Хива, Коканд) в самой просвещенной и богатой стране древнего Востока (в XIУ и ХУ вв.) теперь господствуют невежество и бедность более, чем где-нибудь. Библиотеки Самарканда, Ташкента, Ферганы (в Кокандском ханстве), Хивы, Бухары и проч., обсерватория в Самарканде безвозвратно погибли под беспощадной рукой татарского вандализма и бухарской инквизиции, которая предала проклятию всякое знание, кроме религиозного». Но не только центры развития наук пришли в упадок. «Даже монументальные памятники прошедшей культуры подверглись гонениям мулл, как подражание немвродовскому столпотворению, как греховная борьба человека с творчеством аллаха; только мечети, медресе (училища) и гробницы магометанских святых, только клопная яма (кенехане) и еще и еще башня мунар, с которой бросают преступников, сохранились до наших дней благодаря благому назначению». 295

Особое возмущение Ч. Валиханова вызывало то обстоятельство, что духовные отцы мусульманской церкви, будучи сами совершенно невежественными, сосредотачивали в своих руках все дело народного просвещения. Разумеется оно однозначно носило религиозный характер. «В Азии существует образование исключительно религиозное» -отмечал просветитель, - и, чтобы получить его вовсе нет особой необходимости обучаться в школах, осваивать учебники, читать книги и т.д.». Образование сводится духовенством лишь к минимуму знаний о внешних обрядах веры и к отрывочным и поверхностным сведениям о религиозных книгах, услышанных из уст различных проповедников магометанства. «Кто исполняет наружные обряды веры, умеет услащать свою речь цитатами из Хафиза, Мевлеви-Джами и знает разные анекдоты и героические повести вроде Абумуслима и проч., считается человеком сведущим и образованным». В другом месте он характеризует мусульманское образование как «мертвечину», как бездумное «долбления текстов из Корана на арабском языке без всяких комментариев и переводов и заучивание на память всякой схоластической ерунды». Для получения такого образования, полагал он,. «не нужно учиться в школах, а стоит потолкаться на базарах, где дервиши рассказывают все это очень красноречиво» . 297

Таким образом и в деле народного просвещения духовенство не вносит ничего, кроме вреда, не содействует, а препятствует распространению истинных знаний, подлинного образования.. Ч. Валиханов не был склонен видеть что-либо позитивное в деятельности клерикалов и однозначно поставил их под острый огонь своей критики, которая, как это следует из вышеизложенного, была абсолютно бескомпромиссной. С другой стороны он не мог не понимать, что беспрепятственное господство клерикализма - это явление далеко не случайное, а обусловленное историческими обстоятельствами. Сам он полагал, что глубокие корни беспрекословного авторитета и непреодолимого влияния клерикального сословия на общественную жизнь кроются, прежде всего, в невежестве и средневековой отсталости всей массы общества. Не последнюю роль в укреплении общественных позиций клерикализма он справедливо отводил и той поддержке, которую оказывали этому реакционному движению господствующие силы общества, а в азиатских странах еще и деспотическая власть владельцев. Совершенно естественно возникал вопрос о том, какие силы могут противостоять натиску церкви и его духовных пастырей. В реальной ситуации середины XIX в. таких сил в недрах самого общества не было. И никто не знал этого лучше, чем сам казахский просветитель. Но вместе с тем. он никак не мог примириться с господствующим положением духовенства и церкви в обществе. Полагая, что интересы исторического прогресса настоятельно и незамедлительно требуют ограждения общества от реакционного влияния клерикалов всех мастей, а просвещение и свобода могут придти на смену отсталости и господству имущих не скоро, он возложил свои надежды в борьбе против засилья и гнета церковников на разум и совесть цивилизованного русского правительства, а так же на недовольных происками духовенства широких слоев народа. Именно поэтому в своей статье «О мусульманстве в степи» он дал целую программу либерально-демократических мер ограничения власти церкви и ее служителей на территории Казахстана. Эти меры предусматривали реализацию максимума возможного в борьбе против клерикализма, кроме насилия. «Мы далеки от того, чтобы советовать русскому правительству вводить в степь христианство каким бы то ни было энергическим путем, точно так же не предлагаем ему преследовать ислам, подобные крутые меры ведут всегда к противным результатам». Будучи принципиальным противником насильственных мер борьбы против клерикалов, он в то же самое время считал, что достаточно осуществить продуманные пути мирного воздействия против духовенства, чтобы дать возможность народным массам легче вздохнуть. В условиях Казахстана, полагал он далее, положительные результаты могли бы дать во-первых, выведение Казахской степи из под ведомства Оренбургского муфтия, по той простой причине, что верования казахов значительно отличаются от верования других мусульманских народов, находящихся под ведомством указанного муфтия. Вместо этого назначить особого областного ахуна, поставив его деятельность под контроль областного правления. Во-вторых, утверждать в звании мулл только представителей коренных жителей, т.е. казахов или казахских ходжей, если будут настоятельные просьбы в том со стороны народа. В третьих, не назначать мулл более одного в округе. В-четвертых, строго ограничить деятельность фанатически настроенных представителей духовенства из стран Средней Азии и татарских семинаристов, которые занимаются активной пропагандой ислама среди казахов, путем втягивания их в разные дервишеские и мистические общества. 298

Конечно, Ч. Валиханов превосходно понимал, что этих мер далеко не достаточно, чтобы успешно бороться с таким злом, какое представляет из себя церковь и его служители. Но он искренне надеялся, что до тех пор, пока не будет полностью преодолено невежество народа, путем его просвещения и в обществе не утвердятся действительно демократические порядки, любые меры, направленные против гнета церкви могут оказаться полезными. 299

Таким образом Ч. Валиханов выступил на исторической арене своего времени как непримиримый борец против церкви и духовенства. Эта его борьба носила прогрессивный характер, поскольку подрывала веру людей в ложный авторитет фанатичных носителей и распространителей религиозной идеологии. Она помогала расчистить пути проникновению в народную среду подлинных знаний, служила целям облегчения тяжелой участи простых народных масс и несомненно представляет собой значительный вклад в процесс развития передовой социально-политической мысли. 299