3. Идеи свободомыслия в казахских народных сказках.

В весьма своеобразной форме нашли свое выражение элементы свободомыслия, атеизма и наивного материализма в казахских народных сказках. Специфика сказки, как особого жанра народного творчества состоит в том, что в подавляющем большинстве случаев отражает действительность в фантастических образах. Однако это отнюдь не отрывает подлинно народную сказку от реальной почвы. Даже в самых что ни есть фантастических сказках народ сумел в аллегорическом, иносказательном виде выразить свое отношение к реальным явлениям жизни, дать им свою характеристику и оценку.

Взлет народной мысли достиг в сказках столь большой высоты, что иные из них, возникнув в глубокой древности, приобрели значение поистине неувядаемой ценности для всех последующих поколений людей. Неслучайно сказки многих народов, казахского народа в том числе, стали предметом специального исследования различных отраслей научных знаний и стали таковыми вполне заслуженно.

Сбор и изучение казахских народных сказок начинается еше в прошлом столетии. Основу этого важного и благородного дела заложили такие выдающиеся ученые-востоковеды как Г.И.Спасский, А.И.Левшин, А.Е.Алектаров, А.В.Васильев, И.И.Крафт, И.Борисовский, В.А.Радлов, И.К.Березин, А.Белослюдов, И.Мелиоранский, Н.Пантусов, Г.Потанин, А.А.Диваев, и другие.

Среди дореволюционной казахской интеллигенции изучению народных сказок уделяли большое внимание выдающиеся казахские просветители Ч.Валиханов, Абай Кунанбаев, Ибрай Алтынсарин и некоторые другие. Они не только собирали и знакомили широкие слои общества с казахскими народными сказками, но и сделали первые попытки их анализа, их сравнения со сказками других народов. Особые заслуги принадлежат в этом отношении Ч.Валиханову, который был блестящим знатоком не только казахского, но и русского фольклора, а также устного народного творчества киргизов и других восточных народов. Ч.Валиханов установил близость содержания многих казахских и русских народных сказок. Подводя итоги своим сравнительным исследованиям, о написал: «В собрании Афанасьева я нашел только шесть сказо неизвестных мне по киргизской редакции»⁷³

Однако, до падения царизма в России, исследования сказок казахского народа носило в основном разрозненный, отрывочный, эпизодический характер. Лишь после падения царизма было налажено систематическое изучение богатого сказочного наследия казахов. Особый вклад в дело сбора, публикации и исследования казахских народных сказок внесли такие известные ученые как М.О.Ауэзов, Л.Соболев, В.М.Седельников, Н.С.Смирнова, Е.Исмаилов, Е.Д.Турсунов и многие другие, Благодаря их настойчивым поискам было собрано, классифицировано и опубликовано значительное количество казахских народных сказок, проведен их сравнительный анализ, выявлена особенность их сюжета, литературной формы и т. д. и т. п. Таким образом проделана поистине огромная работа и, тем не менее, не все здесь доведено до конца.

Сказки - это неисчерпаемый родник народной мудрости. Они так многообразны и богаты по своему сюжету, мыслям, содержанию, форме и т. д., что невозможно сразу же охватить все их аспекты, выявить в полном объеме их действительную роль в истории казахской народной культуры, их значение для современности. Многие стороны казахских сказок все еще изучены не в такой мере в какой это должно быть сделано. Особенно слабо исследовано идейное содержание сказок казахского народа. Анализу мировоззренческого аспекта сказок ученые до сих пор уделяли явно недостаточное внимание, хотя каждому совершенно очевидно, что по богатству своего идейного содержания народные сказки ничуть не уступают многообразию их сюжетов, литературной формы, художественного образа и т. д.

Подлинно народные сказки неизменно отражают дух и мировосприятие трудящихся масс, их жизнь, надежду, чаяния, мечты и настроения, герои их, как правило, обыкновенные люди, выходцы из простого народа, смелые и добрые. Как замечает профессор Н.С.Смирнова «...Они честны, справедливы отзывчивы. Характеры у них волевые. Раз начатое дело они доводят до конца, находят выход из любого положения.

Красивы и благородны в героях их любовь к людям, их желание послужить человеку, их ум»⁷⁴

Напротив: «В характерах врагов героя показаны свойства низких душ: они лживы, безжалостны и жадны. Сокровища природы, захваченные ими, запрятаны глубоко в землю. Сами враги не пользуются ими и не дают пользоваться другим»⁷⁵.

Таким образом, сказка всегда стояла на стороне народа. Иначе и не могло быть, потому что ее творил сам народ.

Хорошо известно, что народ терпел притеснения не только со стороны ханов, баев, биев и т. д. Он терпел притеснения также и со стороны религии и ее служителей - всякого рода ходжей, иманов, ишанов и, особенно, мулл. Поэтому не случайно, во многих казахских народных сказках, не смотря на всю их фантастичность, нашли свое отражение антирелигиозные и, особенно, антиисламские, антиклерикальные настроения масс.

Исследователи разделяют народные сказки на: а) волшебные, б) сказки о животных, в) бытовые, Такая классификация их является вполне обоснованной и значительно облегчает их изучение. Антирелигиозные мотивы нашли свое выражение во всех этих разновидностях, но не во всех одинаково. Особенно сильно и остро антирелигиозные настроения казахского народа отразились в бытовых, сатирических сказках и анекдотах. В некоторых волшебных сказках, преданиях и легендах, напротив, заметно довольно сильное влияние религиозной идеологии господствующих сил общества. Так, например, серия сказок о мусульманских угодниках, пророках и святых, в сказке о голубях, о Момунбае и семи ветрах, в легенде о Казы-Куртовском ковчеге, о Едиге-батые, и некоторых других, в тех их вариантах, которые были собраны и опубликованы Н.И.Пантусовым и А.А.Диваевым несомненно влияние ислама. Эти и подобные им сказки по-видимому получили распространение в более поздние времена, когда ислам не только проник в Казахстан, но и успел пустить свои корни в сознание казахских аристократических кругов. В других волшебных сказках о животных сохранились следы тотемизма, шаманства, анимизма, магии - древних верований казахов. Но даже в сказках и преданиях подобного рода нет-нет да и пробивалась довольно сильная антирелигиозная струя. Например, в той же легенде об Эдиге-батыре в варианте А.А.Диваева.

В целом, при всем заметном влиянии религиозного духа степной знати, особенно в позднейшие время (XIX век), казахские народные сказки полностью свободны от религиозного фанатизма, что уже само по себе явление довольно примечательное. Более того. На подавляющем большинстве их лежит глубокая печать народного свободомыслия и вольнодумства, печать неукротимого стремления трудящихся к борьбе против того, что препятствовало достижения счастья, в том числе против религии и ее служителей.

В них казахский народ безжалостно разоблачал и остроумно выемеивал основные пороки мусульманских священнослужителей: их невежество, ханжество, коварство, жадность, жажду к наживе за счет других, нравственную нечитстоплотность и т. д. и т. п.

Меткой, разящей сатирой приковывает народ к позорному столбу мусульманских мулл в таких своих повествованиях как "Бай, мулла и мед", "Рассказчик и мулла", "Как джигит муллу угощал", "Толкователь снов", "Тулпар", "Святой осел", "Золотая ослиха и волшебный заяц", в серии сказок о хитром Тазше (плешивом), об Алдаре-Косе, Жиренше-шешене и многих других. Герои в них умные, находчивые представители простого народа, - бедняки, обездоленные, нищие, сироты и т. д. Они добры к людям. Никто не в силах остановит их горячее стремление одурачить извечных притеснителей народа - баев и мулл. Несмотря на все сложные перипетии борьбы, они всегда одерживают побөду.

Антиклерикальная сущность этих сказок достаточно ясна и нет особой нужды доказывать это. Восхищение вызывает совсем другое. Удивительно то, что в условиях постоянного экономического, политического и духовного гнета, полной забитости, поголовной неграмотности и темноты в народе находились силы, способные в сущности правильно подметить действительно реакционные черты мусульманства, антирелигиозный характер деятельности священнослужителей ислама. Конечно, уровень критики духовенства здесь еще не высок. Все острие народной критической мысли направлено против служителей духовенства, но не против самого этого духовенства. И это вполне понятно. Вместе с тем в выявлении пороков мусульманского духовенства казахская сказка уже поднимается на довольно высокую ступень обобщения. Чтобы убедиться в этом достаточно рассмотреть содержание некоторых из них.

Так, в анекдоте "Бай, мулла и мед" высмеивается хитрость и коварство муллы, глупого бая, скупость их обоих. Здест рассказывается как мулла и бай, найдя в степи пчелиный мед старались перехитрить друг друга и присвоить находку каждый себе. Они уговорились отдать мед тому из них, кто дольше промолчит. Но жадность муллы взяла вверх. Не выдержав, он первым набросился на мед и начал его есть, а глупый и злой бай стал на него ругаться и таким образом проиграл находку.

В анекдоте «Как джигит муллу угощал» говориться: «Один сосед рассказывал соседям:

- Приезжает ко мне мулла и требует, чтобы я накормил его и ишака. А у меня кроме мяса и сена₅ ничего не былою Предложил, что было. Мулла и ишак посмотрели, покачали головами и отправились дальше.

Соседи в один голос закричали,

- Не может быть, чтобы мулла отказался от мяса, а ишак от сена.

- Да я мулле дал сена, а ишаку мяса, - сказал джигит».

Остроумен и поучителен по своему содержанию и мысли и другой анекдот «Рассказчик и мулла». «Жил в одном ауле знаменитый рассказчик, - говориться в нем, - и больше всего он рассказывал сказки о проделках тамошнего муллы.

Приходит к нему мулла и говорит:

- Не рассказывай про меня сказок.

- Хорошо, сказал рассказчик,- буду говорить были.

- Это еще хуже! - закричал мулла».

Точно также остроумно и бойко разоблачаются пороки духовенства и во многих других сказках и анекдотах подобного рода.

Таким образов мулла - это воплощение слабостей и отвратительных свойств духовенства вообще. Если он плут и мошенник, то таковы все служители мусульманского культа. Если лицемерие и ханжество, жадность и страсть к наживе, невежество и безнравственность и т. д. находят свое наиболее яркое выражение в поступках и деятельности муллы, то только потому, что мулла - это воплощенный образ мусульманского духовенства как такового.

В иных же случаях казахский народ, описывая различные проделки отдельно взятого муллы, сам делает широкие обобщения. путем распространения пороков отдельных представителей духовенства на все духовенство вообще. Так, в "Тулпаре" рассказывается о хитрости рыжего муллы, который обманным путем заставлял в течение целого года работать на себя по сути дела задаром работника по имени Отежан. А когда работник стал требовать положенной ему платы, то мулла дал дынное семя, доказывая при этом, что эта плата является высокой. Сколько работник не спорил он так и не сумел переспорить муллу.

Вывод недвусмысленно гласит: "Кто поборет дерево, тот переспорит муллу!"

В другом месте тот же Отежан, которому удалось из дынного семени вырастить дыню и, перехитрив бая, продать за 50 золотых, вынужден был отдать мулле половину выручки. И опять Отежан не смог доказать своих прав на полную сумму вырученных денег. Мулла опять переспорил его. И снова звучит вывод: "Кто поднимет гору, тот переспорит муллу!"

Конечно, Отежан в конце концов отомстил мулле и одержал над ним победу. Такая оптимистическая вера в трржество народной мудрости и доброты над злыми помьірлами и глупостью духовенства характерна для всех сказок, содержащих антирелигиозные мотивы. Это безусловно следует подчеркнуть. Но важно отметить и то, что вывод о коварстве и хитрости муллы, об антинародной сущности всей его деятельности, сделанный в сказке "Тулпар", как во многих других сказках, является настолько типичным, что невозможно не заметить его.

Антиклерикализм несомненно существенная, но не единственная особенность содержания казахских сказок. Другой, не менее важной, особенностью их является их не религиозность. Разумеется, это вовсе не значит, что в казахских сказках дана систематическая критика религиозных взглядов. Было бы наивным ожидать это. Но нелепость и бессмысленность основных идей в религии некоторых из них раскрыта достаточно остроумно, умело и убедительно, хотя раскрыта она в присущей сказке аллегорической форме.

Точно в такой же форме аллегории казахская сказка высмеяла наивную веру невежественных людей в божество и божественные благодеяния, загробный мир, веру в «святых», пророков и других религиозных праведников. Народ выразил глубокое понимание того простого в своей сущности факта, что слепой верой людей в бога, как и религиозным пристрастием и поклонением пользуются всякого рода плуты и мошенники, коварные и подлые обманщики и воры, эксплуататоры, баи и прочие.

Так, в сказке «Бай и бедняк», злой и жадный бай, пользуясь невежеством и слепым преклонением бедняка перед мусульманской религией, заставляет его изгнать из родного дома своих любимых сынов Хасена и Хусаина, которые случайно перехватили у богача дар волшебной птицы. У изголовья человека, владеющего этим чудесным даром, каждый раз после его пробуждения ото сна появлялся мешок с золотом. Когда изумленный бедняк рассказал баю о таком небывалом чуде, бай зло ответил: «Скверное дело, Это вмешались духи. Я как-то спрашивал у Хазрета об этом, и он, по милости аллаха, ответил: «Дух испортил такого человека, его надо немедленно повесить. Возьми ты их, увези куда-нибудь и убей, иначе не будет тебе добра в жизни от таких детей!»

Бедняк поверил религиозным басням бая, увез своих детей далеко в лес. Но родительская любовь не позволила ему убить Хасена и Хусаина, и он оставил их в лесу, а сам незаметно. За свою веру бедняк впоследствии поплатился невероятными страданиями. А Хасен и Хусаин после долгих перипетий борьбы и побед над злыми силами, завоевывают свое счастье, сами становятся ханами и приобретают несметные богатства. Однако они не забывают своих родителей, ищут и находят их совсем постаревшими, больными и обнищавшими. При встрече, обрадованный отец откровенно рассказал сыновьям о том, как коварный бай посредством жестокого обмана заставлял из зависти и чувства мести убить их. Бай сказал, говорит он, что «по воле аллаха я должен убить вас, потому что вами овладел злой дух!». Но это оказалось ложью.

Таким образом раскрылась лживость религиозного представления о злом духе, который, якобы, может переселиться в людей и вредить им. Одновременно в своеобразной форме показана социальная роль религии, как духовного оружия подчинения бедняков воле властвующей и богатой степной знати. Таковы антирелигиозные идеи многих казахских сказок. В предельно простом и доступном виде в них явно выражено стремление оградить народ от религиозного обмана, не дать социально-враждебным силам возможности воспользоваться религиозным заблуждением масс в целях их эксплуатации и порабощения.

В некоторых казахских сказках, напротив, герои (Тазша, Алдар-Косе, Жиренше-шешен, Пискун и др.) полюзуются религиозным ханжеством своих врагов для того, чтобы отомстить им, отнять у них богатство, проучить за притеснения и гнет. Характерны в этом отношении похождения тазши (т. е. плешивого) Кейкуата, который (в сказке «Девять тазшей» в редакции А.А.Диваева) жестоко наказывает своих богатых обидчиков (других восемь тазшей), умело используя их глупость и слепую веру в бога.

«У Кейкуата был вол, - рассказывается здесь. - Вот восемь тазшей этого вола и убили прямо на пастбище. Кейкуат искал, искал вола, нашел, стал с него шкуру сдирать. Смотрит: возле него девять верблюдов сгрудились. Подогнал этих верблюдов Кейкуат к себе поближе, намазал им головы кровью убитого вола. А тут человек какой-то подходит и говорит Кейкуату: Ищу девять моих белоголовых верблюдов, - не видал ли ты? Кейкуат ему: Белоголовых не видел. У меня самого девять красноголовых». Этот человек своих верблюдов не узнал, пошел восвояси.

Когда он ушел, Кейкуат навьючил воловье мясо на верблюда и погнал верблюдов к себе в аул. Только вернулся домой, восемь тазшей к нему подходят и спрашивают: «Откуда верблюдов взял? Кейкуат отвечает: Коль зарезать вола, да попросить у бога, он всякому таких верблюдов пошлет. Услыхали про то восемь тазшей, зарезали восемь волов и стали верблюдов у бога просить, да только бог верблюдов им не дал».

Так из-за своей глупой веры в несуществующего бога, в его всемогущество, доброту, сверхъестественные способности вознаграждать людей богатством, а также из-за ненасытной жажды к наживе, враги народного героя терпят позорное поражение, лишаются всего, что у них было, а герой, напротив, благодаря своему уму, находчивости и неизменному реализму постоянно одерживает победы. Также поступают и герои сказок «Как молодой тазша обдурил старого», «Как Тазша двух ханов примерил» и т. д. В них Тазша попросту надсмехается над религиозными заблуждениями своих врагов. То он жестоко казнит старого обманщика, который хотел воспользоваться «авторитетом» религии, что бы убить его, то он использует религиозную веру людей, чтобы пленить хана и т. д. Причем сам он никогда не сходит с твердой почвы реально действительности. Аналогичным образом борется против сво эксплуататоров, духовенства в том числе, и другой национальный герой Алдар-Косе. Алдар неутомим в выдумках различных проделок, от которых здорово-таки достается баям и мулам. Он постоянно мстит им за обиды, неизменно превосходит их умом, выставляет на посмешище перед всем миром их ханжество и невежество. Баи и муллы, как правило, не выдерживают проделок Алдара и, несмотря на свою непреодолимую жадность, отдают ему то свою богатую шубу, то самых жирных баранов, то лучших коней, а однажды один бай даже выдает за него замуж свою дочь без калыма. («Бай-музыкант и Алдар-Косе», «Чудесная шуба Алдара-Косе», «Ловкий обманщик», «Алдар-Косе и Шигибай», «Алдар-Косе и скупой друг» и т. д.)-

Алдар - это веселый, жизнерадостный человек. Он типичный народный вольнодумец, полностью свободный от всяких суеверий и предрассудков, Его не запугаешь никакими самыми страшными выдумками религии. Он не боится не божьей кары, ни черта, ни шайтана. Он сам проделывает с выдуманными религиозным воображением людей нвңистыми силами такие штучки, что невольно исчезает всякая охота поверить в их реальность, в их могущество и силу. То он заставляет усталых чертей долгое время возить себя, то он наказывает их за глупость самым безжалостным образом, то забирает у них золото и другие ценности, оставляя взамен всякие безделушки. Он вызывает у нечистых сил страх перед собой и бесприкословное повиновение («Алдар-Косе и черти», «Алдар-Косе и дьявол», «Алдар-Косе и черт» и др.)-

В описании взаимоотношения Алдара-Косе с темными силами, выдуманными религиозной фантазией богословов, несомненно нашли свое отражение антирелигиозные настроения масс, их пренебрежение к мусульманской вере.

Как в приведенных выше, так и в некоторых других преданиях, легендах и сказках казахи подвергают еомнению, а то и начисто отвергают религиозную идею загробного мира. Трудовой народ никак не мог соотнести свой повседневный жизненный опыт с догмами мусульманской веры. Религия твердила одно, а жизнь показывала совсем другое, нечто совершенно противоположное. И, разумеется, все это не могло ускользнуть из поля зрения народа. Особенно часто народ сталкивался с идеей потустороннего, загробного мира. Духовенство настойчиво проповедовало религиозное учение об аде и рае, о страшном суде и мучительных наказаниях за земные проступки и грехи перед богом в ином, неземном мире. Здравый смысл и повседневный опыт подсказывали народу абсолютную нелепость, полную абсурдность всех этих и им подобных идей и он по достоинству оценил их в своем устном творчестве. Среди здоровых сил народа такие идеи вызывали не более чем веселый и добродушный смех. Эти силы никогда не принимали религиозные взгляды о потустороннем мире всерьез и рассматривали их как выдумки, стоящие в ряду многих других выдумок человеческого воображения. В числе разнообразных материалов устного народного творчества казахов, собранных А.А.Диваевым, имеется одна весьма любопытная былина, как ее называет сам собиратель, о мурзе Эдиге-батыре. Судя по содержанию это не былина, а, скорее всего, легенда-сказка о батыре Едиге. В поздних своих редакциях и переработках она подверглась неузнаваемым изменениям и была сильно засорена мусульманскими религиозными мотивами. В некоторых вариантах этой легенды, в том числе и в том, который был опубликован А.А.Диваевым, содержатся мусульманские идеи о всевышнем, внимающим молитвам правоверных, о святых, о нравоучениях пророка и т. д. и т. п. Вместе с тем легенда довольно умело разоблачает нелепость слепой религиозной веры людей в загробный мир. В варианте А.А.Диваева Ша-Темир-Хан, желая овладеть красавицей женой Эдиге-Батыра, посылает его на тот свет проведать своих родителей и принести от них весточку. Ханские стражники хватают Эдиге и бросают его в костер. Но жена Эдиге обращается в огромную птицу и незаметно выносит мужа из огня, а затем, когда он догорает и гаснет, зарывает его в золу. На другой день на глазах удивленного народа, собравшегося посмотреть, что же случилось с Эдиге, этот последний вылезает из золы живой и невредимый. Более того. Он идет к Ша-Темир-Хану и передает ему письмо якобы посланное родителями хана с того света. "В этом письме покойный родитөль хана писал своему сыну, что он пребывает в добром здравии, пользуется всеми блаженствами нескончаемой загробной жизни, и что царь земной не может даже и помышлять о таких блаженствах.

Прочтя это письмо, - говориться далее в легенде, - хан пришел в умиление и воскликнул в экстазе: «О, боже! Неужели ты не пошлешь мне тех же блаженств, если я отправлюсь в тот мир?»

Потом хан приказал развести огромный костер. Когда все запылало, он вошел со всей семьей, бросился в огонь, и, благодаря полному невежеству, погиб в пламени.

Основная идея легенды в этой ее части очевидна. Не существует никакой иной жизни кроме той, которая хорошо известна всем. Зато невежественные люди могут поверить в выдуманный богословами загробный мир, но эта вера не приносит никакой пользы. Наоборот. Порождая и поддерживая различные предрассудки и суеверия среди слабодушных людей, она вредит им, заставляет их поклоняться не существующим духам, бессмысленно жертвовать собой во имя столь же не существующих благ, которые щедро сулит им религя. Тем самым религия не помогает, а мешает людям бороться за их действительное счастье.

Эта же идея, но уже в другой форме, в форме описания иного рода событий, иных ситуаций, проводится довольно отчетливо и в сказке «Два плута». Здесь уже нет невежественного хана, ставшего жертвой своей слепой веры. Центральные фигуры - это два выходца из простого народа, одаренные не заурядным умом и смекалкой. Находчивость их традиционна. Также по традиции, устоявшейся в подобного рода произведениях казахского фольклора, они используют ханжескую веру байского сынка и грабителей-разбойников в загробный мир, чтобы отнять у них богатство.

В некоторых казахских сказках разоблачается не только лживость основных религиозных догм ислама, но и высмеивается с присущим народу остроумием, мусульманские представления о «святых». Замечателен в этом отношении памятник народного творчества под названием "Святой осел". Разоблачительная его сила утраивается от того, что рассказ в нем ведется от лица дервиша, который сам был главным участником событий, связанных с возникновением могилы «святого» из-за обмана и исключительного невежества людей.

Два дервиша (старый и молодой, учитель и ученик) живут на могиле одного «святого», пользуясь богатыми подояниями богомольцев. Однажды молодой дервиш решает посетить Мекку и объявляет об этом своему учителю. Получив благославление и старого ишака в придачу, молодой дервиш отправляется в путь. Через некоторое время его постигает несчастье. Дохнет ишак. Чтобы избежать укоров приближающихся людей, дервиш быстро зарывает своего ишака в землю и начинает дико причитать, якобы над могилой своего только что умершего друга, с которым он шел в город пророка. Невежественный люди, по простоте душевной, принимают могилу ишака за могилу «святого». Вскоре собирается большая толпа, которая уговаривает дервиша не покидать друга, обещает выстроить на этом месте богатую мечеть. Так дервиш становиться служителем мечети, возведенной над «святым», слава о которой сразу же разносится по степи. Богатства молодого дервиша сказочно быстро растут. Наконец, происходит встреча молодого дервиша со старым. Во время откровенного разговора выясняется, что тот «святой», на могиле которого служит старый дервиш, является матерью «святого», на могиле которого служит молодой. Кощунство достигает своего предела. Вот каков блеск того сатирического света, которым казахский народ освещал все темные проделки мусульманского духовенства, а, заодно, показывал все нелепости мусульманской религиозной мистики.

Таким образом, в казахских сказках нашла свое яркое выражение удивительная наблюдательность и острота народного ума, способность трудового народа самостоятельно на основе своего собственного опыта и наблюдений осознать лживость распространяемых богословами религиозных идей. Не менее удивительно и то, что народ находил свой, только ему самому присущий и ему самому понятный способ разоблачения ложных предрассудков религии, недвусмысленного выражения своего враждебного отношения к религии и ее служителям.

По общему признанию исследователей сказка - это традиционный жанр устного народного творчества казахов. Возникнув во времена далекой седой старины, она сохранилась до наших дней и, несмотря на то, что современная культура, литература и искусство казахского народа давно превзошли и по содержанию, и по форме уровень культуры прошлого, сказка не утратила своего значения. И в современных условиях она продолжает занимать видное место в культуре казахского народа. Сохраняясь как традиционный жанр творчества в течение многих веков, казахская сказка пронесла сквозь века и свою традиционную «философию». А одной из существенных черт этой

«философии», как видно из выше изложенного, был антиклерикализм, религиозный скептицизм, свободомыслие и вольнодумство, нередко перераставшие в явные элементы атеизма. Подчеркивая все это, нельзя, однако забывать того обстоятельства, что сказка всегда была плодом коллективного творчества народа. Она неизменно отражала уровень его знаний и опыта, а также уровень развития социальных отношений. В специфической форме аллегорического рассказа она отражала социальные противоречия казахского общества и борьбу народа против чуждых ему сил, которые постоянно стремились оказать свое влияние на устное народное творчество, подчинить его своему влиянию, установить над ним контроль своего недремлющего ока. Поэтому не случайно в отдельные произведения устного народного творчества, в том числе и в сказке, нет-нет да и проникали традиции аристократических сил общества, но такие традиции бесследно исчезали вместе с исчезновением самих этих сил. А подлинно народные традиции и в их числе традиции свободомыслия и атеизма переживали периоды своего нового взлета и расцвета. Такова была и такой осталась сила народных традиций.

Итак, выше, на что, видимо, обратил внимание и читатель, дано, порой вызывающее определенный интерес, а, подчас, возможно, и несколько скучноватое изложение отношения казахских народных масс к принципиальным вопросам, несомненно имеющим мировоззренческое значение. Это сделано не случайно. Необходимость подробного описания отношения простых масс к религии и, особенно, к исламу, его проповедникам и покровителям была обусловлена стремлением высветить дессиптивный характер народного мышления на уровне его обыденного сознания. Подлинный смысл продуктов этого мышления можно правильно понять только в контексте исторического времени из возникновения и распространения. Хорошо известно, что религия и, прежде всего, ислам и мусульманское духовенство, с самого начала своего проникновения в Казахстан и вплоть до падения царизма в России и в течение значительного времени после этого исторического события, служили средством духовного и социально-политического порабощеня масс. Слияние светского деспотизма власти степных воротил с деспотизмом мусульманской мечети никак не могло ускользнуть из поля зрения народа, который на основании глубокого понимания этого обстоятельства противостоял исламской вере и святым отцам мусульманской мечети с помощью имеющихся в его распоряжении, хотя и весьма скудных, но все же достаточно действенных средств,

В условиях своеобразного религиозного ренессанса, происходящего за последнее десятилетие в странах СНГ, в том числе и в Казахстане, антимусульманское настроение казахских трудящихся в их историческом прошлом может быть воспринято и истолковано предвзято, либо же отнесено к ряду явлений частного порядка. Но допустить подобное однозначно вело бы к отказу от признания неоспоримых фактов. Возрождение религии в наш достаточно просвещенный век очевидно имеет под собой какое-то оправдание. Повсеместное и неудержимое распространение бездуховности, лишенного гуманистического смысла атеизма, к тому же нацеленного всецело на достижение исключительно прагматической продуктивности, а не обогащение внутреннего мира человеческой личности, неотвратимо привело к тому, что религия по существу, стала единственным безальтернативным средством одухотворения человека. К чему это может привести покажет будущее. Но на сегодняшний день совершенно очевидно, что то одухотворение человека, которое сулит религия, не в состоянии не только разр/ршить, но хотя бы ослабить глубокие противоречия, потрясающие как внутренние, так и внешние отношения стран нынешнего СНГ.

Между тем безрелигиозность, нерелигиозность и особенно антирелигиозность подавляющего большинства социальных низов Казахстана в его историческом прошлом нисколько не чинили никаких препятствий росту их духовности. Более того. На место религиозной псевдодуховности тогда заступала действительная духовность, обусловленная свободомыслием, которая вместо пресловутой любви к богу настойчиво утверждала идеи любви к Человеку, подлинные чувства гуманизма и нравственные принципы, подчиненные интересам обездоленной и страждующей части человечества. Весьма заметным образом это сказалось на формировании подлинно народных обычаев и традиций, которые, как правило, были свободными от религиозного влияния.

Известно, что обычаи и традиции занимают особое место в жизни общества. Они выражают насущные нужды и интересы народа, помогают ему в борьбе за улучшение своих жизненных условий. Те обычаи и традиции, которые нашли свое оправдание на практике, носят весьма устойчивый характер. Быстро распространяясь среди широких народных масс в силу своей доступности, они оказывают колоссальное влияние на весь процесс формирования их образа мыслей, чувств, настроени и т. д. Как правильно подчеркнул И.В. Суханов обычаи, обряды и традиции «...в полном смысле слова можно рассматривать как остатки массового сознания угнетенных классов прошлых эпох, по которым можно реконструировать это сознание»⁷⁶ Рассматривая обычаи и традиции как нормы отношения людей в процессе из общественной жизни, исследователи, естественно, не заостряют внимания на той роли, которую играют эти обычаи и традиции в формировании мироощущения, миропредставления общества. Между тем очевидно, что в основе любого обычая обязательно лежит какая-либо идея, мысль, порожденная условиями материального бытия людей. Обряды, ритуалы, этикет, привычки и т. д., в форме которых проявляются те или иные обычаи и традиции, прежде всего, конечно, преследует своей целью подчинить человека тем или иным требованиям общества, поставить его в рамки общепринятых норм. Но вместе с тем в этих обрядах и ритуалах находят свое выражение и самосознание общества, уровень его интеллектуального развития, его мировоззрение. Так, в религиозных обычаях и традициях выражена вера людей в сверхъестественное, т. е. их религиозное мировоззрение. Однако хорошо известно, что подавляющее болынинство подлинно народных обычаев и традиций носят нерелигиозный, а подчас и антирелигизный характер. Какое же мировоззрение получило отражение в них?

В дореволюционном казахском обществе, особенно до его присоединения к России и появления письменной культуры, обычаи и традиции были едва ли не единственными общественно значимыми регуляторами жизни. В патриаррхально феодальном Казахстане феодально-байская знать делала все возможное для того, чтобы навязать обществу свои порядки и добиться их превращения в обычные, общезначимые и всеми соблюдаемые нормы и правила поведения, Об этом свидетельствуют многочисленные факты. В сборнике «Материалы по казахскому обычному праву» приводится достаточное количество данных на этот счет.

Таким образом, в патриархально-феодальном Казахстане обычаи и традиции господствующей, патриархально-феодальной знати были господствующими обычаями и традициями. Они преследовали цели эксплуататоров, были направлены на укрепление их власти в степи, на сохранение и приумножение их богатства и т. д. и т. п. Однако, бросается в глаза и тот факт, что, не смотря на это, многие из них были свободны от религиозного содержания, а в отдельных случаях на них оказывали свое влияние элементы подлинно народного духа. Интересно отметить, что ненависть к эксплуататорам не препятствовала народу, подчас, охотно участвовать в празднествах и торжествах, устраиваемых по различным поводам богатыми представителями родов в соответствии с обычаями предков. Особенно характерными были в этом отношении обряды сватовства и свадеб, похоронные и прочие поминальные ритуалы и обычаи, которые достаточно глубоко изучены и превосходно опиеаны многими русскими исследователями и казахскими просветителями еще в конце ХУПІ-го и в ХІХ-м столетиях.

Богатейший материал казахской народной жизни, собранный дореволюционными и современными учеными пока еще не нашел своего историко-философского анализа. До сих пор остается невыясненным мировоззренческое содержание и значение народных обычаев и традиций, в которых без всякого сомнения находила свое отражение борьба прогрессивных и реакционных понятий, представлений и идей.

Анализ действий, ритуалов привычек и т. д., которыми сопровождалось отправление обычаев сватовства и свадеб, похоронных, поминальных и прочих обрядов до присоединения Казахстана к России показывает, что в их основе, как правило, не имелось религиозного мотива. Более того. Многие из них были порождены потребностями практической, реальной жизни, стремлением внести определенный порядок в сложный процесс общественного развития, упорядочить отношения людей в различных вариантах социальной ситуации. Нередко отдельные обряды и ритуалы диктовались необходимостью сохранения рода, преодоления мучительной для всех и опасной для самого существования казахского общества межродовой вражды и раздоров.

В своем «Очерке обычаев при сватовстве и свадьбе у киргиз Оренбургского ведомства» И.Алтынсарин справедливо подметил: «Знатные ордынцы всегда старались - и до сих пор это водится - сватать за сына дочь таких же знатных лиц, толька совершенно другой части рода... порядок этот составлен не без дальнего умысла, так как последствия его, при беспокойном положении ордынцев, принесли народу пользу... можно допустить, что родство главных лиц враждующих партий содействовало водворению обоюдного спокойствия отдельных родов... обычай: не жениться на дочерях своих одноордынцев, допуская к этому только ордынцев, которые состоят к семейству засватанной невесты не ближе восьмого колена.

Надо заметить при этом, что собственно магометанский закон дозволяет жениться даже на близких родственниках, что и соблюдается у всех мусульман, кроме киргизов»⁷⁷

Духом народного реализма и практической целеустремленности были наполнены и обрядовые песни. Обрядовые свадебные песни, такие как "Жар-жар", "Бет ашар" и др. в той их редакции, в которой они даны у В.В.Радлова и А.А.Диваева, совершенно свободны от всяких примесей фантастических идей. В них нет и тени религиозной веры. Напротив. Они целиком наполнены реальным содержанием. В них образно и с глубоким сочувствием описываются переживания жениха и невесты, особенно невесты, вынужденной покинуть свой отчий дом, навсегда расстаться со своими родителями, братьями и сестрами, даются всегда нужные в таких случаях житейские советы, восхваляются достоинства и прелести невесты, дабы жених еще больше любил и ценил ее. Короче, песни эти, своего рода пожелания молодым доброй и счастливой жизни, которую дает отнюдь не небесный дух или земной властитель, а, которую надо добывать своими руками.

В этих обрядовых песнях несомненно отразился стихийный материализм народа, его здравый ум, стремление сделать жизнь прекрасной и счастливой, но не путем бессмысленных молитв, обращенных к несуществующему богу, а своими собственными силами.

Целям практической борьбы за облегчение жизни были подчинены и многие обычаи и традиции казахского народа, в том числе и отдельные из его похоронных обрядов. Рассматривая обычай устройства могилы, И.Алтынсарин пишет: «Могила приготовляется на самом высоком, в окрестности аула, месте. Причем, памятник складывается как можно выше, чтобы его было видно на дальнем расстоянии, на самый же верхний конец могилы мужчины ставят копье, а на могиле женщины ч палку (бакан или писпак), на таковое же ребенка – люльку. Могилы эти известны всем киргизам и служат маяком для путника, едущего по голой, бездорожной степи; и киргиз, взяв нужное по ним направление, едет, как по столбовой дороге. При выборе места при погребении усопшего соблюдается еще и то, чтобы могила была близ воды, дабы проезжие находили по ней источник для утоления жажды»⁷⁸.

Итак, в то время как большинство религий и, особенно, ислам побуждали людей во имя ложной заботы о благе мертвых причинять бедствия живым, казахский погребальный обычай, напротив, предусматривал такое захоронение покойников, которое свято охраняя их память, вместе с тем было проникнуто думой о живых.

Идейную основу этих и подобных им обычаев и традиций составило стихийно-материалистическое миропонимание народа, его глубокая мудрость, позволившая ему даже в условиях полного отсутствия научных знаний выработать нерелигиозный, в ряде случаев и атеистический образ мышления и действия.