2. Революционная ситуация

Обострение противоречий в английском обществе. Подъем экономики во всех ее сферах заметно выдвинул Англию, неболь­шую по территории и населению страну, среди европейских государств и позволил ей начать соперничество с образцовой тог­да буржуазной Голландией, с такими круп­ными монархиями, как Испания и Фран­ция. Однако несмотря на то, что успехи страны зависели от утверждения капита­листического уклада, прогрессивным фор­мам хозяйствования в условиях сохране­ния старой экономической структуры при­ходилось шаг за шагом прокладывать себе дорогу, преодолевая серьезные преграды. Главным (тормозом на пути продвижения капитализма выступал абсолютизм — рев­ностный охранитель традиционных земель­ных порядков, стеснительного покрови­тельства промышленности и торговли, блюститель принципов всего режима ста­рой Англии.

Глубинные противоречия, которые в XVI в. проявлялись в общественной жизни еще слабо и эпизодически, в первые три десятилетия XVII в. прочертились уже вполне рельефно, постепенно наслаиваясь и разрастаясь от начала века к концу 30-х годов. Именно в это время медленно, но неуклонно обострялся социальный, поли­тический и религиозный антагонизм, на­капливались события и факты, свидетель­ствовавшие о созревании революционной ситуации, которая окончательно сложи­лась в 1637—1640 гг.

Оппозиция в парламенте стала открыто требовать свободы предпринимательской деятельности. Нижняя палата — обычно «скромные общины» — превратилась в яд­ро оппозиции, зревшей по всей стране. Ан­глийский же абсолютизм в лице первых Стюартов—Якова I (1603—1625), сына католички Марии Стюарт, и Карла I (с 1625 г.) — проводил и внутреннюю, и внешнюю политику все больше вразрез с интересами буржуазии и джентри. Коро­левская власть встала на путь феодальной реакции. Коренные расхождения сконцен­трировались по трем линиям — финансо­вой, внешнеполитической, религиозной.

Английский абсолютизм в силу своих исторических особенностей не имел права самостоятельного, без санкции парламен­та, налогообложения. Столкнувшись с оп­позицией в парламенте, он принялся изыс­кивать источники пополнения казны обход­ными путями. Королевская власть особен­но злоупотребляла взиманием платежей на основе традиционных, феодальных позе­мельных отношений. Палата же общин на­стаивала на превращении «всякого рода рыцарского держания» дворян в их полную собственность, на упразднении «всех по­винностей, относящихся к рыцарской службе», и уничтожении «Палаты по делам опеки». Иначе говоря, новое дворянство стремилось к превращению своих земель в свободную от фесгдальных пут неограни­ченную собственность буржуазного типа. Это требование составляло буржуазно-дворянскую аграрную программу.

Финансовая политика абсолютизма от­личалась также безудержным изобретени­ем все новых налогов и пошлин на товары

(«потонная», «пофунтовая» и др.), восста­новлением старинных, многовековой дав­ности сборов (корабельной подати XI в.). Карл I востребовал даже «подмогу» на брак в будущем старшей дочери, которой тогда едва исполнилось 7 лет. Общины рассматривали подобный произвол как по­сягательство «на свое имущество, земли и владения». На всю страну прославился дворянин Дж. Хемпден, первым отказав­шийся платить «корабельные деньги».

Во внешней политике Стюарты отошли от традиционного антииспанского курса. Яков I вынашивал план «испанского бра- ка» (женитьбы наследника престола на испанской инфанте), что повлекло за собой временное сближение с Испанией — глав- ной конкуренткой английской буржуазии на море и в колониях. ^пх>Ш

елигиозная политика новой династии вдохновлялась ненавистью к пуританизму, который становился идейным рупором про­тивников не только англиканской церкви, но и абсолютизма. Слово «пуританин» ста-; ло синонимом политического оппонента аб-1 солютизма,* Политическая борьба между: королем и оппозицией в парламенте и по всей стране протекала в религиозной фор­ме. Обе стороны в аргументации правоты своего дела апеллировали к текстам Ветхо­го завета и других церковных писаний. (Органы самодержавия — Высокая комис­сия и Звездная палата — преследовали пу­ритан и заключали их в тюрьмы. Они вер­шили над ними расправу без законных на то оснований. Пуритане покидали родину, эмигрируя в Голландию, АмерикуДтак на­зываемый «великий исход»). Парламент протестовал против покушения на свободу личности подданных. Беспокойство вызы­вал также рост прокатолических симпатий двора в связи со сближением при Якове I с католической Испанией, а при Карле I, женатом на сестре Людовика XIII, — с ка­толической Францией.

Бурные дебаты в Вестминстере перера­стали в обсуждение принципиальных во­просов — о роли парламента в системе го­сударства, о соотношении власти короны и полномочий палаты общин. Оппозиция заявляла, что парламент как орган всех общин Англии обладает верховной властью и король может править только «совместно и согласно» с парламентом. Та­кой порядок объявлялся «старинным, су­щественным и бесспорным правом парла­мента». Речь шла в действительности о за­мене абсолютной монархии конституци­онной, т. е. буржуазной государственно­стью. Напротив, Стюарты добивались упрочения абсолютизма, его независимо­сти от парламента. Не желая выслушивать требования оппозиции, Яков I, не сомне­вавшийся в божественном происхождении королевской власти, распустил три парла­мента (1604, 1614, 1621) и похвалялся, что «свернул шею» общинам. Карл I, также распустивший два первых парламента (1625,1626),встретился на третьем с упор­ной и организованной оппозицией (ее лиде­рами были Дж. Элиот, Э. Кок). Парламент представил королю свои претензии в «Пе­тиции о праве» (1628). Вымогая у парла­мента очередную субсидию, Карл вынуж­ден был подписать документ. «Петиция о праве» стала законом и, по существу, явилась первым программным документом оппозиции. Однако и подписав «Петицию», король ее не выполнял. Более того, в 1629 г. он распустил парламент, который перед роспуском призвал английский на­род не платить королю налогов. До 1640 г. Карл правил единолично.

(Оппозиция против абсолютизма в пар­ламенте опиралась на широкое недовольст­во огромного большинства населения. На­родные массы составляли, как тогда гово­рили, «четвертый, простой сорт людей» в обществе (после дворянства, духовенст­ва, буржуазии). Они включали различные прослойки — от зажиточных крестьян и богатых ремесленников до пауперов. Бур­жуазная наступательность нового дворян­ства, проводившего огораживания, и капи­талистическая форма эксплуатации как в сельском хозяйстве, так и в промышленно­сти дополняли феодальное угнетение масс, проистекавшее от поземельной зависимо­сти крестьян, и тяготы, обременявшие на­род вследствие политики абсолютизма.^

В деревне развертывался буржуазно-дворянский аграрный переворот. Огоражи-ватели — «чума для крестьян», захваты­вая общинные угодья, наделы крестьян, уничтожая крестьянские дома и целые де­ревни, доводили крестьян до подлинной катастрофы. Кроме того, компании пред­принимателей (в их числе король) и от­дельные представители знати, стремивши­еся извлечь дополнительные доходы из зе­мель, осушали болота и лишали при этом крестьян участков, близко расположенных к заболоченной местности. Обширные тер­ритории на востоке переходили таким пу­тем от сельских общин к частным владель­цам. Прибрежные солончаковые земли и даже пустоши привлекали к себе предпри­имчивых землевладельцев. Другие ленд­лорды, не прибегая к прямым или замас­кированным захватам земель, взимали с держателей в нарушение манориального обычая 'вместо фиксированных рент про­извольно повышенные (в графстве Уорик только за 1613—1648 гг. рента за пахоту увеличилась втрое). Огораживатели, пла­тившие штрафы короне, для их покрытия также повышали ренты тех крестьян, кото­рые сохранили свои держания. Динамика роста рент объясняет тот факт, что многие копигольдеры были вынуждены «расста­ваться» со своими наделами, не выдержав натиска хозяев земли. Такие копигольдеры становились в лучшем случае бесправными и беззащитными мелкими арендаторами чужой земли, а в худшем — бездомными пауперами.

Особенно накалилась обстановка из-за того, что королевская власть в поисках денежных средств пустила в распродажу свои огромные лесные массивы на юго-западе, где по старинному обычаю находи­ли прибежище, пропитание и топливо без­земельные крестьяне, а другие общинники пользовались там необходимым крестьян­скому хозяйству правом пасти скот, запа­саться древесиной. Новые владельцы лесов (среди них были и придворные, причем католики) не считались с обычаем и изго­няли крестьян. В борьбе за землю и другие лендлорды — духовные и светские — ли­шали общинников стародавних прав поль­зования лесными угодьями, проводили ого­раживания лесов.

Протест против эксплуатации и обеззе­меления крестьяне выражали и в сравни­тельно мирных, и в чрезвычайно активных формах. Они отказывались платить ренты, не являлись в манориальные суды, подава­ли многочисленные петиции правительству против огораживателей, осушителей бо­лот, нередко разрушали мелиоративные со­оружения. Волнения крестьян происходили и в знак протеста против ликвидации прав на пользование лесными угодьями (в 1631 г. в Уилтшире, где расположен лес Брейдон; в Глостершире — Динский лес). Наиболее упорный характер прини­мала борьба крестьян против огоражива­ний. Это были открытые восстания (круп­нейшее произошло в 1607 г. в централь­ных графствах Норземптон, Лестер, Уорик). Массовые — многотысячные! — движения в «болотных селениях» охвати­ли всю восточную Англию. К концу 30-х годов борьба крестьян превратилась в по­стоянный фактор общественной жизни. Современник писал об «угрозе топора» для землевладельцев.

Различные слои в массе сильно диффе­ренцированного крестьянства преследова­ли в борьбе отнюдь не одинаковые цели. Коттеры заботились о хлебе насущном, о приобретении хотя бы клочка земли;(в сре­де этого безземельного и малоземельного крестьянства теплились идеалы уравнения и общности имущества. Зажиточные же крестьяне помышляли о дальнейшем ук­реплении своих экономических позиций, богатые копигольдеры мечтали и о получе­нии права избирать в парламент. Объек­тивным содержанием требований основной массы крестьян было уничтожение фео­дальной зависимости, власти лордов мэно­ров над крестьянской землей, т. е. упроче­ние владельческих прав крестьян вплоть до превращения копигольда в свободное дер­жание, фактически — в крестьянскую со­бственность, освобожденную от феодаль­ных рент и насилий огораживателей. Реа­лизация этих требований означала бы расчистку пути для развития капитализма при сохранении крестьянства и его мелко­товарного хозяйства. В противовес буржу­азно-дворянской программе к этому своди­лась крестьянская программа решения аграрного вопроса.

Протестующую силу в английском об­ществе представляли также ремесленники и мелкие торговцы. Их основная масса притеснялась богатейшей верхушкой купе­чества в городах. Они добивались полити­ческих прав в муниципальных органах, а также уповали на приобретение права из­бирать членов парламента. Торгово-ремес-ленное население в целом (особенно сред­не- и малоимущие горожане) страдало от невозможности свободно производить и торговать, независимо от владельцев моно­польных патентов. Его угнетали частые депрессии производства, в первую очередь в ведущей отрасли — сукноделии (такие депрессии имели место в 1631, 1633, 1637, 1639 гг.). Особенно пагубно повлиял на массы ремесленников и торговцев глубокий хозяйственный спад в 1640 г. Эти экономи­ческие колебания порождались особенно­стями раннего, мануфактурного капита­лизма — сильной зависимостью производ­ства от торговли, его быстрой ранимостью при любой неблагоприятной коммерческой конъюнктуре, а ее часто создавала торго­вая деятельность монопольных компаний, порожденных и поддерживаемых абсолю­тизмом. Застои и спады, которые возника­ли вследствие господства купцов-монопо­листов, сужавшего торговые каналы, при­водили к разорению торгово-ремесленного люда и его бесчисленным волнениям. А ко­ролевские поборы вызывали открытые вы­ступления. Сбор корабельной подати со­провождался восстаниями, участники ко­торых грозились «пристукнуть» сборщиков налога, «повесить негодяев».

Еще более тяжелым было положение наемных рабочих. Неуклонный рост цен (в 4 раза за первую половину XVII в.) обгонял рост заработной платы (только в 2 раза). В периоды депрессий безработи­ца наемных тружеников принимала в от­дельных районах массовый характер. Обычной картиной для Англии того време­ни были толпы безработных в 40—50, а иногда и много сотен человек, бредущих по дорогам страны. Голод побуждал их к гра­бежу и бунтам. Обездоленные бедняки из сел и городов, люди без средств существо­вания, «без хозяина» оседали на пустошах, на лесных участках, где пытались кое-как себя прокормить, но и там им не было при­станища в век борьбы за землю. К тому же против пауперов — нищих, бродяг — по-прежнему издавались «кровавые законы», жестоко преследовавшие этих бедняков.

Социальное возмущение народа также облекалось в религиозную идеологию: «Чувства масс вскормлены были исключи­тельно' религиозной пищей; поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо бы­ло собственные интересы этих масс пред­ставлять им в религиозной одежде» (Эн­гельс) ². Это и делали пуританские пропо­ведники. Они смело шли в народ и, отказавшись от латыни и богословской учености, обращались к массам с пропове­дями на родном языке и в доступной для понимания простонародья форме.

[Обострение общественных конфликтов, подлинное смятение народа^ постоянная его борьба в разнообразных "формах свиде­тельствовали о революционности широких масс населения страны. Бремя все новых королевских поборов, расточительность и разгул придворной аристократии, произ­вол короля и епископов в репрессиях про­тив пуритан, слухи о католических загово­рах — все это обратило гнев народа против короны, двора и господствующей церкви.

Начало революции. Период 11-летнего беспарламентского правления (1629— 1640) отличался суровой политикой реп­рессий, откровенной и ужесточенной фео­дальной реакцией во всех областях. К кон­цу этого периода страна вступила в полосу революционной ситуации. Это было непо­средственна! связано с восстанием в Шот­ландии. |Д1отландия объединялась с Ан­глией личной унией — династией Стюар­тов. Ее население исповедовало пресвите-рианстволВосстание шотландцев вспыхну­ло в 1637 г. из-за попытки архиепископа Л ода (правой руки Карла I) насильствен­но ввести в их стране англиканский церков­ный служебник. Англо-шотландский епис­копат должен был, по замыслу короля, стать проводником стюартовского абсолю­тизма в Шотландии. Уже в 1639 г. шотлан­дцы вторглись в пределы северной Англии. Король был вынужден в" апреле 1640 г. со­звать парламентунадеясь добиться получе­ния средств для подавления восстания. Од­нако парламент решительно отказался во­тировать субсидию. В результатеГчерез три недели он был распущен королем, получив название Короткого парламента.

Политический кризис в верхах послу­жил сигналом для усиления выступлений народных масс по всей стране. Развива­лось и нарастало крестьянское движение. Подъем народа в поддержку парламента вылился в попытку городского населения Лондона сжечь дворец архиепископа и ос­вободить из тюрьмы заключенных властя­ми противников абсолютизма/Критическое положение абсолютизма в связи с наступ­лением шотландцев сохранялось, и Ь нояб­ре 1640 г. королю пришлось вновь созвать парламент.^Его созыв сам по себе был ре­альной победой оппозиции над абсолютиз­мом. Мало того,^непокорный парламент объявил себя перманентно работающим и, просуществовав¹ до 1653 р., вошел в исто­рию под названием Долгого парламента'. Эта решительная акция неповиновения парламента короне, фактическое посяга­тельство палаты общин на верховную власть в стране в условиях широкого на­родного недовольства и роста массовых движений, знаменовала собой начало Ан­глийской революции^

Два лагеря. В начавшейся революции столкнулись два лагеря общественных сил, определившиеся к 1640 г. Революционный лагерь охватывал разнородные по социаль­но-экономическому статусу слои населения и отличался значительной пестротой: бур­жуазия, новое дворянство, крестьяне, ре­месленно-торговое население — таковы были его главные компоненты. Однако да­же каждый из них не был монолитным. Среди буржуазии особняком держались крупнейшие финансисты лондонского Си­ти, первые богачи, люди «денежного меш­ка». Своей состоятельностью они отделя­лись от слоя крупной торгово-промышлен­ной буржуазии и тем более от широкой массы средней буржуазии. Новое дворян­ство включало наиболее экономически мо­бильное джентри, но порой и отдельных крупных титулованных землевладельцев. Политически развитое парламентским опытом, сильное сословным престижем, энергичное благодаря обретенному навыку буржуазной предприимчивости, новое дво­рянство в рядах оппозиции составляло ведущее, наиболее сплоченное и организо­ванное ядро.

Еще более разнородным был нижний пласт революционного лагеря. ^Крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы были раз­делены по своему экономическому положе­нию на многие прослойки. К низам относи­лись рабочие в сельском хозяйстве и про­мышленности (батраки, поденщики, учени­ки, подмастерья, мануфактурные и другие рабочие). К ним присоединялись пауперы.

Лишенные возможности трудиться, вовсе обездоленные, они занимали самый ни­жний ряд в многослойной народной массе.

Революционный лагерь не представлял единства и в религиозном отношении. Идейно сплачивавший его пуританизм в действительности не был одноликим. В нем выделялись два крупных религиозных те­чения, которые в ходе революции оформи­лись как политические группировки, своего рода партии. Выступая совместно против официальной церкви, пуритане шли раз­личными путями в выборе будущей церков­ной организации.

Умеренная партия — пресвитериане — обосновывала необходимость сохранения в стране централизованной церкви. В отли­чие от англиканской главная роль в ней отводилась не епископам, зависимым от короля, а старейшинам (пресвитерам), из­бираемым из числа наиболее влиятельных и состоятельных прихожан и контролируе­мым съездами-синодами. К пресвитериан­ской церкви тяготела верхушка богатей­ших буржуа и нового дворянства. Широкие же слои английской буржуазии и джентри примыкали к дндепендентам (независи­мым). Индепенденты отрицали всякую централизованную власть церкви и в про­тивовес ей, отражая настроения буржуаз­ного индивидуализма, мечтали о независи­мости, полной автономии каждой религиоз­ной общины. Именно церковный демокра­тизм индепендентов, отвергавших и епис­копов, и пресвитеров, привлекал народные массы. Восприняв индепендентскую идею автономии религиозных общин, они реаль­но воплотили ее в создании сект, которые во множестве распространялись по всей стране. Широкое сектантское движение явилось одной из форм народной оппози­ции существовавшему режиму.

Однако, реализуя таким образом прин­цип церковного устройства, вынашивае­мый индепендентами, сектанты часто выхо­дили за рамки ортодоксального пуританиз­ма в понимании существа вероисповеда­ния. Страстное желание бедноты обрести светлую жизнь породило новую, народно-революционную струю в религиозном дви­жении, дало импульс к появлению в среде обездоленного люда сектантских учений, отличных от правоверного пуританизма («сикеры» — «искатели», «фамилисты», считавшие себя членами единой семьи людей, и многие другие). Они порывали с доктриной предопределения, угодной буржуазии и обуржуазившимся земле­владельцам, и заменяли ее близкой чая­ниям низов народа верой в то, что спа­сение человека заложено в нем самом. Революционно-сектантские проповедники вселяли в бедняков убежденность, что именно угнетенные и отверженные явля­ются истинными толкователями священ­ного писания, они-то и призваны преоб­разовать общество на евангельских прин­ципах справедливости и свободы. Об­щей для учений различных сект народ­ных низов была мысль о скором обнов­лении общественного порядка.

Так формировалась революционная идеология самого низшего слоя народа. Секты явились своего рода политической школой низов общества. Их повсеместное распространение и их учения свидетель­ствовали о духовном пробуждении народ­ных масс, об их революционных потенциях, о коренном сдвиге в массовом обществен­ном сознании.

Феодально-абсолютистский лагерь от­личался большей однородностью. Соци­альные силы старой Англии группирова­лись вокруг короля. Они включали при­дворную аристократию, отдельные пред­ставители которой хотя и не были чужды буржуазной предприимчивости, но имели большие экономические привилегии от ко­роны и прочно сохраняли свою привержен­ность абсолютистскому режиму. Сюда же входило хозяйственно и политически кон­сервативное, экономически оскудевавшее дворянство, источником доходов которого была главным образом рента да иногда до­лжность при дворе или в церкви. Оно цепко держалось за средневековые устои и отста­ивало традиционный аграрный порядок, хотя само порой приобщалось к торгово-промышленному предпринимательству. Владевшие обширными землями всесиль­ные епископы и англиканское духовенство были верным оплотом старого режима. К этому лагерю примкнули также некото­рые представители буржуазии из числа мо­нополистов — владельцев патентов, при­дворных кредиторов, откупщиков налогов, тесно связанных с короной экономически­ми узами.