отрицательные эмоции. Полночь налетает, словно скорый поезд, и мы отры­ ваемся от удивительного зрелища и вскоре загружаемся в автобус. Дождь пре­ кратился, но зарницы сверкают на беззвездном небе. Сегодня праздник в честь местного политического деятеля, и огни фейерверка рассыпаются с ши­ пением, как брызги крови из сосудика.

ИЗ ЛЮБВИ К БЛИЖНЕМУ: ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ В ЮЖНЫХ МОРЯХ

Утреннее солнце ошпаривает воду, воздух влажен и плотен. Острова об­ волакивает горячая пелена. Можно задохнуться от порывов раскаленного вет­ ра, который не несет ни прохлады, ни свежести. Неутомимое солнце отыски­ вает вас, куда бы вы ни прятались, оно все время держит вас в поле своего зрения. Оно заползает, словно зверек, в самые укромные уголки и спугивает притаившуюся было тень. Желтые вспышки клеймят сетчатку, их слепящие, сверкающие брызги-кометы летят в воду. Под таким солнцем собственное тело становится тюрьмой. Под таким солнцем вас омывает океан пота. Но в сумерки жара стирается красными перьями, выплывает месяц, и ночь ложит­ ся на чело Тихого океана, как холодный компресс.

Апрель. Мы покидаем остров Таити, некогда таинственный, а теперь до­ ступный, и в угоду туристам — безвкусный, китчевый. Мы берем курс на острова Туамоту, на Макатеа, и бросаем якорь вблизи порта Темао, где ржа­ вые вышки над заброшенными фосфатными шахтами стоят в открытом море, словно гигантские птицы. На протяжении шестидесяти лет процветавшие раз­ работки качали деньги в карманы более чем 1200жителям острова, но запасы солей фосфата истощились. Чем манят порты, подобные этому? Возможно, упадок тоже имеет своеобразную привлекательность — в нем есть что-то, что заставляет людей преодолевать коварные моря и непроходимые страны ради того, чтобы стать частью неоновых помоев. Тот, кому доводилось видеть падаль, знают, что целые армии насекомых кишат в мертвой плоти, а мухи облепляют загноившиеся раны. Затрудняюсь объяснить, почему так происхо­ дит. Когда разработки остановились, население Макатеа перебралось на Таи­ ти, где можно было рассчитывать устроиться на работу на заводы, в гостини­ цы, рестораны и злачные заведения. Они оставили свой крохотный зеленый остров.

Грузовые платформы давно разрушены, истоптаны солеными каблуками тропических штормов, разъедены временем — этим великим и бездумным преобразователем стран и народов. Время от времени местные власти из бояз­ ни крупных аварий предпринимали усилия, чтобы укрепить руины, но все старания ни к чему не приводили, и зубцы кранов по-прежнему торчат над водой. Можно ввдеть, где была зона главного конвейера, грузовой настил. Металлическая паутина разъедена солью и оплетена зелеными водорослями. На берегу узкая полоска растительности подползает к холму; необыкновен-

СТРЕЛКА КОМПАСА ПРИХОДИТ В ДВИЖЕНИЕ: МНОГОЛИКАЯ ЛЮБОВЬ 251

ныв чайки-крачки порхают, словно маленькие белые ангелочки; экзотичес­ кие растения отливают краснотой; деревушка уютно расположилась по сосед­ ству с брошенной техникой, в густом подлеске. Весь этот пейзаж можно рассмотреть издалека в бинокль, и пассажиры гроздьями повисают на перилах теплоходов, жадно всматриваясь в остров, отстоящий во времени, пространст­ ве и культуре.

Раздается «гонг», как выражаются члены экипажа, — за ним следуют команды, связанные с высадкой, и, как обычно, все толпятся на палубе, выстраиваются, образуя тесный коридор, снимают с крюков хомутообразные спасательные жилеты, просовывают в отверстие голову и затягивают ремни на груди. Затем все гуськом идут по широкой деревянной палубе. К картону прикреплен список, где против имени каждого пассажира на крючочке висит бирка с номером. Покидаятеплоход, пассажир поворачиваетсвою биркукрасной стороной, после возвращения он перевешивает ее черной стороной наружу. Таким образом команда всегда знает, сколько человек находится на борту, а кто задержался на берегу.

Еще только 8.30, но не знающее пощады солнце уже карабкается по небу. «Зодиак» плывет мимо коралловых рифов к небольшой закрытой бухте. У подножия холма ждут фургоны, чтобы отвести любопытствующих в деревуш­ ку, а затем и дальше, в глубь острова, к водоему с чистой водой, где можно искупаться. Пятьдесят пять человек уже высадились на берег — одни забира­ ются в машину, другие прогуливаются вдоль тропинки. Я тоже делаю не­ сколько шагов, но тут что-то заставляет меня обернуться. Вокруг разлита безмятежность и ничто не предвещает несчастья. Но меня охватывает стран­ ное предчувствие беды. Я смотрю на «Зодиак», приближающийся к месту высадки. Внезапно катер разворачивается бортом к берегу, несколько мгнове­ ний мчится параллельно линии песка, потом волна захлестывает его, заносит, опрокидывает — и все, кто в нем находились, оказываются во власти бурля­ щей воды, совсем радом с рифом. Я внезапно взмахиваю руками — они стали вдруг невесомыми, как будто могли поднять меня в воздух и пронести над водой к месту катастрофы. Петер, один из членов экипажа, смотрит в ту же сторону, что и я. Мы не сговариваясь бежим к воде. Несколько мужчин уже нырнули в яростные, тяжелые волны. Спасательный катер резко рассекает воду. Вот на борт подняты две маленькие девочки и женщина лет семидесяти, с сильными порезами на шее. Тем временем Стив и Мик вытягивают из водяной толщи ее мужа. Вода совлекла с него всю одежду, оставив ему лишь рубашку и спасательный жилет — с ремня свисают какие-то обрывки: долж­ но быть, когда «Зодиак» перевернулся, он вцепился в канат. Ему около вось­ мидесяти, у него большой живот, а руки и ноги покрыты рыжеватыми воло­ сами. Безжизненно-белая кожа усыпана веснушками. Кровь из глубокой раны на лбу заливает лицо. Один глаз сильно заплыл и распух. От его наготы щемит сердце.

— Во время войны я был десантником, — говорит он полубессознатель­

но, когда мы подхватываем его и ведем к группе, столпившейся на берегу, —

яумею задерживать дыхание и всплывать на поверхность... Я знаю, как нужно поступать...

—Все в порядке, вы все сделали правильно, — говорю я, прикидывая, насколько серьезны его повреждения и в душе надеясь, что он не станет сразу же спрашивать о жене.

Та, с сильными ушибами и порезами, находится на спасательном катере. Удачно, что его сознание застопорилось на воспоминании о прошлом. Стари-г ка перехватывают другие люди, а мы снова бежим к воде. Анна, бортовой фотограф, выбралась сама, действуя не хуже зомби. И тут мы замечаем бес­ форменную оранжевую массу, распростертую по воде. Петер и Стив подхва­ тывают тело и поднимают его. Я наклоняюсь, дышу «рот в рот». Одной рукой

язажимаю пострадавшему нос, другой отвожу вниз челюсть, прижимаюсь губами к его рту и резко, сильно надавливаю ему на грудь. Он качается на руках Петера и Стива, прибой захлестывает нас. Мы пробиваемся к берегу и наталкиваемся на перевернувшийся «Зодиак», выброшенный на отмель. Муж­ чины кладут несчастного на этот импровизированный помост. Вместе с Пите­ ром мы пытаемся вдохнуть в него жизнь. Мне кажется, что я склонилась над колодцем и кричу, стараясь пробудить эхо. Его острые зубы ранят мне десна, жидкость из желудка фонтанирует через нос и рот. Петер вдруг понимает, что мы выловили филиппинского моряка, перевозившего пассажиров на «Зодиа­ ке», по имени Тавита, с которым команду связывает долгая дружба, — в его вопле узнавание и ужас. Белая пена показывается на его губах. Я оттягиваю веки и вижу его расширенные зрачки. Пульса нет. Но я не теряю надежды. Петер истошно кричит:

—Тавита! Очнись! Очнись!

Стив топчется тут же, сменяя то меня, то Петера. Врач, дрожа, как и все мы, пытаясь прощупать пульс Тавита, командует нами. Смутное, тяжелое чувство сопутствует моим почти страстным объятиям с этим человеком. Я прижимаюсь губами к его губам, как если бы он был моим любовником. Но арена моих ласк не жизнь, а смерть. Его челюсть коченеет, а зубы все острее впиваются в мои губы, когда я пытаюсь разбудить его своим дыханием. Через час мы сдаемся. Я стою над мертвым телом. Рот мой полон крови.

На берегу и на теплоходе толпятся люди. Они смотрят на нас, и на их напряженных лицах застыла маска ужаса. Куда делась кислородная подуш­ ка, которую выслали нам с теплохода? Сколько времени мы ждали верто­ лета из Папеэте? Мы положили тело Тавита на берег и накрыли его лицо футболкой. Рядом с ним опустился рыжеволосый мужчина со сломанной рукой, вывихнутым плечом и ранами на голове. Его жену подняли на борт теплохода, где она и умерла. У одного из членов экипажа изуродовано лицо, так что ему не обойтись без пластической операции. Анна лежит на камне, она бодрится, хотя у нее повреждено бедро. Она выглядит совер­ шенно разбитой и обессиленной. Из-за препарата, предупреждающего мор­

СТРЕЛКА КОМПАСА ПРИХОДИТ В ДВИЖЕНИЕ: МНОГОЛИКАЯ ЛЮБОВЬ 253

скую болезнь, ее зрачки были сильно расширены. Теперь они сужены и кажутся неправдоподобно крошечными. Экипаж выстроился на грузовой площадке. Оттуда доносятся отдельные выкрики.

Все кончено. Мысли одна мрачнее другой автоматически проворачивают­ ся в голове. Двух человек больше нет. Четверо тяжело ранены. Не дожидаясь эпилога, Петер ведет пассажиров намеченным маршрутом вверх по холму, к деревне. В контексте того, что произошло, экскурсия кажется чем-то неверо­ ятным и неестественным. Но я тоже примыкаю к группе. Я не могу оставать­ ся на берегу, где столько пережито. Я испытываю чувство безысходности и безразличия. Возможно, мне следовало бы пуститься бегом и мчаться до тех пор, пока не кончатся силы. Я вступила в сражение и проиграла его. Я не в состоянии ни с кем общаться. Я знаю, что мне выпал случай лицом к лицу столкнуться с незыблемостью смерти. Тогда, на берегу, у меня не было време­ ни размышлять. Осмысливая все задним числом, я не нахожу, в чем упрек­ нуть себя. Я действовала быстро и правильно. Но само поле битвы не место для раздумий. Мне нечем гордиться. Нет такого судьи, который засчитал бы очко в мою пользу. В битве важна вера в победу. Мы вступаем в схватку, чтобы спасти от гибели наше отношение к жизни. Для меня Тавита был только случайным знакомым, но он нравился мне. Я доверяла ему. Он был опытным моряком. Ему было сорок три года. Осиротели его жена, дети и друзья.

Из Папеэте прислали вертолеты. Раненым предстоит воздушный путь в далекую страну Оз — в больницу на острове Таити. Пассажиры возвращают­ ся на теплоход. Вскоре после полудня мы снимаемся с якоря. Вечером капи­ тан и экипаж выходят к пассажирам, расположившимся в шезлонгах. Они пытаются прокомментировать то, что произошло утром. Затем пассажиры идут ужинать, тихо переговариваясь между собой. Команда засиживается в баре далеко за полночь. Как могла произойти эта катастрофа? Виной ли тому крутая волна? Или неправильно был истолкован указатель на берегу? Заба­ рахлил мотор? Виной ли тому просто рассеянность? Главное правило, кото­ рым должен руководствоваться тот, кто ведет «Зодиак» — нельзя разворачи­ вать судно бортом к волнам. Почему Тавита, опытный моряк, допустил такую грубую ошибку? У меня нет ответа на этот вопрос. И не только у меня. Его нет ни у кого. Я вхожу в свою кабину и опускаюсь на кровать. Я пытаюсь собраться с мыслями. Радио не выключается полностью, и до меня доносится мелодия Ваугана Уильямса. Мне всегда нравилась эта мелодия, но теперь она мне кажется мрачной и непереносимой. Я знаю, что никогда больше не смогу наслаждаться ею.

Проходит день. Пассажиры высаживаются на берег, осматривают дерев­ ни, знакомятся с лагунами, а экипаж предпринимает титанические усилия, чтобы стереть последствия шока и войти в ритм и атмосферу круиза. Но жизнь разворачивается на фоне хаоса и смуты, посеянных смертью. Жизнь — непрерывный процесс, и она продолжается, даже если смерть бросается ей