ЭВОЛЮЦИЯ ЛЮБВИ

Дети часто рисуют пещерных людей и динозавров и с удовольствием играют маленькими фигурками злобных хищников с острыми зубами. Спо­ собность детей очаровываться разными чудищами составляет одно из просвет­ лений жизни. Однако на самом деле в эпоху засилья динозавров людей не было и в помине, они появились лишь через миллионы лет. Только неиспра­ вимые мизантропы могут оплакивать исчезновение динозавров. Ведь если бы динозавры продолжали существовать, нам бы не пришлось населять планету. Вымерев, они уступили место более мелким, робким млекопитающим. На сменуразгуливавшим повсюдудинозаврам пришли другие агрессоры с неуем­ ным аппетитом. Мелкие млекопитающие сбивались в стада. Вступила в дейст­ вие другая стратегия: крупные животные — из мало — получили большой шанс выжить, а из множества мелких значительная часть была обречена на гибель.

С исчезновением динозавров млекопитающие — наши предки, оставшие­ ся в живых, распространились по планете, стали плодиться, развиваться, уве­ личились в размерах, изменили пропорции тела, их мозгусовершенствовался. Мы уже говорили, что это стало возможно только после массовой гибели динозавров. Меня не перестает изумлять этот поворот в эволюции, поскольку он высвечивает хрупкость человечества. Путешествуя, я повидала немало уди­ вительных ландшафтов и необычных животных, но ничто не внушает такого изумления и благоговения, как это странное создание — человек. Мы не отгорожены железным занавесом от других живых существ. Мы не боги; не обладаем правом разрушать ни наш мир, ни вселенную. И все же мы самые невероятные и занимательные создания из всех, которые обосновались на планете. Мы — причудливый порыв материи и мечты. Наш мозгпредставляет собой лабиринт, соперничающий с Большим Каньоном. Наши потребности столь же неотвратимы, как необходимость тепла зимой. Наши желания мрач­ ны и томны, как океан. Мы — само чудо во плоти.

Исчезновение динозавров было лишь частицей удачи, позволившей раз­ виться человечеству. Другие частицы не уступали этой по важности. Среди них нельзя не назвать любовь. Отобрав способность любить как основу био­ логии, эволюция сотворила нас такими, как мы есть. Философы, моралисты, теоретики, адвокаты, родственники и соседи ошибаются, полагая, что можно выбрать между любовью и нелюбовью. Любовь — это биологический импе­ ратив. Подобно тому как эволюция благоприятствовала существам, приняв­ шим вертикальное положение, она поощряла тех, кто проявлял способность любить. Это происходило потому, что любовь обладает большой ценностью в перспективе процесса выживания. Те, кто испытывает любовь, насаждаются уверенностью в жизнестойкости потомства, наследующего способность лю­ бить, их век длится дольше. Со временем склонность к любви начинает пере­ даваться генетически, она въедается глубже, чем другие способности и привы­

чки, и этим богатством оплачиваются все события нашей жизни. Люди стано­ вятся казначеями сокровища эмоций.

Материя перетекает в материю. Эмоциональность, личностность, иска­ ния — все вырастает из плоти и химии. Мозг — это всего лишь три фунта крови, снов, нервной ткани, однако эта материя рождает сонаты Бетховена; или джаз; или желание Аудрея Хепборна провести последние месяцы жизни, спасая детей в Сомали. Неудивительно, что мы создали множество устройств, в том числе магнитных усилителей, которые превращают ощущения в элек­ тричество; что мы сами являемся магнитными усилителями. Метко сказал Уолт Уитмен: «Я пою электричество тела». Каждая наша клетка хранится в оболочке электричества, потрескивает зарядом энергии, подрагивает, словно высоковольтные провода. Многие из изобретенных нами механизмов суть всего лишь искусственные версии человека, простое воспроизведение рук, глаз и т.д. Мир обрушивает на нас смешанный говор форм, цветов, движений, звуков и запахов, и мы переводим информацию на электрический жаргон языка тела, отсылая сигналы в мозг при помощи азбуки Морзе. Когда мы любим всем сердцем, всей душой, в полную силу, наша страсть является электрической. Любовь развивается в нейронах мозга, и то, каким образом происходит развитие, зависит от опыта, полученного в детстве. Эволюция калькирует процесс создания пространства жизни, и, как и при строительстве дома, многое определяется умением и опытом рабочих, уровнем развития об­ щества, особенностями и качеством материалов, не говоря уже о вмешательст­ ве таких стихийных сил, как ураган, оползни, бандиты и соседи. Биология диктует то, как мы любим. То, как мы любим, зависит от опыта.

Гимнастика мозга

Если нужда в любви инстинктивна, врожденна, является частью монтаж­ ной схемы, то каков же механизм ее отлития в конкретную форму? Тут человечеству предоставлен большой выбор. Мы пересматриваем и перекраи­ ваем старые стратегии и придумываем новые. Если питание оскудевает, мы отплываем туда, где оно обильно, или меняем рацион, или выращиваем съедоб­ ные растения, или создаем их искусственные аналоги, или строим транспорт­ ные средства, чтобы привозить съестные припасы издалека. Мы так гибки потому, что наше потомство немногочисленно. Животные кладут яйца в ог­ ромном количестве, или дают большой помет, или часто плодятся и благодаря этому имеют значительный шанс сохранить генный код в последующих по­ колениях. Для них цена жизни — копейка. Слоем икринок лягушки залитый лунным светом пруд покрыт совсем недолго, поскольку большую их часть пожрут хищники. Но малая доля икринок превратится в головастиков, из которых затем вырастут лягушки. Лягушки мало перемещаются, но даже если они трогаются в путь, то выбирают однотипную среду, строго следуя предпи­ санному им поведению, — они не нуждаются в смене жизненного цикла.

Но женщина может рожать детей не чаще чем раз в год. Если ребенок умирает, ему нет замены. Люди живут в самых разных условиях. Чтобы по­ томство достигло взрослого состояния, человеку приходится решать множест­ во проблем, преодолевать изо дня в день препятствия и маневрировать среди опасностей. Это возможно только при тонком и гибком мозге, управляемом базовыми инстинктами, но готовом приспосабливаться к новшествам. Опыт разных людей, разных племен неодинаков, и они вырабатывают собственные пути, индивидуальные эмоции, верования, привычки и предпочтения. Мы дали этому явлению дифференциации названия «культура» и «личностность» и обычно говорим о процессе «развития», как будто некий снимок всплывает из темной глубины прошлого. Это вполне естественно. Натолкнувшись на препятствие, формы жизни имеют хорошие шансы справиться с ним, если они способны вырабатывать новый опыт, принимать быстрые решения и из­ влекать уроки из происшедшего. В способности к адаптации и состоит наша гениальность. Мы от природы склонны к обобщениям. Мы пробуем. Мы изменяем наше сознание. Когда на нас давят, мы гнемся. Мы убеждаем дру­ гих. Убеждаемся сами. Мы уклоняемся от опасности. Мы усмиряем стихии. Мы несокрушимы. На атаки окружающей среды мы отвечаем сдвигами в поведении. Мы строим дома, в которые подается тепло. Однако, решая одни проблемы, мы сами создаем другие (например, загрязнение окружающей сре­ ды) и мечемся в поисках их нейтрализации. Сочетание, с одной стороны, устойчивости в поведении и, с другой — к импровизации объясняет наше базовое сходство и вместе с тем нашу многоликость. Бетховен унаследовал способности к музыке от родителей, музыкантов, однако своей карьерой ком­ позитора он обязан тяжелому детству. Вот что пишет Энтони Уолш в книге «Наука любви»:

«Ребенок приходит в мир, полный дремлющих потенциалов. Их пробуж­ дение, развитие и актуализация зависят в значительной степени от опыта. Опыт, создающий нас, прощупывается, прослеживается и протоколируется на протяжении жизни, оседая в запутанном электрохимическом лабиринте взаи­ модействий приблизительно 10 биллионов клеток мозга (нейронов)... Нейро­ ны, сложные блоки, формирующие нервную систему, служат связующей единицей... Аксоны, отростки осевого цилиндра нервной клетки, приходя в соприкосновение, передают информацию от одной клетки другой при помощи электрических сигналов постоянной силы, но разной частоты.

Информация передается через нейротрансмитгеры. Ученые выделили при­ мерно 60 видов нейротрансмитгеров... На молекулярном уровне именно не­ йротрансмиттеры заставляют нас веселиться, грустить, приходить в ярость, столбенеть, тревожиться и расслабляться».

К разряду нейротрансмитгеров относится эндорфин, естественный нарко­ тик, болеутоляющий и успокаивающий. Когда мать обнимает ребенка, эндор­ фин разливается по его телу и тот чувствует себя в полной безопасности. Постепенно ребенок приучается ассоциировать любовь с удовольствием.

Детеныш зебры встает на ножки вскоре после рождения; точно так же и многие другие животные начинают бегать, едва появившись на свет. Но чело­ век рождается беспомощным и несформировавшимся. В отдаленном прошлом, в то время, когда мозг человека значительно развился, женский таз остался прежним. Эволюция натолкнулась на дилемму. С одной стороны, наделенное большим мозгом существо имеет больше шансов выжить. С другой — женщи­ на с неразвитым тазом рискует умереть при родах. Женщины же с сильно развитым тазом медлительны и не смогли бы убежать от хищников. Возмож­ но, эта дилемма могла быть разрешена несколькими способами, но произош­ ло так, что женский таз слегка увеличился, и плод тоже приспособился, от­ части поступившись своей зрелостью. Ребенок рос и развивался, и мать про­ должала быть ему защитой и после рождения, помещая его в лоно своих пристальных забот. А если отец убеждался в необходимости оставаться побли­ зости, он охранял и женщину и ребенка на протяжении самого опасного периода. Это было довольно грубое, приблизительное и сложное решение, но эволюцию определяют не лозунги, а выгодные бартерные сделки.

Соблазнительно думать об эволюции как об архитекторе, разворачиваю­ щем план сразу всего города. Обратная перспектива всегда притягательна, — мы питаем слабость к разумным объяснениям, стараясь отыскать их по каж­ дому случаю. И что же у нас получается? Ряд бессвязных предложений, с множеством оговорок и вынужденных знаков препинания, — нечто вроде этого: младенцы с сильнее развитым мозгом более жизнестойки и дают впос­ ледствии потомство с также развитым мозгом; но возрастает смертность мате­ рей при родах, причем в лучшем положении оказываются женщины с широ­ ким тазом; вопреки неудобствам, связанным с этим фактором, со временем именно такие женщины, наделенные одновременно развитым мозгом, полу­ чили больше шансов выжить, а среди них — те, кто лучше следил за своими детьми, — они поощрялись на химическом уровне за стремление вскармли­ вать детенышей и жертвовать собой ради них; положительную роль мог иг­ рать и мужчина, если он испытывал сходные импульсы: его гены становились как бы долгосрочным вкладом в будущие поколения, и он, как бы чувствуя это, преодолевал сиюминутное желание сбросить ношу забот о матери и ре­ бенке.

Хорошо ли соответствовать идеалу

В наше время мы мечтаем, чтобы мужчины стали более чувствительны, уязвимы, привязчивы, надежны; расстались с духом состязательности, наси­ лия и собственничества; придерживались моногамности и брали на себя пол­ овину забот, связанных с детьми, — то есть чтобы они стали похожи на женщин. И некоторые мужчины пытаются соответствовать этому идеалу, но их биология протестует: «Ведь это несерьезно, не правда ли? Я запрограмми­ рован по-другому». Но без взаимных уступок жизнь стала бы невыносима и