ся с именем Святого Андрея, и содержал клятву быть честным. Чтобы дока­ зать свою искренность, тот, кто приносил клятву, целовал свою подпись. Со временем крестик стал ассоциироваться именно с поцелуем.

Самое известное миру лобызание — это скульптура Родена «Поцелуй»: двое любящих сидят на скале или каменном выступе, слившись в нежном, яростном, вечном поцелуе. Ее левая рука обвивает его шею, — кажется, она в забытьи поет в его полураскрытые губы. Его правая рука лежит на ее бедре, он как бы готовится сыграть на ее теле, как на музыкальном инструменте. Приникнув друг к другу, соединив плечи, руки, бедра, грудь, они поймали в плен судьбу и запечатали ее поцелуем. Его икры и колени прекрасны, ее лодыжки стройны и женственны, линия ягодиц, талии и груди стремительна и изогнута. Они источают восторг. Вопреки реальности кажется, что они соприкасаются каждой клеткой. Вознесенные над всеми, они забыли о скуль­ пторе, о людях, о земле... Они провалились в себя и друг в друга. Роден, который часто исподтишка делал наброски со своих моделей в те моменты, когда они двигались раскованно, передал живой трепет тел, хотя бронза с трудом позволяет преодолеть свою глобальную неколебимость. Только внев­ ременная нега, живой поцелуй любящих воплощает эту волну сладострастия. Рильке отмечал дар Родена наливать скульптуры «бездонной внутренней жиз­ ненностью, бесконечностью существования во всех его удивительных и бога­ тых переливах. Даже спокойствие ему удавалось составить из сотен движе­ ний, приведенных в равновесие... Это желание не поддается измерению, эта жажда столь огромна, что все воды земного шара всего лишь глоток, который не в состоянии утолить ее».

По мнению антропологов, губы напоминают лабиум, — красную пухну­ щую плоть, — недаром женщины делают их цвет ярче при помощи губной помады. В наше время моден стиль «жало пчелы»; модели предпочитают ши­ рокую и менее агрессивную, но все же ярко-розовую или красную линию, подернутую влажным глянцем. Наконец, с антропологической точки зрения поцелуй в губы, когда языки переплетаются, а слюна смешивается, является особой формой полового контакта. Неудивительно, что он наполняет созна­ ние и тело восхитительными ощущениями.

О ТОМ, ЧТО МОЖЕТ ВЗГЛЯД

То, что ласкает взгляд, — голубит память. Дети, ощупывая предметы не только глазами, но и пальцами, познают мир во всей его глубине — извилис­ тую топографию жизни, трехмерность пространства. Одного взгляда на ли­ нию плеча достаточно, чтобы в памяти запульсировало представление об из­ гибе. Вид обнаженного мужчины, лежащего на отмели, заставляет вспомнить об ощущении округлости, твердости, плоскости, выпуклости. При взгляде на женский фотографический портрет, на мечтательно полуприкрытые глаза и сладострастно разомкнутые губы трудно удержаться от вздоха.

Руки знают те места, по которым тоскует глаз, и в нашем воображении мы можем воссоздать ландшафт во всех его мучительных и восхитительных деталях. Исследования показывают, что одни и те же части мозга задейству­ ются и в случае, когда мы переживаем какое-то событие, и тогда, когда оно происходит только в нашем воображении. Неудивительно, что мы являемся неутомимыми зрителями и умеем наслаждаться фотографиями и фильмами. В них содержится гомеопатическая доза любви, радости, тайны, сексуального опыта, насилия, наложенная на полную безопасность. Чувствовать что-то — и вместе с тем ничего не испытывать. Ставить все на карту — и ничем не рисковать. Искать, разгадывать загадки, постигать истину — не напрягая мозг. В этом есть особое удовольствие. Созидательный мозг ежедневно тру­ дится над своей специфической реальностью. На каком-то уровне всякое проявление жизни эротично. Любя мир глазами, мы используем их как руки; любя мир помыслами, наделяем их функциями глаз.

Визуальные образы прилипчивы. Они вызывают поток мыслей и эмо­ ций, и их трудно выбросить из памяти. Каждое изображение — это остров, многое прилегающее к нему остается незамеченным. Гибкая, похожая на жи­ рафу обнаженная женщина кормит настоящею жирафа, бросив в стороне одежду. Жираф длинным языком вот-вот коснется листьев, которые она ему подно­ сит. Но какое отношение эти два персонажа имеют к одетому человеку, стоя­ щему позади них в тени? Изображение работает как пиктограмма. Например, в альбоме моей памяти картинка, изображающая мужчину, касающегося ла­ донями лица женщины, означает «нежность».

Помню, приятель срывал спелое яблоко с дерева, надкусывал его твердую плоть и протягивал мне. Мы не были любовниками. Я вгрызалась в следы, оставшиеся от его зубов, и мякоть казалась особенно сладкой. В этом оазисе наши губы встречались. Теперь, когда я вижу на фотографии яблоко, я не думаю ни о пироге, ни о деревенской жизни. Это изображение я восприни­ маю как эротичное. Оно означает для меня «поцелуй».

Возможно, кто-то чувственно воспринимает телефонную трубку, поскольку она напоминает о накале звонков, от которых плавились летние дни, о часах, когда ладонь судорожно сжимала трубку, словно это была рука любимой. Других лишает дара речи изгиб тела, шаловливая улыбка или проникновен­ ный взгляд.

Что такое эротика? Акробатика воображения. Океан памяти, в который мы окунаемся. Способ гладить и ласкать мир глазами. Наша способность тереть спокойствие, натолкнувшись взглядом на воплощение чувственности. В эротике воплощена наша страсть к живой жизни.

Этот знакомый незнакомый мир — любовь: обычаи и традиции

В ПОИСКАХ ШАБЛОНА

СУМЕРКАХ я сижу на скамейке в роскошном квартале Амстердама, где Вкаждый день разбиваются сердца, любуясь тающим в небе солнцем и на­ бирающим силу, похожим на божество инков месяцем. Женщина с сумкой, полной продуктов, в голубом шарфе, спешит домой, неловко огибая препят­ ствия, встречающиеся на ее пути. Приглядевшись, я замечаю определенную закономерность в неуклюжести ее походки. Быть может, у нее повреждена нога?

Кирпичные дома вдоль канала украсились ожерельем света. Ночью Ам­ стердам залит неоновым молоком. Огни оказывают на нас особое действие. Не случайный свет, а именно правильно организованные линии огней. Веро­ ятно, нам хочется зашвырнуть в небо свои созвездия.

Мы тоскуем по шаблонам. Мы все время ищем их в окружающем мире, в песчаных дюнах и сосновых шишках; мы воскрешаем их, гляая на облака и звездное небо; мы создаем их и отрекаемся от них; они преходящи, как отпе­ чаток ноги или ливень. Дома, симфонии, фабрики, общества — все имеет свой шаблон. Даже наши поступки. Привычки, правила, обычаи, повсе­ дневная рутина, табу, кодексы чести, традиции, виды спорта — мы изо­ брели массу названий для образчиков поведения. В этом есть нечто успо­ коительное для нас — ощущение стабильности, упорядоченности и пред­ сказуемости жизни.

Этому же служит понятие сходства или метафоры, поскольку на первый взгляд не связанные вещи могут быть сведены на уровне соответствующего им шаблона, и неуловимость, объединяющая их, чиста и прозрачна. Разум облегчает себе работу и часто находит точки пересечения между незнакомыми фрагментами мира или мыслями и теми, что им уже освоены. Метафора — мостик, соединяющий острова. Поток наших мыслей мчится как река. Сра­ женная горем, отчаявшаяся женщина склоняется до земли и раскачивается, словно ива под порывами ветра. Реки поют. Ждущая ответа корреспонденция высится, словно гора, на заваленном бумагами письменном столе. Семьи про­ тягивают в пространство свои ветви. Музыка льется, извивается, ввинчивает­ ся. Быстрый мозг оплетает своей хрупкой паутиной мир, склеивает предметы и явления. Нас очаровывает идея образчика, но она же постоянно навязывает­

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 215

ся нам. Нам нравится играть в мозаику; мы готовы отдать часы абстрактному искусству, ожидая, пока проступит изображение.

Почему нас так занимают шаблоны, лежащие в основе мира? Возможно, что это происходит из-за того, что планету, изобилующую сходствами, насе­ ляют народы, связанные множеством общих черт. Порой симметрия свиде­ тельствует о приобщении к клануживого. Например, в саду сейчас стоят пять оленей, прекрасно гармонирующих с зимним лесом. Белые, коричневые и черные отливы отражают нежные цвета ландшафта. Несомненно, они появи­ лись там за некоторое время до того, как я заметила их. Взгляд скользит по симметрично расположенным ногам, ушам, глазам. Как только слово «олень» вспыхивает в моем сознании, я смотрю на них обновленным взглядом, заме­ чая линию боков и носа. «Олень!» — подтверждает мой мозг, сверившись с шаблоном.

Одно наблюдение не в счет. Сходство, замеченное дважды, может расце­ ниваться как случайность. Однако то, что встретилось три раза или больше, уже является шаблоном. Хаотичность мира толкает нас на поиски знакомого. Мысль имеет свои границы, в пределах которых патрулируют стражи закона и порядка, выявляя все, что находится не на месте. Без шаблонов мы чувство­ вали бы себя беспомощными и жизнь казалась бы нам такой же таинствен­ ной, как бездонное звездное небо, недоступное нам. Мы полагаемся на шаб­ лоны, мы любуемся ими и пестуем их. Что может сравниться по красоте с рябью, спиралью или кругом? Они сочны для глаза. Разум наслаждается ими. Эта пища умиротворяет.

Около моего дома два голубя прохаживаются, словно просители. Притан­ цовывая и позируя, закидывая голову и испуская трели, они разыгрывают представления, целью которых является раздел территорий, брачные союзы, установление мирных отношений. Все танцевальные па хорошо известны дру­ гим особям. Людям нравится придумывать новые ритуалы, рядить законы природы в сшитые ими одежды. Они вырабатывают правила поведения для любой ситуации, в том числе и для любовных игр — флирта, ухаживания, свадьбы. И, когда все уже сказано и осуществлено, они вспоминают о своей самой древней и глубокой потребности — проложить через мир множество троп и выискать цели, достойные жизни.

СЕРДЦЕ В ОСАДЕ

Мужчина и женщина сидят в ресторане за столиком. Горят свечи. Он пригласил ее поужинать вместе. Они едят, беседуют, и их глаза то и дело встречаются. На какую-нибудь минуту они задерживают друг на друге взгляд дольше, чем это принято обычно. Она улыбается, откидывает голову, робко смотрит на него, потом отводит глаза; оглядывается, смеется, поправляет во­ лосы. Его руки лежат на столе рядом с ее руками. Его голубые глаза блестят, в них оживление и восторг, смешивающийся с толикой нервозности. Его

зрачки, обычно узкие, расширены и, словно глаз кинокамеры, вбирают в себя ее. Они беседуют обо всем и ни о чем. Каждому из них хочется представить себя в лучшем свете и вместе с тем приоткрыть завесу над своим «я», над своими обидами и драмами. Оба находятся на эмоциональном подъеме, и постепенно им удается совпасть во внутреннем ритме, они повторяют жесты другдруга. Когда он наклоняется вперед, она подается телом навстречу ему. Когда она подносит бокал к губам, он тоже делает глоток. Они как бы кру­ жатся в танце. Она кокетничает с ним, и ее зрачки увеличиваются. Это знак эмоционального или сексуального интереса, но при всем своем желании даль­ ше она не может сделать ни шага. Они уже не дети, у каждого из них свое прошлое. Они молчат о том, как истосковались по вкусу губ, по ласке, по запаху тела, по сердцу, в котором заключена страсть.

Так проходит встреча влюбленных в ресторане. Это так называемое уго­ щение в целях ухаживания. Многие животные тоже прибегают к этой хитрос­ ти. Самцы, чтобы добиться расположения самки, предлагают ей еду и другие подношения. Такделают пингвины, обезьяны, скорпионы, светлячки. И люди. Самец должен доказать, что он сумеет прокормить самку. Мужчина предстает в роли соблазнителя, но право выбора остается заженщиной. Женщина часто становится инициатором интриги, ненавязчиво поощряет ухаживание, и в конечном итоге она должна решить, состоится ли половая близость или нет. Подобным образом поступают и животные. Самцы предлагают себя самкам, а те выбирают наиболее понравившегося. У игрунков, небольших, обитаю­ щих в лесах Южной Америки когтистых обезьянок, именно самцы прини­ мают на себя значительную часть забот о детенышах. Самец, положивший глаз на самку, должен продемонстрировать умение таскать на спине малы­ ша, — тогда самка обращает на него внимание. Самец словно говорит своей избраннице: «Увидишь, я буду хорошим отцом. Я сумею позаботиться о нашем потомстве».

Какими еще качествами должен обладать претендент на руку и сердце? В списке важнейших показателей одно из первых мест занимает здоровье. Сам­ ки испытывают отвращение к больным и калекам. Демонстрируя себя, самцу не обязательно убеждать самку в своей серьезности, но ему следует уверить ее, что он силен, что с его сердечно-сосудистой системой все в порядке, что он достаточно жизнеспособен, чтобы иметь семью. Дама вправе потребовать от претендента участия в атлетических играх, испытать его дух. Ей нравятся серенады в свою честь. Самки серых древесных лягушек падки на оперные арии, которые распевают самцы на протяжениидолгих карибских ночей. Самцы при этом вырабатывают большое количество оксигена и сильно утомляются, но это-то и нравится самкам. Они ищут сильного, энергичного исполнителя, способного дать здоровое потомство. У некоторых видов лягушек ставится на карту нечто большее, чем просто изнурение. Не так давно биологом Мэрлин Тьюггл было открыто, каким образом Trachops cirrhosus, летучие мыши, жи­

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 217

вущие в Центральной Америке, выслеживают своюдобычу. Они предпочита­ ют вкус лягушек Physalaemus, которые обнаруживают себя своими серенада­ ми. Чем громче поет самец, тем более жирной и сочной обещает быть трапеза. Таким образом, бедный самец находится в крайне затруднительном положе­ нии. Чтобы иметь потомство, он должен петь, — а тропическая ночь полна томности, — однако пением он открывает свое местонахождение для оголо­ давших летучих мышей. Если он станет петь вполголоса, самка не обратит на него никакого внимания, впрочем, равно как и летучая мышь. Стоит ему показать свою удаль, гордо запев в полную силу, — летучая мышь тут как тут, готовая растерзать его самым зверским образом.

Не последнюю роль играет богатство. Самкам по вкусу щедрые самцы, которые впоследствии станут защищать и кормить потомство. Когда самец жуков Pyrochroidae возжелает самку, он показывает ей глубокую расщелину в панцире. Тогда она тут же очаровывается им. Это должна быть очень глубо­ кая щель. С точки зрения этих жуков, такой самец красив и перспективен. Самка подпускает его к себе. В этой трещине находится маленькая доза яда, гарантирующая защиту яиц от муравьев и других хищников. Во время брач­ ных игр самец показывает самке свое оружие, давая ей тем самым понять, что

вее же интересах уступить ему, тем более что во время спаривания она получит от него щедрый дар — драгоценные химические элементы. «Он как бы показывает самке толстый бумажник, — объясняет энтомолог Том Эйзнер, — и говорит: «Ав самом банке ты найдешь много больше».

Самки беседковых птиц Новой Гвинеи выбирают всесторонне привлека­ тельных самцов — тех, у кого наиболее красивое оперение, кто вьет гнезда самой экстравагантной конструкции и лучше других танцует. Самец, не уме­ ющий построить и украсить гнездо, считается пропащим. Поэтому самцы возводят поистине чудеса архитектуры (иногда в девять футов высотой) из прутьев, лишайников, листьев и папоротника. Они украшают гнезда орхиде­ ями, раковинами улиток, крылышками бабочек, цветами, кусочками угля, перышками райских птичек, зернышками, грибами, щитками жуков, облом­ ками шариковых ручек, зубными щетками, браслетами, дробью и прочими раздобытыми сокровищами. Самцы наделены эстетическим чувством. Они каждый день заменяют увядшие цветы. Они тщательно следят за цветовой гаммой, отдавая предпочтение оттенкам голубого. Исследователи насчитыва­ ютдо 500 элементов декора в одном гнезде. Поскольку между самцами воз­ никает жестокая конкуренция и каждый из них пытается разграбить гнездо соседа, целехонькое жилище красноречиво говорит о силе его создателя. Сам­ ки относятся с симпатией к просторным, красивым холостяцким гнездышкам

вхорошем состоянии. Джеред Дайамон поясняет, что для того, чтобы постро­ ить завлекательный «домик», самец «должен быть наделен физической силой, ловкостью и выносливостью, умением отыскивать стройматериал и хорошей памятью, — это все равно как если бы женщина выбирала мужа по результа­ там триатлона, к которому добавлены еще игра в шахматы и искусство выши­

вать». Если самке понравится «квартирка», самец склоняется к ее лапкам, кудахчет и испускает визгливые звуки, танцуя вокруг нее, указывая клю­ вом на различные предметы искусства. Самец хочет отдать ей свое семя. Сантименты, способствующие соблазнению, — это главное, уровень уха­ живания определяет все. Самец старается соблазнить как можно больше самок. Однако самка хочет заполучить потомство от самого замечательного самца, а затем улетает, чтобы построить весьма скромное, неприметное гнездо, где станет сама выращивать птенцов.

Если давно оставленная нами парочка решит после ужина пойти потанце­ вать, или в ночной клуб, или в бар, они окунутся в мир музыки. Что бы они ни слышали — рок, кантри или мелодичное мурлыканье, — любая музыка будет говорить им о любви. Поп-музыка вовсю эксплуатирует любовь. Редко когда удается послушать песню о чем-либо другом — о работе или о том, скольких жертв стоило папочке и мамочке воспитание детишек. Я не знаю песен о том, как радостно сваривать металл или как приятно продвигаться по службе. Поп-исполнители — вивисекторы человеческих отношений. Поп-му- зыка — главный источник знаний о любви для подростков. Децибелы — трубадуры наших дней. Люди, живущие в разных странах, могут включить радио, телевизор или CD-плейеры и слушать одновременно одну и ту же мелодию. В песнях создаются мифы о любви. В узком, меркантильном смысле они учат нас, какой платы требует любовь. Но они же раскрывают величие этого чувства. В них порой содержатся советы, как добиваться взаимности; как понять, насколько искренне возникшее чувство; что де­ лать, если предмет любви состоит в браке или если от былых отношений остались лишь черепки. Мы постоянно влюбляемся или ждем, пока это чувство осенит нас; мы находим и теряем любовь; порой она ранит нас, — короче говоря, мы «околдованы, обеспокоены и сбиты с толку». И все это отражается в песнях.

Если взглянуть на проблему с точки зрения теории эволюции, то че­ ловечество не нуждается в музыке для заключения браков. Однако она оказывает гипнотическое действие и помогает обольщению. Музыка, явля­ ясь языком эмоций, возвышает сам процесс ухаживания, и поэтому брач­ ные обряды многих народов включают ее как одну из составляющих. У индейцев из племени шайен ухаживание отнимает много времени. Индеец прячется за деревьями, ожидая, пока мимо пройдет его избранница, а при виде ее начинает наигрывать мелодию на специальной флейте. Со време­ нем музыка проникает в сердце девушки. Тогда он пускает в ход компли­ менты, подарки и другие знаки внимания. Однако до свадьбы она не всту­ пает с ним в половой контакт. Девушки шайен, достигнув половой зрелос­ ти, надевают пояс невинности, с которым расстаются только после свадь­ бы. Они заставляют ухажера ждать не менее пяти лет, так что у него есть время совершенствовать флейту — фаллический символ прекрасной му­ зыки тела.

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 219

Вряд ли девушкам из племени шайен понравилось бы, если бы их пок­ лонники стали распевать песенки, содержащие сексуальные откровения. В двадцатые годы любовная песенная лирика, «воспевавшая беззаботность но­ чей и исступление дней, — говорит Ричард Роджерс, — ворвалась в ночные видения и фантазии тридцатых годов... Очереди за хлебом не казались чем-то обременительным, если человек имел возможность петь». На протяжениитрид­ цатых, сороковых и пятидесятых годов тосковали в песнях о спасительной любви, придающей жизни смысл и направляющей бытие в единственно пра­ вильное русло. Без любви женщина не мыслила себя. Она готова была платить за дар судьбы любую цену. В одной из популярнейших песенок женщина признавалась, что счастлива, любя недалекого и заурядного муж­ чину. Мужчины идеализировали женщин, считая их ангелами, наделенны­ ми способностью околдовывать, похищать сердца, порабощать мысли и вносить в жизнь иррациональное начало. Женщины были сильны лишь своим умением сводить мужчин с ума. Считалось, что женщине не к лицу говорить открыто о радостях секса. Если какие-то намеки проскальзывали у Билли Холидея, то песня звучала восхитительно скандально. С рок-н- ролльными хитами пятидесятых и шестидесятых в музыку ворвалась рево­ люция, перевернувшая общество, хлынул разнузданный секс, любовь ок­ расилась мистицизмом, и все табу, священные для среднего класса, были отброшены. Битлз и другие группы провозгласили любовь религией, спо­ собной спасти мир.

Наступили восьмидесятые годы, и в поп-музыке появился герой, призна­ ющий секс, но секс, помноженный на свободу. «Эй, не клей меня, детка!» — вот типичная фразочка мужчины, жесткого, без сантиментов, — «штучки» не для брака. В современных поп-хитах больше изобретательности и цинизма. В наше время секс не шокирует и в самых откровенных формах, фиговые лист­ ки или даже отказ от него уступили место бесшабашной свободе, от былой застенчивости не осталось и следа, романтические эвфемизмы заменены на вопли, спровоцированные вожделеющим телом. Лирика подернулась налетом сексуальности, и непритязательные жалобы сошли с круга под давлением жестокой истины и грубой реальности. Однако во многих современных пес­ нях снова всплывает непотопляемая любовь; психологи Шляхет и Ваксенберг полагают, что в этом «проявляется обновленный интерес к вечному чувству как реакция на культуру нарциссизма и потребительства, акцентирующую превосходство индивидуализма над потребностью людей вступать в различ­ ные контакты, опустошающую человека и ничего не предлагающую ей кроме мимолетного ощущения комфортности». Впопулярных альбомах Линды Ронштад, Барбары Стрейзанд и Кэрли Саймона можно заметить поворот назад, к балладам тридцатых и сороковых годов.

Почемулюдям так нравится слушать песни о любви? Обычно мы склон­ ны превозносить то, что нам не принадлежит. Сам факт вожделения превра­ щает металл в золото. Во всяком случае, сексуальность способствует тому, что

будоражится воображение людей. Романтическая любовь случается и в племе­ нах, где царит раскрепощенное отношение к сексу (и браки могут заключать­ ся не по взаимной склонности), однако это происходит редко и не является официально принятой практикой. Репрессии, запреты питают романтическую любовь, поскольку люди, стремящиеся утолить биологические потребности, не желают принимать ограничений морали. Поп—хиты разжигают фантазию

ине позволяют умереть мечте о великой любви. Для многих людей сопере­ живание песне является единственным опытом любви, и она звучит для чело­ века особенно, когда напоминает о прошлом или воспроизводит тайные меч­ ты. Это все равно что трясти куском мяса перед запертым в клетке львом, чтобы он не забыл запаха свежей крови. Мужчины, испытывающие затрудне­ ние и дискомфорт, облекая свои чувства в слова, часто с удовольствием ис­ полняют сентиментальные песенки. Музыка дает им ощущение самовыраже­ ния. Заикам обычно пение дает возможность преодолеть недуг, мужчины, же страдающие эмоциональным заиканием, гладко воспроизводят таким же об­ разом свои чувства. «И если музыка питает любовь, — писал Шекспир, — то пусть она звучит».

После ужина наедине наша парочкаживет смешанным чувством надежды

инеуверенности, — эти два ингредиента необходимы для развития романа. И он и она прошли через агонию развода. У него на сердце еще остались синяки от вероломности экс-супруги и от болезненного разрыва. Ее неурядицы с бывшим мужем происходили от того, что она согласилась жить с настоящим Хаммурапи, человеком, твердо веровавшим в справедливость сформулирован­ ных им законов и следившим за их неукоснительным соблюдением. Только любовь начинается на таком подъеме надежд и так часто ведет к их круше­ нию. Но, несмотря на тяжелое прошлое, и он и она снова ищут того, что составляет, по словам Александра Попа, «славу, насмешку и загадку этого мира». У них много общего: возраст, работа, музыкальные вкусы, отношение к миру, и, главное, они совпадают в жизненной фазе. Они оба готовы снова рискнуть. Когда человек созреваетдля нового чувства, порой он влюбляется в первого встречного. Они уже испытали мучительность любовного вальса, и им известно, что первые па могут исполняться где угодно: на темных улочках, уходящих, петляя, вдаль, как само время; в объятиях деревни, в пригородном кафетерии, на старом, с торчащими пружинами сиденье пикапа, в грязной, обшарпанной пивной. То, что начинается как простая арифметика тел, вдруг оборачивается математикой чувств. И тоща ни низкий поклон ивы, темнею­ щей под звездами августа, ни яблони в саду, протягивающие кадила тяжелых веток, ни пруд, качающий отливы света, не способны вывести сердце из оцепенения — сердце ждет.

Полюбив, вы попадаете в котлован, и, как бы вы ни старались выкараб­ каться оттуда, скользкие стены не выпускают вас наружу. Пока наша парочка прогуливается рука об руку, где-то далеко — в Финляндии, Патагоний или на Мадагаскаре — другие влюбленные впервые поднимают друг на друга гла­

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 221

за. Антропологи Уильям Янковяк и Эдвард Фишер, исследовав 168 культур, рассредоточенных по земному шару, обнаружили, что романтическая любовь представлена в 87 процентах из них. Большинство культур знают обычай, когда мужчина во время ухаживания предлагает женщине еду и дарит ей различные подарки. Ужин наедине раскрепощает и взвинчивает атмосферу влюбленности, прыжок в которую осуществляется на парашюте надежды. Люди стремятся сложить некое непростое целое из двух компонентов, они тоскуют в одиночестве.

ПЛОТЬ МОЕЙ ПЛОТИ - БРАК

Первые браки заключались через похищение. Когда в поле зрения муж­ чины попадала женщина, возбуждавшая его (обычно из другого племени), он завладевал ею силой. Чтобы похитить невесту, жених заручался поддержкой друзей. Эта форма заключения брака господствовала в доисторическом мире, а в Англии, например, такая практика официально допускалась вплоть до XIII века. Впрочем, брак как купля-продажа был более распространенной традицией, и, даже если за девушку не вносилась сумма наличными, все равно все понимали, что ее отдают в обмен на землю, имения, политические связи или социальное продвижение. Девочка расценивалась в родительском доме как лишний рот, но она же со временем становилась необходимой для того, кто хотел завести свой дом и иметь детей. Англосаксонское слово wedd связано с той платой, которую жених вносил отцу невесты, — в деньгах или в их эквиваленте: лошадях, замках и прочих видах собственности. В букваль­ ном понимании слово «свадьба» (wedding) означает процесс купли женщины в целях женитьбы, подразумевавший некоторую степень риска. В исторической перспективе тот же корень означал «риск» или «пари». Обычно семья дикто­ вала жениху, кого ему взять в жены, и ему не дозволялось видеть невесту до свадьбы: ведь в том случае, если бы она ему не приглянулась, он мог заарта­ читься и разрушить все планы. Только в день свадьбы «покупатель» имел право поднять вуаль и взглянуть в лицо своей жене.

«Медовый месяц» представляется нам романтическим периодом, когда чувственность изливается под тропическими небесами, однако в прошлом все выглядело куда менее поэтически. Жених, похитив невесту, на некоторое время исчезал вместе с ней, прячась от ее родственников и друзей. К тому моменту, когда парочку обнаруживали, женщина была уже беременна. Пред­ ставление о браке по любви возникло очень поздно, а многие народы до сих пор практикуют умыкание невесты. (Согласно «Книге рекордов Гиннеса», дольше всего в браке прожили сир Темульджи Бхикаджи Нариман и леди Нариман, которые поженились в 1853 году, когда им было по пять лет, и оставались вместе восемьдесят шесть лет. Рекордный срок на проверку со­ бственныхчувств — шестьдесят семь лет — отвели мексиканцы Октавио Гвиллен и Адриана Мартинез: ровно столько времени они были обручены. Самый

дорогой свадебный подарок — целый город — Газер, фараон, преподнес Соломону, женившемуся на его дочери [3-я Книга Царств, 9:16]. В наше время самая пышная свадьба состоялась в 1981 году, когда Мохаммед, сын шейха Рашида Бин Саэд аль-Макгума, женился на принцессе Саламе. Праз­ днества, на которых присутствовало двадцать тысяч гостей, длились неде­ лю. Специально для этого торжества был выстроен стадион, где они и происходили.)

А вот что представляет собой типичная свадьба в Сан-Франциско (Кали­ форния). Кэрол и Джерри собрались пожениться. Он сделал ей предложение, она приняла его, и они с радостью сообщили родным и друзьям, что решили связать себя узами брака. Джерри преподнес Кэрол обручальное кольцо, и она похвасталась им перед подругами и с гордостью стала носить его на среднем пальце левой руки. Подружки устроили для невесты вечеринку. Ро­ дители Кэрол вызвались оплатить расходы за церемонию в церкви и прием гостей. Родители Джерри взяли на себя траты на «медовый месяц». Кэрол занялась своим приданым. Она попросила сестер и лучших подруг принять участие в церемонии, не забыв о любимых племяннице и племяннике: девоч­ ке поручалось нести цветы, а мальчику — кольца. Джерри нашел дружек и шаферов среди своих приятелей. Церемония состоялась в ближайшей церкви. Жених и невеста обменялись кольцами и поцеловались.

После окончания церемонии все отправились на прием, где можно было поесть, выпить и потанцевать. Жених и невеста отрезали первый кусок ог­ ромного трехслойного свадебного торта. Им было предоставлено право перво­ го танца. Они с благодарностью принимали подарки. Шаферы произносили тосты. По обычаю невеста бросила свой букет в сторону незамужних женщин, ее подвязка досталась неженатым мужчинам. Потом жених и невеста под градом риса, которым осыпали их гости, сели в машину, со свисающими непарными башмаками на бампере и надписью «Молодожены» на багажнике, и отправились в аэропорт, чтобы вылететь на Гавайи.

Пройдет время, и они, открыв семейный альбом фотографий, вспомнят выражение лица его матери, улыбнутся, глядя на снимок, где дядюшка само­ забвенно играет на гармонике, посмеются над его братом, корчившим рожи перед объективом. Они удивятся тому, как молодо все выглядят на фотогра­ фиях. Но вряд ли им придет в голову, что они внесли свой вклад в сохране­ ние древнего ритуала. Переведем все происшедшее с ними в термины культу­ рологии. Выражение «связать себя узами брака» восходит к римлянам. Невес­ та надевала пояс, который завязывался специальным узлом, — право распус­ тить узел предоставлялось жениху. Точно так же оказывались связанными после свадьбы нити двух жизней. Обычай завязывать и развязывать узлы распространен у многих народов. В древнем Карфагене будущие молодожены соединяли большие пальцы рук, и их связывали кусочком кожи. В Индии жених завязывал ленту вокруг шеи невесты, и с этого момента брак считался

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 223

заключенным. Люди вообще всегда придавали особое значение узлам и узел­ кам — непременным атрибутам магии. Иудеи опасались магической силы узлов, и по их законам было запрещено завязывать их в священный день — субботу. Человечество всегда считало, что узел — надежная скрепа; он же символизировал судьбу. Возможно, когда-нибудь словарь брака пополнит­ ся новыми выражениями, идущими от современных технологических воз­ можностей, например, от новоизобретенных видов клея.

Считается, что мы получили обычай обмениваться кольцами от англо­ саксов, однако, несомненно, он имеет более длительную историю. Круги или кольца всегда символизировали вечность, — этот знак встречается, например, в египетской иероглифике. Неудивительно, что кольца использовались как символ расположения, согласия или святости. В Книге Бытия мы читаем: «И сказал фараон Иосифу: вот, я поставляю тебя над всею землею Египетс­ кою. И снял фараон перстень свой с руки своей, и надел его на руку Иосифа» [41:41-42]. Обручальные кольца былк в ходу у многих народов, но в средние века итальянцы стали отдавать предпочтение кольцам с бриль­ янтами, так как полагали, будто этот драгоценный камень закалялся в пламени любви. В греческом языке слово adamas («брильянт») означает «невидимый». Романтичные итальянцы полагали, что самый твердый на земле кристалл отражает внутренние качества многоликой любви. Бриль­ янты похожи на замерзшие слезы, вызванные оставшейся в прошлом ви­ ной или грядущей радостью.

Вдревней Спарте воины устраивали попойки в честь жениха. Жених и его приятели собирались ночью накануне свадьбы й клялись сохранять друж­ бу и в дальнейшем. Возможно, спартанцы имели некие аналоги современных порнофильмов, стриптиза или тортов, из которых выскакивают девушки. Обычай «мальчишников» возник из потребности попрощаться со свободами холостяцкой жизни и подтвердить готовность поддерживать отношения с то­ варищами. Жених заверяет друзей, что они не окажутся за пределами его новой жизни. «Девичниками» тоже упрочиваются связи; кроме того, невеста находит у подружек моральную поддержку, необходимую в столь решитель­ ный момент. В 1890-х годах женщины устраивали праздник для только что обрученных подруг, во время которого невеста становилась посередине ком­ наты, а над ее головой вращали перевернутый японский зонтик, наполнен­ ный подарками, чтобы все могли их рассмотреть.

«Свиты», которыми окружают себя жених и невеста, имеют множество прототипов. Мужчина, собиравшийся похитить женщину, заручался поддерж­ кой своих приятелей, иначе говоря, шаферов. Шаферы должны были доста­ вить невесту на церемонию в церковь, а затем и в дом жениха. Вокруг невес­ ты собирались подружки, а замужние женщины помогали ей во всем. Свадьба обычно происходила после наступления темноты, скрывавшей разозленных членов семьи и соперников, так что церемония происходила при свете факе­ лов, а гости были на всякий случай хорошо вооружены. В средние века стали

поручать маленькой девочке держать во время церемонии цветы; первона­ чально она несла ростки пшеницы — символ плодородия. Тогда же, вероятно ради симметрии, рядом с женихом и невестой возникла фигурка юного пажа, подающего кольца.

Столь традиционное для западного мира белое платье впервые надела в 1499 годуАнна Британская, венчавшаяся с Людовиком XII. До этого женщи­ ны надевали на церемонию свое лучшее платье, чаще всего желтое или крас­ ное. В библейские времена предпочтение отдавалось голубому или белому цвету, символизировавшему чистоту; кроме того, подол одеяний и жениха и невесты обшивали голубой лентой, откуда и идет мода «пустить понизу чтонибудь голубенькое». В Китае и Японии невеста показывалась в белом (в восточной традиции это цвет печали), поскольку, покидая родной кров и отправляясь к мужу, она как бы переживала смерть.

Вуаль, скрывающая лицо невесты, означает скромность и готовность под­ чиниться. У некоторых народов принято обряжать невесту в вуаль, свисаю­ щую до самых пят. Невеста — приобретение жениха, только он имел право приподнять вуаль. Физическая красота настолько могущественна, что у MHQ- ιήχ народов религиозные установления вынуждали новобрачную стараться выглядеть менее эффектно, — например, прятать лицо, волосы или все тело и даже остригать локоны. Эти предосторожности принимались для того, чтобы другие мужчины случайно не воспылали к невесте нежными чув­ ствами или чтобы она не слишком много возомнила о своей внешности и не стала кокетничать с чужими, а также чтобы ее жених не возжелал ее как женщину, так как в прошлые времена секс служил лишь одной цели — деторождению.

Невеста испокон веков украшала свое платье цветами, но свадебные бу­ кеты появились сравнительно недавно. В XIV веке, когда стало принято, чтобы невеста бросала свою подвязку пришедшим на свадьбу мужчинам (по­ добно тому как дама жертвовала своему рыцарю ленту), порой возникали весьма щекотливые ситуации, поскольку подвыпившие гости пытались рань­ ше времени самостоятельно заполучить ее. Куда безопаснее было бросать цве­ ты присутствовавшим девушкам.

Историки не знают, кто ввел в обиход обручальные кольца. Предполага­ ется, что сначала они делались из железа. Материал, из которого они изготов­ лялись, должен был обладать прочностью, так как сломанное кольцо казалось зловещим предзнаменованием. Естественно, обычай носить обручальное кольцо истолковывался в романтических тонах: гармония,.бесконечная любовь и так далее. Однако первоначально кольцо служило знаком того, что женщина уже связана с мужчиной (мужья обычно не носили кольца). Римляне считали, что некая артерия (vena amoris) идет от среднего пальца к сердцу и что, надевая кольцо на этот палец, супруги соединяют сердца и судьбы. На портретах Елизаветинской эпохи можно увидеть обручальное кольцо на большом паль­ це, — вероятно, такова была мода того времени. Но можно носить кольцо и

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 225

не на пальце. Некоторые африканские женщины надевают кольцо на шею или же на лодыжку. А почему бы не заменить кольца символическим поясом или шляпкой? И отчего мужчина просит именно «руки» девушки? Руки слу­ жат нам: они строят города, пеленают детей, вспахивают поля, ласкают, бро­ сают копье, пробуждают к таинственной жизни тело, учат нас тому, что есть мы и что есть мир, — они соединяют нас с тем, что нас окружает. Они протягиваются, словно мосты, междудрузьями и врагами, людьми и предме­ тами. В языке мы часто используем слово «рука» для обозначения человека: например, «рука руку моет», узнать «из первых рук», «золотые руки». Мы берем ребенка за руку, чтобы защитить его от мира; мы держим за руку любимого, ощущая спокойствие и нежность. Руки ведут нас к открытиям, они совершают паломничество, и мы приобщаемся к опыту, называемому жизнью. Кольцо предупреждает нас о том, что всякая вылазка вовне имеет свои пределы. Замужнюю женщину стреноживает супруг. Сверкающее ма­ ленькое колечко непропорционально своему весу утяжеляет ее жизнь. Но, когда брак совершен по любви, заключение под стражу переживается од­ новременно и как радость и как обуза. Обуза — поскольку свобода огра­ ничивается, а радость — парадоксальным образом от желанности неволи.

Свадьба никогда не обходилась без символов плодородия. Некоторые куль­ туры знают обычай украшать невесту колосьями пшеницы или амулетами фаллической формы и даже початками кукурузы, которые обыкновенно под­ вешивались к поясу. Древние римляне пекли специальный пшеничный или ячменный пирог, а затем разламывали его над головой невесты. Кроме того, жениха и невесту осыпали зернами пшеницы. Незамысловатый пирог во времена английского короля Карла II превратился в изысканный сва­ дебный торт, а французские правители сделали из него традиционное блю­ до, придав ему форму роскошного замка, залитого сахарной глазурью. В Англии был распространен обычай громоздить сладкие слои один на дру­ гой, чтобы получилась высокая башня, после чего полагалось поцеловаться над этим сооружением, не разрушив его. Если жениху и невесте удавалось проделать это, считалось, что им уготовано счастливое будущее. Повар, желавший счастья молодым, заливал слои сладким соусом. К этому чуду кулинарии и восходят наши многослойные свадебные торты.

Лучшие тосты придуманы французами. Именно они клали на дно бокала кусочек хлеба и пили до дна (до «тоста»). Вот старый английский тост, обра­ щенный к невесте:

Любовь, будь ей верна; жизнь, будь добра к ней, Здоровье, не оставляй ее; радость, будь рядом с ней; Судьба, сделай для нее все, что в твоих силах, Распахни для нее свою обитель, Следуй за ней по пятам И сохрани ей любовь мужа!

Туфельки на бампере автомобиля, быть может, выглядят странно, однако в древних культурах обувь наделялась магической силой. Ассирийцы и евреи использовали сандалиюдля приношения клятвы в ходе деловых переговоров. Брошенная на землю обувь означала претензию на господство («На Эдома простру сапог Мой». Псалтырь, 107:10). Египтяне обменивались сандалиями в знак заключения сделки; обычно отец давал жениху сандалию своей дочери в подтверждение того, что она переходит на его попечение. С этого момента она устремляла свои стопы в его мир. У англосаксов жених слегка прикасался туфлей к голове невесты, чтобы утвердить свою власть над ней. Позднее возник обычай бросать в чету туфли, а в автомобильную эру обувью стали украшать машину.

Вообще повсюду было принято бросать что-нибудь в жениха и невесту, например зерна или косточки фруктов. В Греции жених приводил невесту к домашнему очагу и осыпал ее финиками, фигами, орехами и мелкими монет­ ками. У славянских народов существовал обычай забрасывать жениха и невес­ ту зернами и хмелем. В Индии на жениха и невесту проливался дождь из лепестков цветов. Древняя литература доносит до нас описания множества аналогичных обрядов. Почему символический град, атака благоухающими сна­ рядами, являлся таким важным компонентом церемонии? Не воспоминание ли это о временах, когда жених похищал невесту и на него обрушивался дождь камений? Или это освящение брака эмблемами плодородия? А может быть, благословение друзей; ведь невозможно всем одновременно прижать к сердцу молодоженов? Не исключено, что таким образом покупались или от­ пугивались злые духи. Должна быть здесь и связь с представлением о женщи­ не как о «пахотной земле». Во всяком случае, этот ритуал связан с внушением молодым мысли о зрелости.

Конечно, свадебные обряды в Африке сильно отличаются от того, к чему мы привыкли. Пигмеи мбути, живущие в лесах Центральной Афри­ ки, начинают готовить девочек к браку и материнству, как только те до­ стигают половой зрелости. На протяжении двух или трех месяцев девочки одного возраста живут в специальной хижине, где их посвящают в тайны жизни взрослой женщины. К концу этого срока матери девочек соби­ раются у хижины с корзинками тщательно отобранных камней. Туда же из деревни приходят юноши. Конечно, матери хорошо знают и семью и нрав каждого претендента и заранее оценивают, кто был бы хорошим женихом для дочери. Если матери не нравится кандидат в женихи, то удар камнем силен и причиняет боль. Если же она относится к нему с симпатией, то бросает камень ради проформы. Как бы там ни было, стоит юноше невредимым миновать живое заграждение, и он получает право лишить невинности любую девушку, которая затем становится его невестой. Он только должен испросить формального согласия родителей и преподнести им убитую лань в доказательство того, что он хороший охотник. Период

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 227

обручения кончается с беременностью невесты. Только тогда празднуется свадьба.

В Восточной Африке у народа банту кавирондо принято, чтобы жених и невеста впервые приобщились к таинству брака в присутствии свидетелей — многих женщин и девушек Бушмены Ботсваны обручают мальчика и девоч­ ку в самом раннем возрасте. Когда у девочки впервые случается менструация, она в течение четырехдней должна сидеть неподвижно, вытянув ноги перед собой. После этого к ней приходит жених, и оба они подвергаются ритуаль­ ному омовению и татуировке. На их руки, ноги и бока наносятся острой бритвой ранки, и кровь, вытекающая из них, смешивается. Затем на ранки наносится смесь из золы и лечебных корений, гарантирующая быстрое зажив­ ление. Отец невесты приводит дочь в клан жениха. Родственники и с одной и с другой стороны дают молодой чете на несколько дней самые лучшие укра­ шения. Нормальная семейная жизнь начинается после того, как украшения возвращаются в кланы.

Некоторые свадебные обряды являются, вероятно, универсальными: на­ пример, осыпание молодоженов зернами и прочая магия, связанная с идеей плодородия, опутывание их веревками или лентами (этот ритуал известен на территории от Китая до Италии и Африки), символическое или буквальное смешение крови, произнесение обета. Даже монашенки, посвящая себя «не­ бесному жениху», отдают ему свою «плоть и кровь». Мысль о связанности жизней совершенно ясна, однако смешение «плоти и крови» имеет более глу­ бинный смысл. Мы в буквальном смысле становимся единым целым. Каждая молекула воздуха, каждый атом материи движется в пространстве и во време­ ни. И поэтому я в состоянии почувствовать себя Джоном Доном, Колетт, Мари Кюри, Леонардо. Мифы о сотворении мира твердят, что материя бес­ смертна. Двое являются одной плотью только в период вынашивания плода (если не принимать во внимание феномен сиамских близнецов). Подсозна­ тельно все эти ритуалы отражают состояние абсолютной любви, преданности и жертвенности — отношения между матерью и младенцем. С точки зрения антропологии они как бы внушают: я хочу, чтобы ты любил(а) меня и лелеял(а) так, как если бы мы были связаны генетически, — если бы я был(а) плоть от плоти твоей, потому что именно такой будеттвоя связь с нашими детьми.

После того как жених и невеста становятся мужем и женой, им предлага­ ется целый набор правил и установлений. Более того, супруги обычно с удо­ вольствием придумывают для себя новые ритуалы, словно им не хватает ука­ зов общества и родни. Я знаю множество пар, кропотливо трудившихся над выработкой собственных уставов: с чьей родней встречать тот или иной праз­ дник, какие ночи посвящать любви, как проводить выходные. Одни привы­ кают в ясные зимние дни вместе нежиться в скупых солнечных лучах, лениво читая газету, другие позволяют себе в свободные дни завтракать поздно, а затем неутомимо исследуют окрестности.

О том, что существует день Святого Валентина, знают все. Но кто был этот Валентин? Согласно одной легенде, Валентин жил в IV веке в Риме и был священнослужителем. Когда Клавдий временно запретил браки, так как вел войну и полагал, что холостые солдаты сражаются с большим ожес­ точением, Валентин тайно соединял любящих. По другой легенде Валентин был заточен в тюрьму за то, что отказался поклоняться языческим богам. Там он подружился со слепой дочерью тюремщика и излечил ее молитва­ ми. Считается, что он был казнен 14 февраля. Иногда имя «Валентина» связывается с эротическими праздниками'культового очищения в Древнем Риме, которые устраивались в феврале. Святой Валентин был канонизиро­ ван в средние века, и до сих пор он — признанный покровитель влюблен­ ных.

Страсть порывиста и беспорядочна, но любовь предпочитает нанизы­ вать события и освящать их. Многие ритуалы семейной жизни связывают ее с историей и обществом. Через много лет после свадьбы людей порой удерживает рядом друг с другом не данная когда-то давно клятва, но об­ щие привычки, сложившийся уклад, пережитые события. Для супругов дом становится родиной, островком, где царят свои законы, складываются мифы, где течет повседневная рутина. Тогда развод грозит изгнанием, ли­ шением гражданства, утратой суматошного города-государства, где были проведены долгие годы.

«КОПЬЕ»И «КОЛЕЧКО»

Стоит обратиться к четырнадцатилетнему парнишке, и он выдаст полный список всех номинаций для полового члена. Жители Месопотамии знали одно слово — birku — для обозначения колена и пениса. Один из самых важных ритуалов состоял в том, что отец сажал мальчика себе на колени, — это означало формальное признание ребенка.

Латинское слово fascinum служило номинацией для фаллического амуле­ та, который помещался в спальне или на кухне, а мог и носиться на шее. Такой амулет оберегал от злого глаза, и вообще в нем признавали большую магическую силу. Почитание фаллоса имело довольно длительную традицию. В эпоху Возрождения сотни церквей бахвалились тем, что имеют в качестве священной реликвии останки фаллоса Христа. Его крайняя плоть и есть мощи, оставшиеся на земле после Вознесения, и они наделялись волшебной цели­ тельной силой. Женщины, горевшие желанием забеременеть, молились ей, ожидая помощи. До наших дней дошло тринадцать таких реликвий. Одна из них хранится в Шартре, и, говорят, тысячи женщин исцелились благодаря ей от бесплодия.

Для обозначения женских половых органов тоже существует мно­ жество эвфемизмов. В фольклорных текстах фаллос может называться «стрелой», «копьем», а вагина — «колечком». Часто разговор идет на грани

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 229

приличного и непристойного. Вот, например, диалог из пьесы Шекспира «Гамлет»:

Гамлет. Сударыня, могу я прилечь к вам на колени? Офелия. Нет, мой принц.

Гамлет. Я хочу сказать: положить голову вам на колени? Офелия. Да, мой принц..

Гамлет. Вы думаете, у меня были грубые мысли? Офелия. Я ничего не думаю, мой принц.

raMjiem. Прекрасная мысль — лежать между девичьих ног. Офелия. Что, мой принц?

Гамлет. Ничего.

Офелия. Вам весело, мой принц? Гамлет. Кому, мне?

Говоря о разнице между полами, мы упоминаем фаллос как то, что свой­ ственно иметь мужчинам, и вагину как признак женского пола. В этом про­ тивопоставлении скрывается представление о превосходстве мужчин над жен­ щинами. Мужчины испытывают наслаждение через фаллос, у женщин же органом, дающим аналогичные ощущения, является не вагина, а клитор. Если говорить о зачатии, то фаллос, откуда выходит сперма, оплодотворя­ ет, тогда как женщина пассивна: ее матка содержит яички, которые могут быть оплодотворены. Сопоставляя функции фаллоса и вагины, можно ска­ зать, что мужчина получает удовольствие от секса, а женщина предназна­ чена для того, чтобы присутствовать при этом. Ей как бы не дано наслаж­ даться сексом, и если все же это происходит, то лишь вопреки природе и социальному устройству.

НАЛЕЗВИИ БРИТВЫ:

АДЮЛЬТЕР, ЭКСТРАВАГАНТНОСТИ, ПРЕСТУПЛЕНИЯ

С точки зрения чувствительного, изысканного, искреннего и альтруисти­ чески настроенного существа, мы, люди, — дикари и садисты. Даже зная коечто о нашей генетике и читая в газетах о бойне в Боснии, я не могу не изумляться коварству и садизму человека, его странному стремлению мучить других, злобе и ненависти, бьющей через край. И как уживаются в нем добро и зло? Хотя, конечно, найти всему этому рациональное объяснение — дело нехитрое.

Были времена, когда некоторые люди адюльтер, например, воспринимали как самый страшный и экстравагантный поступок, какой только мог совер­ шить человек. В средние века мужья состязались в свирепости по отношению к провинившимся женам. Выказать мягкость перед соседями было все равно что навсегда пасть в глазах людей. О тех наказаниях, которым подвергали мужья неверных жен, сохранилось множество леденящих душу историй. Так,

однуженщину, чей возлюбленный умер, заставили забальзамировать, а потом съесть его сердце. Другую муж отвел в лепрозорий и оставил на растерзание его обитателям. Упоминается также о женщине, вынужденной каждый день ходить в церковь, куда ее муж принес останки убитого возлюбленного, чтобы созерцать их и прикладываться к его черепу. Мужья редко платили за совер­ шенный ими адюльтер. Неверным женам грозило унижение (например, бритье наголо), дело могло дойти и до ужасных мук и (или) смерти. Их возлюб­ ленных ждала кастрация или смерть. И все же они рисковали. Они ставили на кон здоровье и жизнь. Их нес мотоцикл страсти, они выжимали все из мотора и проделывали кульбиты над бездонной пропастью, наслаждаясь вет­ ром и скоростью и не ведая при том, удастся ли им в целости и сохранности ступить на безопасную землю. При таких условиях игры кажется удивитель­ ным, что людей манил адюльтер. Соблазн был родом наркотика, который оплачивался смертью и увечьем.

Вмоем дворе тянет ветви навстречу всякому, кто проходит мимо, шелко­ вица — живой памятник любовному самозабвению. Как-то я подрезала ей ветви, но эта операция лишь пошла на пользу дереву — его окрепшие ветви на следующий год налились силой. Существует легенда, повествующая о том, что когда-то ягоды шелковицы были белыми, но после смерти возлюбленных Пирамуса и Тисбы они приобрели кровавый цвет. Пирамус и Тисба росли по соседству в огромном муравейнике, каким был Вавилон. Со временем они полюбили друг друга, но родители не дали согласия на их свадьбу. Ночь за ночью они, приникнув к щели в стене, разделявшей их спальни, поверяли другдругу свои мысли и чувства. Наконец Пирамус, измученный разлукой, назначил возлюбленной свидание под шелковицей. Тисбадобралась туда пер­ вая, но вдруг она увидела львицу. Охота прошла удачно, — с морды львицы капала кровь. Тисба бросилась прочь, и ей удалось спастись. Львица лишь разорвала на ней плащ. Явившийся на место свидания Пирамус увидел об­ рывки плаща Тисбы и львицу, пожирающую добычу. Он решил, что его возлюбленная стала жертвой хищницы, и, придя в отчаяние, прогнал львицу, схватил меч и пронзил им себя, так что кровь брызнула на белые ягоды шелковицы.

Вэто время Тисба стала осторожно пробираться к назначенному месту. Издали она заметила, что львица удалилась, и поспешила к шелковице. Но

ксвоему ужасу, она обнаружила, что ее возлюбленный лежит бездыханный на земле. Взгляд ее упал сначала на торчащий из тела меч, а затем на окровавленные обрывки плаща. Она тут же поняла, что произошло. «Лю­ бовь ко мне убила тебя! — воскликнула она. — Что ж, и во мне есть мужество. И я сумею доказать, что люблю тебя. Смерть думала разлучить нас, но и ей не помешать нам быть вместе!» И с этими словами она выхва­ тила меч и ударила им себя в сердце. Единственная свидетельница трагедии, шелковица, исполнилась такой жалости к несчастным влюб­ ленным, что ее ягоды вмиг стали красными и теперь напоминают прохо­

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 231

жим о судьбе Пирамуса и Тисбы. Такова одна из легенд, сложенных людь­ ми о любви.

Эта история напоминает предания о Ромео и Джульетте или о Тристане и Изольде. Многие легенды о трагически закончившейся любви имеют ряд совпадений: их героями являются юные возлюбленные, чьи чувства сталки­ ваются с препятствиями; они встречаются украдкой; затем обстоятельства скла­ дываются так, что один из них обманывается и, поверив в смерть другого, кончает жизнь самоубийством, после чего вслед за ним убивает себя тот, кто невольно способствовал ошибке. Часто на месте разыгравшейся драмы скло­ нялась в скорби сама природа. Подобные повествования рождаются из пред­ ставления о непереносимости разлуки, о препятствиях, раздувающих страсть, о потребности удостовериться в искренности чувств любимого.

Но не всегда поступки любящих столь решительны и величественны. Порой они довольно смешны и бессмысленны. Взять хотя бы кулинарию. Считается, что появлением тортеллини (особого вида пельменей) мы обяза­ ны... пупку Венеры: некий итальянский трактирщик разглядывал ее через замочную скважину и, изучив ее тело во всех подробностях, прославил свою любовь при помощи теста. Когда любовница Людовика XIV стала выказывать раздражительность и ревность, король успокоил ее неожиданным способом. Он настоял на том, чтобы она обнажила грудь и легла, а затем приказал мастерам снять слепок с этого сосуда красота и сделать бокал такой формы, чтобы он мог пить из него шампанское. До сих пор мы пьем шампанское из бокалов, чья форма восходит к груди любовницы Людовика XIV.

Почему любовь рождает причуды? Отчего люди верят, что жизнь стала бы непереносимой без их единственной и неповторимой любви? Принято считать, что чем выше цена, которой оплачено приобретение, тем оно ценнее. Только брильянт в пятьдесят карат по-настоящему сверкает, только жизнь — значимое приношение.

— Ну как «Призрак Оперы»? — спросил кто-то недавно в моем присутст­

вии.

— Умереть и не встать, — последовал ответ.

В саду цветет шелковица. Она предпочитает лесистую местность, влаж­ ную почву. Весной молодые побеги облеплены темно-зелеными зубчатыми листьями, шершавыми у кончиков, но мягкими снизу. Крохотные зеленые цветочки жмутся в гроздьях друг к другу, а когда появляются плоды, слета­ ются на пиршество певчие птицы. Я часто наблюдаю, как они, обсев ветви, лакомятся ягодами, похожими на замерзшие капельки крови. Молозиво сочится из ранок на коре, а осенью листья наливаются мягким янтарным цветом.

Рассыпанные по лесу нарциссы вызывают в памяти легенду о похищении красавицы Персефоны. В одной из версий греческого мифа рассказывается, что Зевс создал удивительный цветок, чтобы помочь своему брату Аиду, по­ любившему Персефону, дочь Деметры. Как-то раз Персефона, гуляя с подру­

гами по лугу, среди ирисов, фиалок, нарциссов и гиацинтов, заметила особен­ но прекрасный цветок. Обрадовавшись, она оставила своих спутниц, не обра­ тивших внимания на чудесное растение, и побежала рассмотреть его поближе. Ей никогда не доводилось видеть такого сияния и вдыхать такого аромата. Но, как только она протянула к цветку руку, земля разверзлась у ее ног и из расселины показались «угольно-черные лошади, впряженные в колесницу, которой правил некто величественно-прекрасный и грозный». Аид схватил Персефону и умчал ее в царство мертвых, прочь от брызжущей солнечной радостью весны.

Под моим окном цветутлевкои. Существует предание о том, как царица, преследуемая ревностью мужа, покинула замок и бросилась в море. Аполлон превратил ее в богиню моря, Левкофею, а затем в растение с душистым запахом. Ярко-красные анемоны, раскрывающиеся летом, мифы связывают с Адонисом. Однажды он отправился на охоту и был смертельно ранен диким кабаном, который пронзил пах Адониса и кастрировал его. Когда Афродита нашла своего возлюбленного, в нем уже едва теплилась жизнь. Склонившись над ним в слезах, она молила:

В последний раз прильни ко мне губами,

Дай мне испить твою любовь и душу...

Но он уже не слышал ее слов, не видел ее слез. Он отправился в царство мертвых, куда ей дорога была заказана. Капли его крови, падая на землю, превращались в алые цветы. Считается, что фаллос Адониса превратился в сына юноши бога Приапа.

Пурпурные и лиловые гиацинты обступили каменную дорожку у гаража. Гиацинты получили свое название по имени любимца Аполлона, нечаянно убитого им. Аполлон и Гиацинт состязались в метании диска, когда Зефир, бог западного ветра, отвергнутый юношей, к которому он неравно дышал, придя в бешенство, толкнул под руку Аполлона. Снаряд, выпущенный им, убил Гиацинта. В отчаянии Аполлон прижал юношу к сердцу и заплакал. Из капель крови Гиацинта вырос пурпурный цветок фаллической формы, а на его лепестках проступило слово «Ай!» — предсмертный крик прекрас­ ного юноши.

В наши дни, полистав газеты, можно отыскать невероятные саги о любви. Героем одного из недавних скандалов стал главный судья штата Нью-Йорк, весьма уважаемый человек, отец четверых детей. Он изменял своей жене с женщиной, быстро бросившей его ради кого-то другого. Судья потерял голо­ ву. На женщину обрушился шквал полубезумныхтелефонных звонков. Когда судья начал шантажировать ее и угрожать похищением дочери, она обрати­ лась в полицию, и история этой страсти получила огласку. В одночасье вся жизнь судьи рухнула. Экс-любовница не хотела больше видеть его, семья распалась, с политической карьерой, стоившей ему многих лет невероятных

ЭТОТ ЗНАКОМЫЙ НЕЗНАКОМЫЙ МИР - ЛЮБОВЬ: ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ 233

усилий, пришлось расстаться. А ведь многие прочили его на высокую до­ лжность. Преступив закон, он лишился права быть судьей. Когда я думаю о преступлениях, совершенных из-за любви, я не перестаю удивляться власти чувства, толкающего людей на самые отчаянные поступки. То, что судья утратил, несопоставимо с тем, за что он боролся. Потеряв возлюбленную,, он хотел во что бы то ни стало вернуть ее, воздействуя страхом. Разве это рав­ нозначная замена? Он хорошо понимал, какие последствия может иметь его поведение, но остановиться был не в состоянии.

Отвергнутые возлюбленные иногда выбирают самые неожиданные спосо­ бы мести. Я знала одну женщину, очень тяжело переживавшую разрыв с мужем, оставившим ее ради молоденькой девушки. Она воспринимала это как личную и социальную трагедию и по-своему защищалась, а после развода продолжила борьбу — уже не в качестве жены, но как экс-жена. Она вела широкую кампанию, не забывая мстить и по мелочам. По некоторым сооб­ ражениям она решила уехать из города, дом же, где она жила раньше с мужем, по условиям бракоразводного соглашения должен был перейти к ее экс-суп­ ругу и его новой жене. Это был просторный, современный дом с великолеп­ ным садом, где цвели редкие растения. В последнее лето перед отъездом из города она выкопала все многолетние растения и насадила повсюду цветыоднолетки, радующие глаз только на протяжении одного сезона. Когда ее бывший муж с молодой супругой въехали в дом, им достался лишь мерт­ вый сад.

Другая моя знакомая была замужем за писателем и, решив уйти от него, разыграла целую мелодраму. Утром, поднявшись с постели, она вывалила на освободившееся место все его книги и заботливо укрыла их одеялом. Мне известно также, как одна девушка, обманутая своим дружком, вылила содер­ жимое поддона, служившего отхожим местом для ее кошечки, на порог его дома, сопроводив свое «послание» запиской: «Суди сам, как тебе повезло, что я не занимаюсь выращиванием слонов». Вот еще один случай: одна женщина узнала о том, что чувства ее приятеля изменились, только тогда, когда он позвонил ей и предупредил, что зайдет забрать свои туалетные принадлежнос­ ти. Она воспользовалась временем, оставшимся в ее распоряжении, и почис­ тила его зубной щеткой унитаз, после чего положила ее на место.

Мужчины тоже мстительны, однако они не столь изобретательны и их действия грубы. В сегодняшнем номере газеты полосы перерезает заголовок: «Мужчина приговорил к смертной казни четырех кошек!» В статье говорится о двадцатидевятилетнем мужчине, который «пришел в полное расстройство» от того, что его оставила подружка, и отрубил голову кошке, жившей у ее матери, а потом таким же образом поступил с тремя котятами, после чего открыл газ в своей квартире, угрожая взорвать весь дом. В конце концов он сдался полиции и был отвезен в психиатрическую лечебницу.

Одна их самых известных историй о мести изложена в «Жизни и любви Ведьмы» (Фей Велдон). Одна некрасивая, неуклюжая провинциальная мать

234 ЛЮБОВЬ В ИСТОРИИ

двоих детей узнает, что ее муж, бухгалтер, изменяет ей со своей клиенткой — миниатюрной, хорошенькой, богатой писательницей. Соперница снискала популярность своими романами и жила в фешенебельном прекрасном доме. Униженная, оскорбленная до глубины души, жена решает заключить союз с дьяволом. Она оборачивает силы зла против своего мужа и его любовницы. Ее планы реализовываются как нельзя лучше. Вскоре любовники вступают в черную полосу неудач — личных, финансовых и профессиональных. Добив­ шись этого, оставленная жена делает следующий ход. Она отправляет мужа в тюрьму за растрату, а сама тайком отбывает в Швейцарию, где принимает облик своей соперницы. Она идет на тяжелую пластическую операцию и становится копией писательницы, ее злым двойником и доводит несчастную женщинудо могилы. Затем она покупает ее дом, вызволяет мужа из тюрьмы, и тот поселяется в гнездышке, где когда-то предавался запретной любви. Потерявший свое состояние, больной, он вынужден быть свидетелем того, как она занимается любовью с другими мужчинами, и переносить все ее издевательства до конца своих дней.

Эта история о тайных струнах сердца и власти денег легла в основу двух фильмов. Преступления, попирающие законы морали, оскорбляющие общес­ тво, сотрясающие его основы, кажутся не столь ужасными, если они спрово­ цированы любовью. Любовь, как и правда, является надежным щитом. Под­ сознательно мы представляем себе любовь как гейзер, бьющий внутри чело­ века, чья бешеная энергия может быть направлена на добро или зло. Мы также отдаем себе отчет в том, что любящие ищут доказательств истинности чувств и их поведение порой, сметая все преграды, становится самоистребляющим. Нас завораживает разгул страсти, и мы отвлекаемся от мыслей о пла­ чевности его последствий. Кто-то заново изобретает любовь, объявляет тело неисследованным материком, гонитпрочьустоявшиеся представления. Нетолько нарушение табу, но даже взгляд со стороны на того, кто на них замахивается, может переживаться как позитивная встряска. И разве все великие произве­ дения искусства не детища страсти?