1. § 4. Институциональный анализ и будущее политической науки

Теперь становится яснее, что анализ политических институтов выявляет одно из основных теоретических расхождений, присущих политической науке. Оно сводится к наличию «жесткого» типа анализа, ориентирующегося на всеобщие законы (формальная теория рационального выбора), и «мягкого» типа анализа, делающего упор на конкретные исторические характеристики

171

политических событий и направление культурного развития (Shapiro, Wendt, 1992; Green, Shapiro, 1994)¹⁴. Тем не менее в заключительном выводе данного обзора будет показано, что при анализе политических институтов представи­тели этих двух направлений могут плодотворно сотрудничать.

Этот вывод напрашивается прежде всего в связи с уже упоминавшейся ситуацией, когда теория рационального выбора и теория игр в политической науке сталкиваются с тем, чего по их определению быть в принципе не должно, т.е. когда акторы, действующие в собственных рациональных интере­сах, объединяются для получения каких-то коллективных результатов, на­пример, для создания эффективных политических институтов? Если бы все действовали только в личных интересах, как это предполагается в соответ­ствии с теорией рационального выбора, такого рода институты вообще ни­когда не смогли бы возникнуть на добровольной основе (Scharpf, 1990).Или, как писал об этом П. Бирнбаум: «Атомизируя концепцию мобилизации, эко­номическая теория индивидуализма сводит ее на нет и лишает смысла...»(Birnbaum, 1988, р. 18; ср.: Bicchieri, 1993).

Проще говоря, согласно экономическому индивидуализму, в ситуации, при которой сотрудничество ради коллективного блага требует совместных усилий многих рационально действующих лиц, заботящихся прежде всего о собственных интересах, каждому из них в отдельности существенно выгоднее изменить общему делу, чем продолжать сотрудничать с остальными (Tsebelis, 1990, р. 74ff.; Scharhf, 1990, p. 476).Дж. Бендор и Д. Мукерджи, придержива­ясь той же теории, приходят к аналогичному выводу. По их мнению, хотя модель рационального выбора и объясняет, почему сохраняются основные образцы коллективного действия, но «она не дает никакого объяснения тому, как они возникают... Проблема истоков сотрудничества отличается достаточ­ной сложностью, для ее изучения, возможно, нужны иные методы анализа»(Bendor, Mookherjee, 1987, р. 146).Для выявления причин, по которым в од­них случаях сотрудничество возникает, а в других нет, эти авторы обращают­ся к различным объяснениям, которые никак нельзя отнести к «жесткому» типу теоретизирования. Они, например, считают, что такое «неординарное событие, как раннее крушение надежд после пережитого несчастья, приводит к подозрительности и стремлению уклониться от ответственности»(Ibidem). Существуют и другие причины, возникающие в специфических исторических обстоятельствах(ср.: Scharpf, 1990, р. 484).Даже в том случае, когда по тем или иным (иррациональным или нерационалльным) причинам организован­ное сотрудничество все же возникает, члены этой организации постоянно испытывают соблазн сократить собственный вклад в общее дело, одновремен­но продолжая извлекать из него выгоды, такое сотрудничество, по оценке теории рационального актора, будет в высшей степени нестабильным(Hechter, 1987, р. 10 ff.; Bendor, Mookherjee, 1987).

Позиция рационального выбора не позволяет искать истоки совместных действий в культурных, социальных или политических традициях. Предпола­гается, что такие традиции и связи усиливают уверенность каждого актора,

¹⁴ Не следует путать термины «жесткий» и «мягкий» с типами используемых сторонни­ками этих подходов данных, поскольку они относятся преимущественно к используемой методологии. В действительности при «жестком» подходе используются очень «мягкие» (если вообще используются!) данные, как, например, сведения об отношениях и склонностях, в то время как при «мягком» подходе часто применяются данные, которые невозможно опровергнуть, в частности, такие, как архивные документы.

172

идущего на сотрудничество, относительно аналогичного поведения других и поэтому складывается стабильное равновесие. Суть проблемы, как отмечает М. Хечтер, состоит в том, что «подобные институты представляют эффектив­ное равновесие В. Парето, которое сторонники теории игр, по-видимому, и стремятся объяснить» (Hechter, 1992, р. 47; Bicchieri, 1993, p. 128).Как уже отмечалось выше, с позиции концепции рационального выбора можно объяс­нить, почему это равновесие стабильно, но нельзя объяснить ни возникнове­ние различных видов равновесия, ни саму ситуацию образования любого конкретного равновесия(Shepsle, 1989; Scharpf, 1990, p. 474).Как утверждает Дж. Цебелис: «...с позиции теории рационального выбора невозможно осмыс­ление динамики; с ее помощью нельзя проследить те пути, следуя которыми акторы достигнут необходимого равновесия»(Tsebelis, 1990, р. 28).

Таким образом, создание политического института для решения проблемы какого-то коллективного действия само по себе является проблемой коллек­тивного действия. Формирование такого рода институтов, как отмечал Р. Бейтс, «составляет действительно побудительную задачу, которую предстоит решить» (Bates, 1988, р. 395; Scharhf, 1990, p. 477 ff.),поскольку у рациональных, действующих исключительно в собственных интересах акторов такие инсти­туты и необходимые для их создания побудительные мотивы сами по себе никогда не возникают. Другими словами, «если следовать логике событий, игра начинается лишь после того, как сложилась группа акторов и оформился порядок их предпочтений, причем это произошло в результате процессов, которые нельзя рассматривать как часть данной игры»(Berger, Offe, 1982, р. 525; ср.: Grafstein, 1992, p. 77 ff.).

Теоретики рационального выбора иногда подчеркивают значение повторя­емости действий (отрепетированной игры) при объяснении того факта, что коллективное действие столь часто встречается в реальном мире вопреки тому, что у рационально действующих в собственных интересах акторов нет побуди­тельных мотивов к такого рода сотрудничеству (Axelrod, 1984).Тем не менее при объяснении сотрудничества индивидов повторяемость их действий играет весьма ограниченную роль. Многократная повторяемость действительно мо­жет привести к стабильному сотрудничеству между двумя партиями, однако с такой же степенью вероятности она может иметь и обратный результат; ни теория рационального выбора, ни теория игр не в состоянии дать ответа на вопрос о том, почему в одном случае результат такой, а в другом — иной. Роль многократной повторяемости при решении проблемы коллективного дей­ствия в значительной степени зависит от асимметричного распространения информации среди партнеров, особенно в тех случаях, когда в игре участвуют более двух игроков(Bianco, Bates, 1990; Bendor, Mookheijee, 1987; Molander, 1994).При игре в две персоны, получить информацию о том, пойдет ли каждый из них на сотрудничество, не составляет особого труда; однако когда в игре задействовано много партнеров, это весьма затруднительно. Печальный результат такой ситуации может состоять в том, что «участники перехитрятсамисебя в погоне за оптимальной выгодой»(Grafstein, 1992, р. 71; ср.: Scharpf, 1990, р. 477 ff.).

Вместо того, чтобы указывать на повторяемость, свойственную политичес­кому поведению, политическим лидерам следует разъяснить значительность ихроли в решении проблем коллективного действия. Им нужно обладать ре­путацией, заслуживающей доверия среди тех, кто причастен к решению дан­ных проблем. Они должны уметь убеждать коллег в необходимости их участия

173

в данном коллективном действии, а также иметь в своем распоряжении сред­ства для поощрения тех, кто внес в общее дело весомый вклад, и наказания тех, кто остался в стороне (Bianco, Bates, 1990).Однако ни теория рациональ­ного выбора, ни теория игр не могут быть особенно полезными для иденти­фикации таких лидеров и выявления того, что конкретные индивиды дела­ют, чтобы при вполне определенных обстоятельствах стать лидерами. Что ка­сается исторического анализа, то, судя по всему, он может показать, что политические лидеры создают все-таки чаще неэффективные, чем эффектив­ные социальные институты(North, 1981).

В каком-то смысле сложившееся положение даже забавно. «Жесткий» под­ход, которого придерживаются в политической науке сторонники концепции рационального выбора и теории игр, наряду с не менее «жесткой» позицией сторонников поведенческой революции сложились в значительной степени как реакция, направленная против старой «мягкой» исторически ориентированной политической науки (Shepsle, 1989).В поисках всеобщих законов и точных тео­рий представители «жесткого» подхода отвергли значительную часть достиже­ний традиционной исторически ориентированной политической науки, отзы­ваясь о них как о «невнятных бабушкиных сказках»(ср.: Miller, I992).

Как отмечалось выше, до начала поведенческой революции политологи в основном сосредоточивали внимание на анализе становлениями функциони­рования институтов, прежде всего законодательных систем, конституций, бюрократий и, естественно, на проблемах политического лидерства (ср.: March, Olsen, 1984).Но дело в том, что традиционная политическая наука не могла иначе, чем интуитивно, определить, какие именно институты реально зна­чимы, или выяснить, какое воздействие они оказывают на политическое поведение.

Заслуга теории рационального выбора состоит в том, что она снабдила нас такой идеей: значение тех или иных институтов определяется их способнос­тью решать проблему коллективного действия, иначе говоря, особую важ­ность приобретают те из них, которые склоняют акторов к сотрудничеству, убеждая, что это возможно и рационально для них. На сегодняшний день, однако, проблема состоит в том, что понять, почему возникают такие инсти­туты, можно лишь на основе «мягких» исследований конкретных случаев. Если объяснение возникновения (или отсутствия предпосылок для создания) эффективных институтов определяется конкретно-историческими условиями, то необходимо глубоко изучать все имеющие отношение к нему события пе­реломной исторической эпохи, когда был возможен выбор различных путей (Scharpf, 1990; Rothstein, 1992).Чтобы понять, почему вообще возможно обще­ство как таковое (иначе говоря, почему в действительности иногда разыгры­ваются игры, исход которых выгоден всем их участникам), сторонники эко­номического подхода в политической науке обязательно должны принимать в расчет существующие социальные, исторические и культурные нормы со­трудничества, доверия, чести, обязательств и долга(Ostrom, 1995; Bates, 1988; Gambetta, 1988).

Поскольку обычно политические системы жестко структурированы инсти­тутами, изменения в них могут происходить лишь в определенные периоды времени. Политические акторы способны изменять институциональные пара­метры или «правила игры» лишь в такие решающие, формообразующие пери­оды истории. Эти формообразующие моментыполитической истории сопро­вождаются таким явлением, как неспособность существующих политических

174

институтов справиться с новым положением вещей (Krasner, 1984).В таких ситуациях политические акторы не только участвуют в большой игре, но могут также изменить сами правила игры. Иначе говоря, в такие эпохи они могут формировать политические институты будущего, причем иногда им удается установить правила, которые выгодны им самим(Rothstein, 1992).

Таким образом, можно сказать, что развитие политической науки завер­шило полный цикл и вернулось к необходимости детального анализа куль­турных истоков и исторической последовательности происходящих в полити­ческих институтах изменений (Ostrom, 1991, р. 242).Даже если это так, мы многое узнали, совершив это путешествие. Теперь мы лучше понимаем, поче­му одни политические институты важнее других, или, точнее сказать, лучше понимаем, что представляет собой операциональная логика таких институтов, помогающая рационально ориентированным агентам решать проблему кол­лективного действия. Устойчивое внимание к институтам со стороны различ­ных теоретических подходов, объединенных в рамках одной дисциплины, действительно может изменить ее теперешнюю внутреннюю ситуацию, когда ученые работают «каждый за своим столом», в сторону объединения усилий(Ostrom, 1995).Что касается информационной технологии, то известно, чтобы тот или иной продукт приносил пользу, его форма и содержание должны друг другу соответствовать, поэтому те, кто создает форму, должны учиться сотрудничать с теми, кто работает над содержанием, и наоборот. Критические прорывы происходят в большинстве случаев тогда, когда достигается гармо­ничная комбинация различных подходов¹⁵.

Забавно и то, что при нынешнем положении вещей для создания институ­тов, обеспечивающих возможность коллективного действия (т.е. для создания эффективно действующих социальных институтов) агентам, участвующим в этом процессе в своем поведении нельзя руководствоваться только чисто индивидуалистическими и утилитарными предпосылками теории рационального выбора. Как полагает Й. Элстер, если теорию рационального выбора понимать не только как имеющее право на существование эмпирическое описание по­ведения¹⁶но и как нормативную теорию, объясняющую людям, как имследуетсебя вести, тогда политической теории и впрямь грозит большая опасность(Elster, 1989).Если бы утилитарные микроосновы концепции ра­ционального выбора и теории игр были приняты в качестве нормативной базы для (рекомендуемого) социального действия, эффективные социальные институты, скорее всего, вообще никогда не были бы созданы. По мнению К. Бичьери, «широкое распространение теории игр привело бы к тому, что она стала бы противоречить самой себе и тем самым доказала бы свою несос­тоятельность»(Bicchieri, 1993, р. 128)¹⁷. Социально эффективные институты, созданные для преодоления субоптимального равновесия, просто не могут

¹⁵ Ср.: Ferejohn, 1991; Bates, 1988; Steinmo, Thelen, 1992; Rothstein, 1992; Hall, Taylor, 1996. 16 В качестве таковой она просто ошибочна. Так, например, общепринятыми нормами поведения можно объяснить поступки людей гораздо лучше, чем отдельными стимулами:

¹⁶В действительности несравненно больше людей воздерживаются от перехода улицы на красный свет, от того, чтобы сорить в общественных местах, регулярно платят налоги или идут служить в армию, чем можно было бы предположить исходя из этой теории» (Levi, 1990, р. 408 ff.; ср.: Mansbridge, 1990, p. 19 ff.).

¹⁷ Однако, как отмечал Й. Элстер: «Значительная часть литературы по социальному выбо­ру с ее проповедями об универсально оппортунистическом поведении, похоже, просто не имеет никакого отношения к реальному миру, который в немалой степени держится на честности и чувстве долга» (Elster, 1991, р. 120).

175

быть образованы людьми, которые, подобно игрокам, действуют, используя положения концепции рационального выбора или теории игр как практическое руководство. Часто бывают ситуации, когда «каждый знает», что всем было бы лучше, если объединиться для создания эффективных институтов, но это невозможно, поскольку «каждый» знает, что другие не будут сотрудничать из-за отсутствия доверия к партнерам. Исследование социальной значимости институтов подводит современных политологов не только к выводу о необходимости сочетания формального моделирования и детального изучения конкретных исторических примеров создания (или разрушения) политических институтов (Ostrom, 1995),но и о потребности интеграции позитивной и нормативной политической теории. Значение классических и современных взглядов для определения соотношения между политическими институтами и гражданскими добродетелями нашло свое отражение в вопросе, недавно поставленном Джейн Мансбридж: «В состоянии ли мы создать такие институты, которые способствовали бы мотивации, основанной, по нашим убеждениям, на таких нормативных представлениях, которые являются благом сами по себе или ведут к достижению благих и справедливых результатов?»(Mansbridgt, 1990, р. 20).