4. Г. Выводы: три профессиональные роли

Итак, выделяются три профессиональные роли исследователей МО: кон­структивно мыслящий гражданин, особняком стоящий аналитик и последова­тельный скептик. Оценка состояния науки зависит от принятой роли. «Споры» проходили так, будто у всех исследователей были общие цели или будто бы цель каждого была совместима с целью других. На самом деле не было ни того, ни другого. Иногда исследование третьего типа предполагает, что ориен­тации первого и второго типов основываются на иллюзиях. Точно так же поиск ориентированного на будущее знания, присущий исследованию перво­го типа, может приводить к результатам, поверхностным, с точки зрения анализа второго типа, при том, что более глубокое понимание событий, свой­ственное второму типу исследования, мало что дает для решения ключевых проблем исследования первого типа.

Парадоксально, но наиболее противоречивая из ролей та, которую тради­ционно принимали на себя исследователи, — роль гражданина-эксперта. Именно с этой точки зрения состояние дисциплины — как показала проблема окон­чания холодной войны — вызывает разочарование. Выбор делается не «между детализированными, заслуживающими доверия предписаниями действий и ничем вовсе», как утверждал А. Джордж (George, 1993, р. 17).Ближайшая задача политологов, изучающих МО, состоит в том, чтобы пойти дальше пионерских попыток Джорджа в деле выяснения методологических требова­ний исследования первого типа и понять, чем же они отличаются от требова­ний исследования второго типа.

Во всяком случае рациональные споры внутри науки выиграют, если роли будут явно выражены. Сегодняшние схватки профессоров первого типа и сту­дентов-выпускников третьего типа будут более перспективными в плане ре­зультатов, или по меньшей мере менее бестолковыми, если будет ясно, что социальная значимость «позитивистского» исследования и уместность исполь­зования идей Фуко зависят от того, что мы собираемся делать.

3. § 3. Задача, значение и институты

В начале 90-х годов в исследованиях МО на смену структурализму пришел новый подход — ментализм, согласно которому явления объясняемы только с помощью творческого и интерпретирующего ума. В этом подходе особое ударение делалось на задачах и значении таких исследований (то же происхо­дило и в других разделах политологии — см. гл. 26 наст. изд.),в которых подчеркивалось «субъективное», а не «объективное». Далее будут рассмотрены следствия этой смены подходов применительно к анализу внешней политики и международных институтов.

398

1. А. Анализ внешней политики

В интересе к субъективной стороне международных отношений нет ничего нового. То, что главное направление теории МО рассматривало государства как бездушные создания, отвечающие «автоматически» или «механистически» на внешние стимулы, — не более чем миф. Даже в такой работе, как «Теория международной политики» К. Уолтса, объясняется, почему структура опреде­ляет поведение в плане мыслительных процессов (рациональный расчет и социализация). В ходе подобных рассуждений предполагается, что люди не машины, а напротив, а)действуют рационально для достижения личных целей на основе собственного понимания ситуации иб)их понимание ситуа­ции согласуется с действительностью, по оценкам независимых наблюдате­лей, в достаточной степени, чтобы дать структурной теории определенную объясняющую способность. Такова логика системных теорий, подобных тео­рии Уолтса и многих других, в которых структуры, будь то международные или внутригосударственные, предполагаются в качестве детерминант действия государства и взаимодействия государств между собой. Это также и логика теории сдерживания, теории гонки вооружений, идущей от Л. Ричардсона(Richardson, 1960),и других теорий эскалации конфликта и смягчения напря­женности.

Более того, ментальные явления приняли угрожающие размеры в исследо­ваниях процесса принятия внешнеполитических решений и переговоров. В осо­бенности много было публикаций по проблемам восприятия и познания. По­чему же в таком случае остается чувство, что субъективную сторону неспра­ведливо обошли вниманием?

Одна из причин — неудовлетворенность объяснительными возможностями неспособной формировать и воспринимать идеи теории. Считается, что струк­турные характеристики, как у Уолтса, мало что объясняют, если восприятие акторами смысла не берется в расчет (Wendt, 1992),и что многое во внешней политике не может быть объяснено без обращения к идеям(Goldstein, Keohane, 1993).Окончание холодной войны взято в подтверждение того, что при ана­лизе МО следует принимать во внимание существование идей.

Смещение акцента со структуры на идеи может в действительности отра­жать желание при изучении МО заменить «объяснение» «пониманием». «Объяс­нение» обычно предполагает обращение к причинам, а причины обычно пред­полагаются в качестве «внешних» по отношению к актору, чье поведение надо объяснить. Что касается «понимания», то считается, что оно имеет дело со смыслом, а смысл можно понять лишь «изнутри». Согласно М. Холлису и С. Смиту, есть «два правдоподобных описания: одно — извне о человечестве как части природного мира, а другое — изнутри особой социальной сферы. Одно стремится объяснить, другое — понять... [и] соединить их вместе не так просто, как может показаться на первый взгляд» (Hollis, Smith, 1990, р. 6—7).

Многие, однако, предлагают соединение. Варианты различаются по тому, как в них понимаютсявнешнеполитические действия, если внешние факто­ры не принимаются в расчет: одних, кажется, устраивает интерпретация по­средством выяснения предпочтений и восприятий акторов, в то время как другие настаивают на более тонкой постановке вопроса и пытаются выяс­нить, почему предпочтения и восприятия именно таковы, как они есть. Так­же существуют различные взгляды на необходимость изучения каждого звена в цепи причинно-следственных связей для того, чтобыобъяснениебыло убе-

399

дительным: нет более известного в теории международных отношений штам­па, чем утверждение о необходимости открытия «черного ящика» процесса принятия решений, чтобы сделать возможным правильное объяснение. И тем не менее целый раздел дисциплины занимается поиском удовлетворительного анализа действий и в особенности вопросом, надо ли смешивать, и если надо, то как смешивать «внешнее» и «внутреннее» при анализе внешней политики. К середине 90-х годов появилась тенденция преувеличивать «внутреннее» и приуменьшать «внешнее».

Особое внимание к постановке задач при анализе международных отноше­ний, вероятно, связано с тем, как маргинализуется сущность политики. Одни исследовали, является ли внешняя политика «адаптивной» и почему государ­ства «перегруппировываются», а не суть приспособления и перегруппировки (Rosenau, 1970; Holsti, 1982).Другие пытались выяснить причины, заставляю­щие правительства идти на сотрудничество или отказываться от него, а не изучать реальную политику правительств в случае сотрудничества или отказа от него. При этом в качестве объясняющих факторов в большинстве теорий фигурировали структуры (международные, организационные, познаватель­ные) и процессы, а не задачи⁵. Задачи внешней политики (в той мере, в какой они вообще упоминались) постулировались, а не исследовались («власть», «безопасность», и т.д.). На этом фоне работа К. Холсти 1991 г., в которой анализируются основные мотивы государств для ведения войны и господствующие взгляды на войну в различные эпохи, представляет собой заслуживающее внимания стремление привнести большую долю политичес­кой реальности в теоретический анализ внешней политики.

Однако на карту, быть может, поставлено нечто большее. Ведь утвержде­ние о необходимости учета реальных целей акторов и их собственного пони­мания реальности все же отличается от отрицания существования независи­мой от восприятия акторов реальности. Сейчас, однако, в исследования МО проникает ментализм в буквальном смысле, согласно которому все, что надо изучать, — это то, как акторы представляют себе положение вещей или гово­рят о вещах. Следуя такому подходу, внешняя по отношению к акторам среда существует лишь в их представлениях или в текстах. Они ограничены не струк­турными или материальными обстоятельствами, а просто возможностями вос­приятия и текстуальных интерпретаций. Проблемы подобного рода уже были заметны в «дебатах» недавнего прошлого и все более актуализируются.