1.2.1. Психофизиологические связи

Условные рефлексы

Русский физиолог Павлов (1849-1936) различат 2 вида нервной деятельности: деятельность низшей нервной системы, локализованной в спинном мозге и определенных структурах головного мозга, служит главным образом интеграции связей отдельных частей организма между собой; в качестве высшей нервной деятельности он обозначат кору больших полушарий и прилегающие подкорковые образования, чьей задачей является гарантировать "нормальные, сложные связи всего организма с окружающим миром" (Pawlow, 1954). В рамках высшей нервной деятельности он различат условные и безусловные рефлексы. Врожденные, подкорковые, безусловные рефлексы служат, по Павлову, удовлетворению таких элементарных потребностей, как поиск пищи. Они соответствуют тому, что понимается под инстинктами и побуждениями. Условные же рефлексы являются не врожденными, а следствием научения. Павлов обозначат их как "элементарное предметное мышление, служащее адаптации организма к окружающему миру". В отличие от безусловных рефлексов, где вызывающий их раздражитель проходит генетически загаженный путь, при условных рефлексах этот путь формируется в ходе многократных повторений. У подопытных животных это достигается повторным сочетанием безусловного раздражителя, например, пищи, вызывающей безусловно-рефлекторное слюноотделение, с одновременным искусственным, первоначально индифферентным раздражителем, например, звонком, до тех пор, пока подопытное животное не начинает реагировать безусловным рефлексом на изолированно поданный условный раздражитель. С физиологической стороны эффект такого, уже условного рефлекса, не отличается от безусловного. В распоряжении человека имеется язык, вторая сигнальная система для формирования условных рефлексов. Для построения психосоматических теорий модель безусловных рефлексов интересна, поскольку у морских свинок, реагирующих на антигены и гистаминные препараты приступами бронхиальной астмы, эти приступы удается условно-рефлекторно связать с акустическим сигналом. Уже через 5 подкреплений этой связи приступ астмы наступает в ответ на один лишь акустический сигнал, без введения антигенов (Petzold и Reindell, 1977). В экспериментах на животных можно получить и т.н. экспериментальный невроз. Если получить два условных рефлекса с противоположными реакциями и далее дать соответствующие раздражители одновременно, подопытные животные демонстрируют поведенческие и вегетативные нарушения вплоть до необратимых органических поражений (гипертония, инфаркт миокарда). На ограниченную возможность обобщения этих экспериментально полученных наблюдений, в особенности при перенесении на человека материала, полученного в опытах с животными, указал уже сам Павлов: в силу методических трудностей он решил пренебречь субъективным переживанием, воображаемым внутренним миром своих подопытных и оставаться в роли физиолога, т.е. ограничиться ролью объективного наблюдателя, имеющего дело исключительно с "внешними проявлениями и их связями". Об этом пишет физиолог Schaefer: "У нас впечатление, что определенные аффекты могут вызываться определенными ситуациями. Эти аффекты могут как повышать желудочную секрецию, так и препятствовать выделению защитных коллоидов, что может драматически приводить к генезу язвы. Научная проблематика сложна потому, что мы соотносим ситуацию, вызывающую аффекты, к соматическим заболеваниям. Болезнь можно сносно описать: любой интернист легко найдет язву желудка. Гораздо труднее определить ситуации: кроме того, болезнетворными являются не ситуации как таковые, а тип реагирования человека в таких ситуациях. Это, к примеру, основание почему Christian et al. (1966) указывают на значение личности повышенного риска. Подобные корреляции могут быть установлены лишь при исследовании большого числа лиц, и уверенность в оценке отдельного случая остается непреодолимой. При этом статистическое суждение о подобных психосоматических взаимодействиях возможно, если, исходя из отдельного наблюдения, детально анализировать эти случаи (бригадная работа над случаем), затем же сделать попытку прийти к рациональной теории этой болезни, используя или физиологический эксперимент, т.е. помещая животное в экстремальные условия, как это делали Павлов (1954) и его последователи, или последовательные наблюдения за рядом людей, т.е. занимаясь эпидемиологией. Опыты на животных основаны на предпосылке, что эти действия вызваны аффектом, что они, следовательно, каким-то образом могут быть "поняты". В такой теории то, что происходит с животным, экстраполируется на нас самих. Мы понимаем, что определенная ситуация должна стать конфликтной для животного. Но понятие "конфликт" взято не из физиологии животного, оно исходит из мира человека" (Schaefer, 1968). Несмотря на эти методические трудности школа Павлова и исследование поведения оказали стимулирующее влияние на последующие концепции теории обучения и поведенческой терапии.

Реакции в экстремальных ситуациях

Физиолог Cannon (1871-1945) нашел, что экстремальные ситуации ("emergency states") готовят организм к борьбе или бегству ("fight or flight"). "Телесные изменения, сопутствующие некоторым эффектам, являются средством для достижения цели, будь это преодоление или подготовка к бегству. Так, например, при ярости происходит настройка вегетативных функций на требования внешней активности. Аффект подготавливает тело к мгновенному совладанию с возможно наступающими экстремальными ситуациями. Он является как бы приказом всеобщей мобилизации, запускающим состояние готовности средств к борьбе или бегству" (Cannon, 1975). Такая подготовка организма происходит и тогда, когда участие в событии является исключительно эмоциональным. Cannon нашел у пяти запасных игроков футбольной команды, не участвовавших непосредственно в игре, сахар в моче, что устанавливалось также и у большинства активных игроков. Он обнаружил также сахар в моче некоторых возбужденных игрой зрителей. Исследования на экзаменующихся показали, что у некоторых из них возникает глюкозурия как выражение страха. По Cannon (1975), человек находится в готовности переживания, которая позволяет ему опознавать определенные события как экстремальные. Эта готовность к переживанию превращается в готовность к физическим действиям. При этом для появления сопутствующих телесных реакций не имеет значения, идет ли речь о ложном истолковании. С точки зрения нейрофизиологов каждая экстремальная ситуация ведет к активации гипоталамуса, который тотчас же запускает защитные механизмы на двигательном, висцеральном и нейрогормональном уровнях. Одновременно поступают сигналы коре мозга, что делает возможным восприятие и распознавание эмоции. Если угроза для организма сохраняется, силы для поддержания внутреннего равновесия должны оставаться активными более длительно. Тем самым могут вызываться функциональные и также органические нарушения затронутых систем. Резюмируя, можно сказать, что определенные аффекты вызывают определенные вегетативные сдвиги. Это сочленение можно обозначить как психосоматическую модель. Cannon (1975) соединяет в реакции на экстремальную ситуацию эмоциональное переживание с телесными сопровождающими реакциями; введение эмоций отличает его представления от рефлекторной модели.

Стресс

В связи с результатами Cannon, Selye (1946, 1959) описал патогенез стресса, расширивший данные Cannon понятием адаптационного синдрома. Понятием стрессор он обозначил физические, химические и психологические нагрузки, которые может испытывать организм. Физическая или душевная нагрузка или перегрузка (стресс) требует стрессовой реакции организма, а именно, приспособления к непривычным стрессорам. Это происходит с т.н. адаптационным синдромом, неспецифической реакцией, в которой различают 3 фазы: 1. Стадия реакции тревоги. 2. Стадия сопротивления. 3. Стадия истощения. Selye (1946) обосновал свои гипотезы в опытах на животных и смог показать гуморальные и морфологические сдвиги, в особенности, в коре надпочечников как на начальной стадии тревоги, так и в стадии сопротивления и истощения. Общий адаптационный синдром протекает различно, в зависимости от того, в какой исходной ситуации находится организм. В то время, как в фазе сопротивления осуществляется собственно адаптация организма, в следующей фазе она истощается; происходит слом регулирующих механизмов организма с необратимыми соматическими изменениями. В центре изучения стресса были прежде всего исследования действия экстремальных стрессовых ситуаций, требовавших от всех людей необычных достижений адаптации, как например, пребывание в концентрационном лагере или длительное отделение грудного ребенка от матери. На большом материале было установлено, что изменения в жизни могут повысить восприимчивость к болезни. Так, исследование жизненных событий (life events) Holmes и Rahe (цит. по Blohmke, 1976) показали, что частота и интенсивность изменений в жизни – и тем самым требуемый уровень адаптации – нарастают перед манифестацией заболевания. Engel и Schmale (1968) изучали стрессовые реакции на реальной или воображаемой потере объекта. При этом они установили, что если потеря ведет к чувству беспомощности и безнадежности ("given up, giving up"), часто возникают психосоматические заболевания. Центр тяжести исследования стресса вскоре переместился на субъективное переживание внешних стрессоров. Ожидания действия по-разному переживаются разными людьми, в зависимости от веры в собственные возможности, радости от деятельности и честолюбия. Совладение с ситуацией определяется индивидуальным значением ситуации. Модель стресса оказалась действенным мостом между физиологией с одной, и психологией и психоанализом с другой стороны, и чрезвычайно стимулировала психосоматические исследования. Обширный обзор отдельных результатов исследований и теоретических возможностей этой модели можно найти у v. Uexkull (1979). Понятие "стресс" стали в разных значениях использовать и дилетанты, часто употребляя его для обозначения событий и требований, сопровождаемых досадой или страхом. Selye (1975) же, напротив, в более поздней работе подчеркивал, что "стресс" необходим для любой физической и психической активности. Petzold (1976) указывает на то, что с помощью понятия "стресс", при всей его неточности, получают облегчение пациенты, часто находящиеся под внутренним и внешним давлением, и тем в большей степени, чем труднее найти соматическую причину их заболевания. "Для этих больных это понятие стресса в большинстве случаев является облегчением, возможностью отхода на рубеж, с которого они, возможно, могут заново строить свою оборону", – пишет Petzold (1976) и добавляет; "Если психотерапевтически что-то помогает, так это обозначение (вербализация) того, что бессловесно находилось в больном. Если бы понятия стресс не существовало, его следовало бы придумать из терапевтических соображений".