7.4. Социопсихосоматические соображения

Психосоциальные конфликты обусловливают следующую цепь реакций с патогенетическим воздействием на организм: конфликт сопровождается повышенным возбуждением гипотатамуса и лимбической системы, повышается симпатическая активность; активируется деятельность коры и субстрата надпочечников, повышается выброс катехоламинов и гормонов коры надпочечников. Катехоламины способствуют повышению частоты пульса, повышению кровяного давления, повышению обменных процессов миокарда, повышению содержания жиров в крови и увеличению свертываемости крови. Повышенное выделение гормонов коры надпочечников как следствие длительных психосоциальных нагрузок может среди прочего вызывать торможение защитных иммунологических механизмов (Blohmke, 1976). Имеет значение то, что размах описанных выше реакций на психосоциальные стрессоры зависит от структуры личности, т.е. от того, какое значение событию придается субъектом. К психосоциальным стрессорам Blohmke (1976) относит социальную неустроенность, изменения социального статуса, урбанизацию, географическую и социальную мобильность, ситуацию трудовой занятости, недовольство работой, драматические жизненные события и жизненные кризисы, как потеря близких, скорбь, отчаяние, депрессия и безнадежность. Эти стрессоры могут стать пусковыми факторами в развитии заболеваний. Так, показано, что учащение заболеваемости происходит всегда при изменении эмоционального равновесия испытуемых, когда они воспринимают свою жизненную ситуацию как неудовлетворительную, угрожающую, невыносимую, конфликтную и не в состоянии самостоятельно справиться с ней. Holmes, Rahe (цит. по Blohmke, 1976) пытались экспериментатьно определить уровень притязаний отдельных лиц. Они нашли, что "незначительные" изменения жизни были связаны с изменениями состояния здоровья у 37 %, "средние" – у 51 % испытуемых; "тяжелые" сопровождались заболеваниями в 79 % случаев. Эти взаимосвязи в особенности исследовались относительно инфаркта миокарда и рака. Если исходить из того, что часть злокачественных новообразований вызывается эндогенными вирусами, то снижение иммунной активности как следствие повышения функций коры надпочечников при психосоциальном стрессе могло бы стимулировать рост злокачественных клеток в организме. Вопрос о связи рака с психическими и психосоциальными факторами не нов: уже Гиппократ и Гален задавались им. Сегодняшние теории, основывающиеся на работах Bahnson (1967), Baltrusch et al. (1963, 1964a, b). Grossarth-Maticek (1976, 1978, 1979), Le Shan (1964), Schmale, Iker (1966) – называя лишь некоторые из них – резюмируются Dillenz (цит. по Blohmke, 1976) следующим образом. У раковых больных особенно часто обнаруживаются: 1. Ранняя утрата важных лиц близкого окружения пациента. 2. Неспособность ракового больного открыто выражать враждебные чувства. 3. Сохранение "пуповины" с кем-либо из родителей. 4. Сексуальные нарушения. Эти результаты, позволяющие установить отчетливую связь между психосоциальными факторами и возникновением заболевания, подтверждают высказывание De Boor и Kiinzler (1963) о том, что при некоторых заболеваниях не только удалось "доказать значение психосоматических факторов, но и разъяснить важные вопросы патогенеза. Из этого, однако, нельзя сделать вывод о том, что мы ничего не знаем о многочисленных других заболеваниях, поскольку их психосоматические связи не имеют этиологического значения: мы можем лишь сказать, что они пока еще не были достаточно систематически исследованы".

8. Аспекты страха (тревоги)

8.1. Основные положения

W.H. Auden (1958), американский поэт английского происхождения, проведший последний отрезок жизни в Кирхштеттене, Нижняя Австрия, программно обозначил наше время в большом цикле стихов как "век страха". Многие воспринимают этот страх, прежде всего, как страх перед атомной бомбой, т.е. перед уничтожением, но так же и как страх перед потерей корней, достоинств человека. Врачи также понимают этот тезис программно, узнав, что страх считается современной психосоматикой, причиной все большего числа симптомов, нарушений и заболеваний. Растущее бегство в алкоголизм и наркомании, увеличение числа самоубийств, в особенности в цивилизованных странах, рассматриваются как усиление охватывающего мир страха. Влияние страха установлено также на рабочих местах современного, высокоспециализированного и ориентированного на производительность индустриального общества. Гигантская восстановительная работа в 50-е годы отчасти сопровождалась страхом, и именно не страхом потери рабочего места – тогда было слишком мало рабочей силы – а страхом не поспеть за обществом потребления, не взобраться наверх и не смочь обеспечить себя тем, что относится к символическому статусу этого общества социального успеха и потребления. Спад же производства сопровождается страхом вынужденного отказа от многих привычек и страхом потери рабочего места. Страх в самых различных формах проявляется не только в практических сферах социальной жизни: этой темой, этим феноменом занимается также философия. Начиная с Kierkegaard, развивается современная экзистенциальная философия, у Sartre (1945), например, с атеистическим оттенком, у Marcel (1955) – с христианским. Своеобразной вершиной возвышается здесь Heidegger (1963), всегда отказывавшийся называть себя экзистенциальным философом. Общим для всех этих направлений является то, что они видят человека как обособленное существо, помещенное в мир, вынужденное полагаться на себя самого и оснащенное в лучшем случае надеждой на лучшие обстоятельства как средством собственной борьбы со своим страхом и нападками жизни. Тему страха мы находим и в современной литературе и искусстве, не только в работах экзистенциальных философов, когда мы думаем о Sartre (1945), но и у многих других литераторов и мастеров изобразительного искусства. Во всей этой современной тематике страха можно заметить различение Kierkegaard (1960) свободно плавающего страха и целенаправленным ужасом. Kierkegaard первым дифференцировал ужас перед чем-то определенным, целенаправленным и свободно плавающий страх, не имеющий собственного объекта. Это различение введено затем в психиатрическую литературу Jaspers (1965) – психиатром, позднее философом. Schulte (1961) по праву указывал, однако, что это различие укоренилось, собственно, лишь в психиатрической литературе, а не в обыденной жизни, ибо по Kierkegaad следовало бы говорить об "ужасе смерти", "ужасе рака", "ужасе бедности", тогда как в обыденной жизни говорят о "страхе смерти" и "страхе рака". На приеме мы постоянно слышим как больные говорят о своих страхах, но, следуя упомянутой выше квалификации, они говорят о совершенно конкретном ужасе. Иногда же, говоря о страхе, они, возможно, имеют в виду также обобщенное представление о различных формах ужаса. Различение страха и ужаса расширено далее Gaupp (1910) постановкой вопроса о том, не следует ли причислить ужас к нормально-психологическим, страх же – к психопатологическим феноменам, вопрос, обсуждавшийся позднее и Thiele (1966). Возможно, все эти соображения могут быть лучше поняты, если предпринять относительно страха еще и феноменологическое различение, а именно, между чувством страха, тревогой и аффектами страха. Чувства, по Rohracher (1965), являются состояниями, которые не могут быть отделены от прочих одновременных переживаний, но связаны с наличием внешнего раздражителя. Они возникают автономно и в этом отношении сходны с инстинктами; они возникают без воздействия сознания. Это – душевные реакции на внутренние и внешние раздражители. В противоположность этому Rohracher говорит о тревоге, когда какое-то чувственное состояние господствует в течение длительного времени или вообще доминирует в имеющейся чувственной шкале; тогда говорят также об "основном настроении". Аффект страха, по Rohracher, имеет место тогда, когда чувство страха приобретает такую интенсивность, что субъективно ощущается появление возбуждения с его сопутствующими соматическими компонентами. В соответствии с этим, феноменологическим различием можно сказать, что чувство и аффекты страха встречаются как в норме, так и в психопатологии, в то время, как затяжные тревожные состояния манифестируют в рамках патологических реакций. Тем самым еще, однако, не решается вопрос, действительно ли мы в психопатологии можем строго различать связанный с объектом ужас и свободно плавающий страх, т.е. целенаправленный ужас и не связанный с каким-либо объектом страх. В то время, как Binder (1949) придерживается этого разделения, Schneider (1967) указывает на трудности, возникающие в связи с такой дихотомией. Ссылаясь на обыденную речь, в которой известен "страх перед", он считает, что лишь ужас является всегда мотивированным, страх же может выступать и как мотивированный, и как немотивированный. Schneider обращает также внимание на ту трудность, что немотивированный страх нельзя истолковывать просто как страх, потерявший свой мотив, поскольку имеется немотивированный страх как первородное чувство человека. Schulte (1961) также отклоняет резкое разграничение, подчеркивая при исследовании "синдромов страха" "страх перед чем?" и указывая на необозримый ряд возникающих при этом возможностей. В этой связи правильнее было бы говорить о страхах, а не о страхе.