К методике

Ошибки воспитания — нельзя летать с метода на метод, надо достичь результата по одному — дыхание ли это будет, воображение ли, серьез ли, действенность ли, а потом уже определенно взяться за другой. А то укрепляется сознание, что знаю много, а ничего сам не могу, вижу только, что все — не то.

Все делают так, что получается трудно. Нужно стремиться, чтобы было легко.

Это — метод.

Надо вводить в эту легкость постепенностью, с разговора о погоде.

Или спрашивать, легко ли вам? Сделайте, чтобы вам было легко.

Заключение

Кому из нас придет в голову ехать теперь на лошадях или верхом, когда можно сесть на поезд или аэроплан? А художники после всего великого, что им было открыто, разжевано и всунуто в рот — убежденно встают на карачки и ползут, как ползают малые, малые дети — и требуют восхищения, восторгов! Прожить целые века после Рафаэля, Веласкеса, тысячелетия после Фидия — и так рисовать <и ваять>! Этому и поверить как-то невозможно!

Еще для актеров есть какое-то оправдание: был Мочалов, Сальвини, Дузе, Ермолова — но их нет — сейчас нет — на ком учиться? А ведь картины-то, <скульптуры> — вот они! встань, посмотри, да пошевели мозгами-то! Нет, тут что-то очень серьезное, и не знаю, поправимое ли...

Уж не пошло ли человечество в самом деле назад? Не загрубело ли, не изгадилось ли? Не растеряло ли в погоне за цивилизацией всю свою культуру, весь похищенный Прометеем огонь?

Как это страшно!.. Спасать! спасать! вопить на всех перекрестках.

Огонь... С каким недоумением и ужасом смотрели на него первобытные люди, наши предки! Трепетали, поклонялись ему — высшему существу, богу!

Прошли века — и он двигает наши поезда, пароходы, носит нас по воздуху, взрывает горы, вертит маховики двигателей, освещает и согревает города, наши скромные комнаты и, наконец, зажигает нашу папиросу.

Такова сила человеческого проникновения.

О, если бы столько же знать о нашем собственном огне, сидящем в нас в виде ли электромагнитной или другой,

336

неизвестной нам, силы, силы нашей мысли ли или воли, или внесознательной деятельности нашей, таланта и гения!

Наше отношение к этому огню почти как у первобытных людей: не знаем, трепещем и преклоняемся, да это еще туда-сюда, а то просто грубо и глупо смеемся и с дерзким нахальством тупого невежды на всё плюем и всё отрицаем — и проще, и не требует никакого усилия мысли. <...>

Не будем хватать и бросать, не будем отплёвываться еще не разобрав, в чем дело, а без излишних ахов и охов, без излишнего трепета, или хотя бы и с трепетом, но попытаемся все-таки ухватить за хвост этот таинственный, неведомый нам, «небесный» огонь.

Иногда он мал — нельзя ли увеличить его? Слаб — нельзя ли раздуть его? Появляется тогда, когда ему заблагорассудится — нельзя ли вызвать его в любое время, когда нам нужно? Идет, куда несет ветер — нельзя ли направлять его!

Словом, нельзя ли овладеть им и сделать своим орудием?

Если сама гора не идет к Магомету, приходится побеспокоить себя и направиться к ней?

Для того, чтобы суметь хорошо, исчерпывающе преподать или рассказать что-либо, надо знать это в совершенстве, а для того, чтобы знать в совершенстве, надо знать дальше этого.

Только зная дальше, можно отойти на некоторое расстояние и увидеть вещь со всех сторон: и сзади, и спереди, и сбоку, и сверху, и снизу.

Отсюда еще вывод: всякий, кто знает в совершенстве — непременно знает и дальше и больше того, что вкладывалось или что вложено в вещь.

Так хочется прорваться сквозь всю эту традиционную самодовольную механистичность, — на свет, к свободе, к творческому слиянию с публикой!

337

Эти мои книги лишь первый камень нового здания. Все равно, рано ли, поздно ли, вся эта механистика, носящая название искусства театра, сдохнет, но ждать этого — сил нет! Дышать нечем!