К культуре покоя

Жизнь сложна, и рефлекторно на всё организм всё время реагирует, и т. к. работ у него много в одно время, и они его разрывают на части, и это состояние спешки и невменяемости и автоматичности реакций стало уже привычным, то, как я наблюдаю, большею частью недостаточно сказать себе или

225

актеру: «ослабься, освободись», а надо действовать вполне конкретно, а не «вообще».

Взять, например, свои руки или руку, опустить их так основательно, чтобы они оттягивали плечи, и заняться этим не наспех, а вполне серьезно, и добиться того, чтобы жизнь в руках, своя, самостоятельная, исчезла, пропала. Когда это достигнуто — попробовать хотя бы глаз — как он смотрит — но тоже пусть смотрит вполне конкретно: на этот, на этот, на этот предмет или на одну из его граней... А за руками следить, чтобы не онемели.

Сказать с дыханием, с прелюдией ту или иную фразу — а за руками следить, чтобы не ускользнули, не выскочили: их дело — «умереть»! Вот за этим абсолютным спокойствием, близким к смерти, и следить.

Тогда действительно и вполне конкретно освобождаешься от них.

Но самое замечательное то, что если хоть с руками проделано всё верно, — и всё тело вступает в этот круг и «отмирает».

Утреннее состояние

Утром, только что очнувшись, следует использовать то состояние, в котором находишься. Это состояние самое подходящее в том смысле, что тело еще спит: я, в сущности, еще не проснулся и не пробудился, я только очнулся. И вот тут-то и надо ловить это состояние. Шепотом или даже совсем беззвучно говорить какой-нибудь отрывок из роли, монолога и т. д.

«Бестелесность». Хорошее слово, которое объясняет и дополняет «отбрасывание».

Хорошее выражение: надо «отпустить» все свои мышцы.

Об истинном и показном освобождении

(см.правдоподобие)

Об истинном сказано много. Надо иметь в виду, что чаще всего актер, наслушавшись об освобождении и покое, удо-

226

вольствуется очень малым: — не сжаты кулаки конвульсивно, не искажено судорогой лицо, не подняты до ушей плечи, более или менее сижу, более или менее стою — значит, всё в порядке, всё свободно.

Ничуть не бывало!

Это наигрыш свободы и покоя: это показной покой — не настоящий, не подлинный, не истинный. Это «тепленький покой», покой правдоподобия. Это покой болтливых импровизаций. Покой так называемых (конечно, неверно) «чеховских полутонов», словом, покой плохого, третьеразрядного Художественного театра.

В сущности, это самый страшный покой: без большого опыта не разберешь ничего — как будто бы всё правильно, всё в порядке, а скучно, вяло, серо.

Начинаешь злиться на актера, «вдохновлять» его, возбужденно описывая волнительность предлагаемых обстоятельств — ничего не выходит, актер холоден, воспринимает всё умом...

То ли бы дело, если бы был какой-нибудь очевидный грех, вроде явной судороги лица или рук — а тут... душевная актерская «муть», в основе которой лежат малые напряженности, некоторые неудобства положения и т. п. — можно прозевать.

Этот показной, ложный покой отравил не мало актерских и режиссерских жизней и провалил массу пьес!

Часто сталкиваешься с вопросом: но как же отличить один покой от другого — вот я сейчас спокоен, так это тот покой или другой?

Ответ пока у меня такой: «Если ты холоден — значит, не верно. При подлинном покое всё доходит до души и волнует».