Может ли интеллектуально-волевой актер быть на сцене творческим актером?

Т. е. может ли он творчески перевоплотиться и жить на сцене в образе действующего лица?

Конечно, нет. Ведь он целостная личность, не имеющая наклонности к расщеплению и, пожалуй, даже неспособная к расщеплению. Оно для него — состояние «ненормальное», а поэтому неприятное и неприемлемое.

А раз он не может искренно отдать себя, или, вернее, не себя, а одну свою часть (отщепленную) отдать, чтобы она жила жизнью действующего лица, то ему остается только один выход: изображать внешними приемами как само действующее лицо (образ), так и все те «переживания», какие оно должно бы испытывать по ходу действия пьесы.

Волей-неволей он — представлялыцик, изображалыцик.

Он все время остается собой и только собой. Никакой второй личности у него не образуется. А надо, чтобы она была. Какой же выход?

Скопировать ее, изобразить внешними приемами, оставаясь внутренне холодным и целостным.

Это говорится об интеллектуально-волевом актере в чистом виде. Такие бывают, но редко. Большею частью к интеллектуально-волевому примешивается какое-либо из качеств других — эмоциональное, аффективное или имитаторское. А вместе с этим у всякого актера, само собой разумеется, имеется способность к творческому перевоплощению путем расщепления. Но какова бы ни была «примесь», если имеется засилие интеллектуально-волевой стороны — эта примесь нейтрализуется: самонаблюдение, самообладание, воля и рассудок, в конце концов, берут верх — утверждается целостная личность, и всякая непроизвольная попытка к расщеплению при первых же шагах встречает препятствие.

Как начнут стараться играть — так скверно. А начнут вялые, усталые, безответственные — получается прекрасно.

194

Когда я говорю актеру: ты Любим Торцов, хочешь согреться, ты можешь замерзнуть, защищайся, просись у Мити — я обращаюсь к его воле, но кого? К воле личности актера или к воле Любима? Актеру-то ведь не надо греться.

То чрезмерное увлечение упражнениями на развитие внимания, каким гордятся сейчас многие скороспелые преподаватели «системы Станиславского», заслуживает самого резкого порицания. Что делают эти упражнения? Прежде всего, укрепляют волю, т. е. целостность личности. Это полезно для очень разболтанных, рассеянных субъектов, но в большинстве случаев вырабатывает неспособность расщепляться, быть непроизвольным, свободным.

Кстати сказать, Станиславский показывал иногда новым ученикам эти упражнения (запоминание рисунков ковра, содержания картины), но никогда ни сам для себя, ни с учениками систематически этим не занимался.

Творческий момент актера — момент расщепления его целостной личности

Целостная личность не озябла, а Любим озяб. Он хочет согреться, его воля — воля к теплу. Актеру же, как личности, это совершенно чуждо. Да и в театре тепло…

Поэтому воля нужна, даже необходима, но для чего? Чтобы погасить ее в себе — в целостной личности. Чтобы соскользнуть из целостной личности в раздвоение, из воли в безволие — в пассивность.

Развитие сценической воли обычными путями (внимание, запоминание и пр.) — это укрепление целостной личности. А целостная личность — невозможность расщепления. Это нужно для людей с разболтанной личностью (Цветкова). Для людей же с нормальной личностью это вредно.

У нас этим увлекаются не в меру и убивают непосредственность и наклонность к творческому расщеплению.

195