Творчество есть одна из реакций организма

Что же за сила, что за сказочная «живая вода» освободила нас от вечного животного сна? От вечной животной бессознательности, от власти низшей природы?

Что за чудесный спасительный инстинкт?

Нельзя ли посмотреть на него поближе, нельзя ли подглядеть нескромным человеческим глазом — из чего он? Нет ли в нем чего, что доступно нашим бунтарским мозгам? А может быть, можно даже вмешаться? Усовершенствовать злую мачеху-природу?

Организм питается, растет, упражняет свои силы, защищается от вредных влияний и размножается. Затем блекнет, вянет, разрушается и умирает.

В этом, не вдаваясь в тонкости, и заключается жизнь. Всё остальное только развитие из этого: чтобы питаться — надо найти пищу, найдя — проглотить ее... Чтобы защищаться от вредных влияний — убегать, нападать... Чтобы размножаться — найти себе самку, оплодотворить ее, или самца и быть оплодотворенной — выносить в себе плод, вырастить, воспитать его...

Только чтобы блекнуть, вянуть и разрушаться — ничего не нужно. Этот процесс не нуждается в нашей помощи...

16

На все, что бы ни происходило, в нас самих или вне нас, организм отвечает, реагирует, — действует. Реакция сопровождается чувством приятного или неприятного. В этом и заключается радость и горе, наслаждение и страдание, победа и поражение.

Когда обстоятельства теснят, когда выхода нет — человек охает, стонет, плачет, рвет на себе волосы — это простая обыденная реакция, самовыявление, которое одинаково с животным.

Когда же вместо того, чтобы изливать свое страдание в животных стенаниях — всю свою тоску, всю боль души обитатель земли изливает в стихах, песне, в картине, в житейском подвиге — такая реакция, такое самовыявление присуще только человеку.

Когда природа ставит препятствия и человек покоряется, принимает ее такой, какая она есть для него — враждебная, страшная, коварная, — это отношение ничем не отличается от отношения любого животного.

Когда же непокорное двуногое хочет взять природу в свои руки и, подсмотрев ее тайны и пользуясь ее же силой, заставляет служить ему, это — отношение творца-человека.

Я телом в прахе истлеваю,

Умом — громам повелеваю,

Я — царь, я — раб; я — червь; я — бог!

(Державин)

Питание

Подчиняясь инстинкту питания, живое существо отыскивает себе пищу, борется за нее, съедает ее и дает таким образом своему организму жизнь, тепло, силу... Еще не израсходовав всей энергии, а только усвоив ее, оно уже чувствует опять голод, инстинкт питания снова толкает его отыскивать пищу... и т. д.

Ребенку не нужно сражаться за пищу — он получает ее готовой. Насытившись, он играет, резвится, скачет на палочке, воображает разные разности...

17

Что это? Зачем он так делает?

Скажут: очень просто — расходует излишки энергии. Ведь если взрослый должен потратить почти все силы, чтобы раздобыть пищу, и, напитавшись ею, нуждается только в отдыхе — ребенок на добычу пищи ничего не тратит, а энергия есть, а израсходовать ее надо, иначе избыток ее будет ему в тягость: таков закон обмена веществ — надо расходовать.

Верно.

Только нет ли тут еще чего другого?

Ребенок ведь не просто без смысла носится по комнатам, он что-то воображает, чем-то живет в это время.

Почему такое влечение к жизни мнимой, не действительной? Что за потребность отдать себя во власть мечты и фантазии? Не есть ли это инстинктивный путь самого организма, который под влиянием процесса творчества «настраивает» свой «радиоприемник» и таким образом улавливает необходимые ему токи, токи, которые питают уже не кровь и мышцы, а ту его психическую часть, которая голодает в повседневной жизни?

Мы еще так мало знаем. А чего не знаем — отрицаем — это считается хорошим тоном, а на самом деле просто узость и близорукость. Утешить себя можно разве тем, что всегда и во все времена так было, значит, и нам можно.

За Джордано Бруно охотятся как за диким зверем: как он смел додуматься до того, что не только земля, а и вся наша солнечная система — ничтожная песчинка среди бесконечных миров, мириадов таких же и еще более крупных систем! Как смел додуматься до такой ереси? Она подрывает самые основы общепринятой и общедоступной библии! Судят, мытарят, гноят в тюрьме и в конце концов сжигают на костре во славу святой инквизиции, в защиту Истины и в назидание всему человечеству: не смей думать того, что не по силам посредственности!

Это было давно. Но разве сейчас не делается подобных дел?

Не так-то уж безупречно работает наша голова, и соображаем мы, особливо обо всем новом и непривычном, подчас чрезвычайно туго.

18

Вот и здесь: разве можем утверждать, что питание должно происходить только через рот и состоять из жидкой и твердой пищи?

Совсем недавно было открыто, что оно происходит и через легкие, которые усваивают из воздуха кислород.

А ведь существуют и другие виды энергии. Хотя бы, скажем, солнечная. А сколько еще предстоит нам открыть всякого рода энергий?

В последние дни, например, говорят об электрообмене, т. е. о Питании организма электричеством непосредственно из воздуха...

Что же делается с ребенком во время его игр? Что делается с человеком в минуты его творческих озарений? Почему человек испытывает в эти минуты такое счастье, блаженство и удовлетворение?

Кто знает?

Можно гадать, думать, предполагать...

Может быть, в эти минуты он действительно и фактически что-то получает, какое-то питание? Какая-то энергия проникает в это время в его организм?

Но зачем говорить об озарении? Даже простое подлинное внимание нас делает счастливыми и удовлетворенными — от содержательной книги, от хорошего значительного спектакля, от длительного созерцания прекрасной картины, от беседы с крупным знающим человеком — испытываешь чувство, очень похожее на насыщение. И еще долго потом, несколько дней или даже недель, всё вспоминаешь да пережевываешь, как корова жвачку: или слова и мысли писателя, или удачную сцену у актера, или музыкальный кусок симфонии, или всё, что ты видел или слышал у очаровавшего тебя своей крупнотой, своим содержанием человека. Всё с новым и новым удовольствием передумывается и пересматривается, и не хочется новых впечатлений, как не хочется есть, когда хорошо пообедал.

Переварится всё, усвоится — захочется опять «подкрепиться». И идет человек — кто куда: один в театр, другой в концерт, третий в музей, четвертый идет на природу, пятый опять отыскивает своего «мудреца» и добивается его

19

беседы, а шестой просто раскрывает роман, или философский трактат, или научную книгу.

И вновь сыт, а потом «усвоение», и опять сначала.

И даже эстетизм, любовь к красоте — что такое? Может быть, тут подкладка тоже психофизиологическая?

Что происходит в человеке, одаренном особой чуткостью и зоркостью к красоте? Не открывает ли он себя, в минуты своих созерцаний, для тончайших электромагнитных или невесть там каких самых живоносных токов мысли или чего-то другого, что скоро станет обычным отмечать физическими приборами — ведь снимают же сейчас на пластинку излучения работающего мозга.

Зоркость этого человека к красоте для нас совершенно непостижима. Он чует и видит ее там, где для нашего обывательского глаза просто пустое место.

Мы смотрим на море и удивляемся: сколько воды, как страшно на нем в бурю, а почему не видно другого берега, а как в нем глубоко и сколько в нем живет рыбы и разных страшилищ!

Мы смотрим на лес и думаем: какие большие деревья, сколько воздуха, озона, как здесь легко дышится, как приятно лежать под деревом, и если бы не комары, было бы совсем замечательно. А более практический человек, тот даже сообразит, сколько тут вышло бы бревен и дров, попади лес в хорошие руки.

Острый язык у Оскара Уайльда: «Тот, кто топор называет топором — ни на что более не пригоден, как рубить этим самым топором»².

Увы, это о нас.

Смотрим мы на природу и не видим природы. Смотрим на жизнь и не видим жизни. Смотрим на человека, и перед нами — кукла, футляр, фантом.

А есть люди с особым художественно-эстетическим восприятием жизни. Смотрит такой человек ну хоть на заходящее солнце, и не то что мы с вами — мы люди дела и понапрасну тратить свое время не будем, мы смотрим, чтобы решить: как оно село, в тучу или чисто? В тучу, ну, значит, завтра плохая погода — а он смотрит, и ни до какого завтра ему нет дела, он смотрит, что — сейчас.

20

Смотрит, и никаких, ни практических, ни философических мыслей о величии вселенной и о ничтожестве человека нет у него сейчас — он просто воспринимает обычное явление природы, но как!

Приходилось ли вам томиться от жажды целый жаркий день во время какого-нибудь перехода, не имея ни капли воды? И вот вы добираетесь до холодного чистого ключа. Вы пьете! Не просто, как обычно пьете — в каждом глотке для вас особая сладость, особое содержание. Это уже не вода — это сама жизнь! Само счастье! Само блаженство в жидком виде! Именно это нужно организму и ничего другого! Каждая капля оживляет, освежает и с избытком вознаграждает за томление, за усталость, за целый день жары и духоты!

Вот так же и этот человек: смотрит он на закат солнца — и вы видите, как он впитывает, всасывает, жадно вбирает в себя что-то из этого заката, что обычно течет мимо, оставляя нас с вами в безмятежном покое — а он волнуется, он утоляет пламенную жажду, он пъет! Пьет живую воду восторга от созерцания красоты!

И красота, невидимая нам, но разбросанная всюду, и в природе, и в человеческой жизни, красота — понятна, близка ему. Он живет и дышит ею.

Таков художник. Мы не так чутки к красоте и изысканности чувств и мыслей, но и мы нуждаемся для своего психического питания в новых впечатлениях, в новой душевной пище.

Чтобы получить во что бы то ни стало эту пищу, наиболее смелые, решительные и бескомпромиссные из нас бросаются без долгих размышлений в самую стремнину бурного потока жизни... Их треплет, кидает, бьет... Кое-кто выплывает, получив бездну впечатлений и обогатившись ими на всю жизнь, для большинства же дело кончается печально: размозжит о камни смельчаку голову, или разорвет всего по частям, но убьют ли его, в тюрьму ли он попадет, с голодухи ли погибнет, на «дно» ли угодит или в «мещанское счастье» — суть одна: пропал человек!

Более скромные, более «дальновидные», мы не бросаемся очертя голову в страшную и жестокую жизнь, мы

21

избираем более безболезненный и безопасный путь — мы идем в искусство. Здесь, под маской другого, воображаемого человека, как в надежном челноке — куда ни кинешься, хоть и потреплет и потерзает, но вернешься не только живым и здоровым, а и обновленным, просветленным и мудрым.

После выпущенной книги, после законченной картины, после сыгранной роли — хоть и устал, и разбит, потому что все отдал и опустошился, но и счастлив, потому что «сыт», переполнен. Чем? Впечатлениями, знаниями. Будто прожил целую новую жизнь и стал на много, много лет, на целую жизнь старше и опытнее — мудрее.