О целостной личности

Что это такое?

Целостность во всей полноте?

Но ведь полнота велика — сюда войдут и все мои потенциальные возможности.

Когда же это бывает, чтобы человек был во всём «своем объеме»?

Это было бы нечто высочайшее из высокого?

Вся и беда-то наша происходит из-за того, что мы живем и действуем частично, не цельно (всей своей душой, умом и другими качествами) — сделаешь, подумаешь, а потом сам и раскаешься. Ошибешься, а потом сам видишь, что сделал глупость.

Может быть, принять нашу целостную личность как привычную нашу бытовую срединную личность? Только более уравновешенную, без взлетов и падений, без взрывов и депрессий? Обиходную.

139

Очевидно, так и придется сделать, а то иначе запутаешься. Надо понятие целостной личности установить как относительное, а не абсолютное.

О потенциальном

Во мне сидит зверь и гений, лед и жар. Но далеко не всегда обнаруживаются. В Стеше Герцог «сидел» гений баланса, но мог бы так и не вскрыться до конца ее жизни.

Я могу таскать с собой порошок яда, но он так до конца дней моих может проваляться в моем кармане.

Я могу быть носителем чумных бацилл, но если не посею их среди людей — всё равно, что их нет.

Когда речь идет о целостной личности, то можно ли принимать во внимание наши потенции (как части целостной личности)? Конечно нет, нельзя.

Подумать о том, как согласить: расщепленная моя личность... Значит, образ есть только маленькая часть моей личности?

А если Гамлет? Что же, это тоже только часть моя? Или наоборот: это огромная пристройка к какой-то малой моей части?

Если пристройка, то откуда? Продукт моего воображения? Фантазии?

Или всё-таки всё дело только в маске? А богатства наших недр всё и объясняют?

Как будто бы именно так. Начинают резонировать, трепетать глубокие наши струны, и только.

О силе мысли и способности одной мысли — вытеснить все остальные

Расщепление расщеплением, но ведь образ — не только я или какая-то часть моя, отщепленная от моей целостной личности, это еще цельный образ. Некая личность. Плюшкин, Полоний, Макбет... Он ведь где-то вне меня. Или я должен

140

«влезть в его шкуру» или его «впустить в себя», так, по крайней мере, свидетельствуют лучшие из актеров школы «переживания».

Да, как будто бы мы имеем дело с процессом появления и внедрения в нас посторонней личности.

Что это за «посторонняя нам личность»?

Она действительно реально существует или это самообман и фикция?

Существует ли на стене <на экране> то, что проецируется на нее киноаппаратом? И да, и нет.

На стене фактически ничего нет, стена пуста, плоска и холодна...

Но почему до сих пор еще бьется сердце моей спутницы, не высохли и мои слезы?

Такие же отблески и беглые тени нашего еще более волшебного воображения — вот что такое наше художественное творчество.

Такая же беглая, неуловимая тень и та «посторонняя личность». Все это продукт нашего воображения, фантазии и в конечном счете: мысли.

Сила нашей мысли и нашего воображения чрезвычайно велика. Стоит оглянуться вокруг.

Сколько здоровых людей ходят, едва волоча ноги и собираясь помирать, потому только, что какой-то недальновидный врач сказал им, что у них «никуда не годное сердце». И сколько их выздоравливает от двух-трех слов дельного специалиста, когда они узнают, что у них на самом деле «ничего нет», а была только диагностическая ошибка.

Сколько умных, находчивых, приятнейших людей теряют всякое самообладание, делаются неловкими и глупыми в обществе (стоящем частенько неизмеримо ниже их по своей одаренности и развитию) — а всё почему? Потому что они допустили мысль, что могут оплошать, сказать что-то не так, запутаться, растеряться...

Ничего не стоит пройти по самой длинной доске, лежащей на земле, хотя бы при самой ветреной погоде, но перекиньте эту же доску с крыши на крышу — и при полном безветрии вы двух шагов по ней не ступите.

141

Но самый умопомрачительный случай, какой я знаю, напечатан в Lancet — медицинском лондонском журнале.

Прелестная 19-летняя девушка выходит замуж. Перед этим были кое-какие неприятности, но всё уладилось, и «он» вернулся окончательно к своей невесте.

Она в подвенечном платье. Через какой-нибудь час за ней заедет ее возлюбленный, и они поедут вместе в церковь венчаться. Лицо ее сияет, глаза искрятся глубоким счастьем...

Жених опаздывает...

Она стоит у окна, чтобы не пропустить мгновения, когда из-за угла появится его знакомая фигура.

Никакие сомнения не смущают ее душу: должно быть, что-то помешало. Вероятно, он спешит, волнуется, выходит из себя...

Как сладко будет простить его и успокоить!

Вот!.. Нет, это не он... это мой брат... Он не любит Джона, говорит, что он двуличный, что его чувству нельзя верить... А я верю! Пусть прошло уже больше часа, пусть прошло гораздо больше... Может быть, и два часа... Все равно я верю. Что-то все шепчутся, что-то скрывают от меня, но не может быть! это было бы так ужасно! так страшно! Вынести этого я не смогу...

Вот он!.. Нет, опять не он... Но он придет, я чувствую, я знаю — он придет!

Проходят два, три, четыре часа — она спокойна, она стоит и ждет, полная веры, счастья и любви... Проходит день, другой... Она не отказывается от пищи, не отказывается от сна — это могло бы ее истощить, повлиять дурно на ее наружность и здоровье, тогда ведь она может разонравиться «ему»...

Проходят дни, недели, годы... Девушка в подвенечном платье стоит и ждет.

Теперь ей семьдесят лет. Она всё еще стоит у окна и ждет: вот-вот из-за угла...

Родители давно умерли, братья и сестры состарились, а она всё такой же цветок, так же свежа, молода, так же лучатся ее глаза, так же ни одной морщинки, так же юн и чист ее голос. Время остановилось на 19-ти годах.

142

Вот какие чудеса делает мысль и воображение!

Что же удивительного, когда актер с пылким воображением, с нежнейшей чуткостью, с отзывчивостью пушинки на каждое дуновение ветра, что же удивительного, что он весь во власти своего воображения и своей мысли?

Только такой и может быть художником.

Это, по правде сказать, и не ново. Настолько не ново, что как-то даже неудобно долго на этом останавливаться.

Более 300 лет назад Шекспир устами Гамлета сказал это так, что лучше, пожалуй, и не скажешь:

Не дивно ли: актер при тени страсти,

При вымысле пустом, был в состоянии

Своим мечтам всю душу покорить;

Его лицо от силы их бледнеет,

В глазах слеза дрожит и млеет голос,

В чертах лица — отчаянье и ужас,

И весь состав его покорен мысли.

И все из ничего — из-за Гекубы!

Что он Гекубе? Что она ему?

Что плачет он о ней?..

Иной не в меру скромный актер подумает: вот, оказывается, какая нужна чуткость и отзывчивость! Куда уж мне! Должно быть, я не актер... не по себе взял профессию.

Может быть, конечно, и так, но может быть, ему и не следует смущаться: ведь эту отзывчивость и послушность своей мысли можно в себе разбудить и развить. Может быть, она у него просто заглушена привычкой.

Давайте посмотрим на практике: слушаемся ли мы своей мысли или нет?

Вот вы сейчас сидите или лежите с этой книгой в руках... Как оно есть, пусть так и будет. Теперь отложите книгу и подумайте про себя: «моя правая рука поднята кверху, к потолку». Вы чувствуете, как едва заметно напряглись мышцы вашего плеча? Как будто они уже поднимают вашу руку. Чувствуете? Конечно.

Теперь ваше дело: вы можете пустить себя на то, чтобы мышцы плеча и дальше поднимали и подняли вашу руку, или — заглушить это, уже начавшееся движение.

143

Возьмите другое: «сверху, с потолка что-то капает вам на книгу». Разве уже не началось движение вашей головы и ваших глаз кверху, к потолку?

Пустите себя, не противьтесь уже начавшемуся движению, и вы кое-что на сегодня сделали для развития в себе способности отдаваться своим мыслям.

А всегда мы действуем вот по какому типу: побуждение есть сразу, мышцы уже начали действовать, но совершенно рефлекторно, не отдавая себе в этом отчета, по привычке — мы останавливаемся, не пускаем себя и этим мало-помалу уничтожаем в себе ту непроизвольность и ту отзывчивость своим мыслям, какая у нас есть от природы и какую мы сами проявляли в свое время, когда были детьми.

Посмотрите на них! как они легко и беспрепятственно отзываются на все!

Вот это-то качество нам именно и нужно. И его, как показывает опыт, не так трудно выработать.

Главное дело: не требовать от себя сразу явных эффектных изменений.

Начинать надо с самого простого: с таких же легких и примитивных упражнений, какие были только что описаны (вроде «поднимания руки» или «капель, падающих с потолка»)

И тогда количество перейдет в качество: не только руки или ноги будут отзываться на ваши мысли, а и вся ваша психика.

Вы скоро с удивлением заметите, что от одной мысли можете становиться другим, каким-то незнакомым вам человеком — начинаете двигаться, действовать, воспринимать окружающее и реагировать на него совсем не так, как лично вам свойственно, а как свойственно «ему».