Актерский синтез (единение)

Что же «объединяется в широком синтезе» во мне (актере), когда, будучи вполне благополучным обывателем, я превращаюсь в Любима Торцова — когда живу его реальностями, когда ощущаю холод, голод и неудержимое стремление к вину.

Я нормальный человек, не подверженный никаким галлюцинациям, поэтому прекрасно вижу и отдаю себе отчет в том, что здесь театр, а не улица и не контора, что там сидит публика, а здесь обставленная сцена, что я играю сегодня так же, как и другие актеры — партнеры мои по пьесе «Бедность не порок»...

Рядом с этим, вполне нормальным и обычным моим отношением к окружающему и к себе, происходит психический сдвиг: посмотрев на свое загримированное лицо в зеркало, я вдруг ощутил себя кем-то совершенно другим — обросшее, усталое, испитое лицо... оборванный костюм, измятый, старый картуз и... как будто я — уже не я...

...Хорошо бы согреться, отдохнуть... мне не стыдно просить несколько копеек на выпивку, мне как реальное представляется моя прежняя жизнь — кутежи, ночлежки, нищенство... Актер, играющий со мной, мне уже представляется «Митей» — приказчиком моего брата, сцена — конторой... Воображаемое — действительностью.

У моей отщепившейся личности свои реальности, свои потребности и свои идеалы. Для нее нет сцены, нет публи-

122

ки, нет актеров — есть контора купца Торцова и приказчик Митя.

И все тысячи реальностей подлинно существующих, сплетаются с тысячью реальностей воображаемых... сам я вступаю туда, в эту сложную систему фактов и фантазии (как жонглер вступает в движущуюся в воздухе систему шариков), и всё вместе начинает жить, не мешая, а поддерживая друг друга и друг друга обуславливая... Тут и сознание того, что я актер, тут и полная уверенность, что я Любим Торцов, тут и действительность и фикция... тысячи противоречий... и все они объединяются в одном: художественное произведение — творческое перевоплощение меня в Любима Торцова.

Конечно, это явление не совсем обыденное — не всякое (даже и более или менее удачное) исполнение роли — непременно такое творческое перевоплощение, такое органическое вступление в «движущуюся систему» фактов. Большею частью дело ограничивается секундными проблесками: вот — живу... вот — уже нет... и давно нет... вот — опять мелькнула правда... вот — опять подделка и условность...

Горевать по этому поводу не следует. А следует делово и просто сказать себе: надо работать, приобретать прочную технику.

Ведь такое психическое единство в моменты «высокого умственного подъема, когда совершеннейшая психика дает возможность одному лицу обхватить в широком синтезе все образы и ощущения, которые оно испытывает или которые выплывают у него в памяти», — такое единство свойственно, по мнению такого знатока психики, как Жане, — гениальности... Так неужели мы будем претендовать на такое легкое достижение высочайших вершин?

В актерской среде не берегут это слово: чуть легкий проблеск одаренности, сейчас же — это гениально! Кто так швыряется этим словом, у тех слишком низки все вершины... тот, вероятно, и не знает, что такое вершины. А если видал, знавал — так забыл. Постарался забыть — так спокойнее, а то совесть заест — всё будет требовать: а ты что же?

«Вершины», «гениальность»... так, может быть, не стоит об этом и говорить?

123

Швыряться такими словами, действительно, не стоит, но говорить стоит. Даже более того, может быть, только об этом-то и стоит говорить. Ведь если есть проблески, мгновенья — то, очевидно, можно их продлить... Секунды? Их можно довести до минут. Минуты до часов...

Только надо приложить к этому достаточно желания, ума и решительности.