О раздвоении сознания

В упражнении ученика «потянет» на что-то необычно смелое: на какой-то поступок отчаянно дерзкий, потянет на что-то такое сумасшедшее!

«Выскочу из своей личности, вскочу в другую, а назад и не возвращусь! Ужас!»

И... не осмелится.

А что это такое? Это «расщепление» личности. Боязнь этого понятна.

Но путем практики можно добиться того, что это «расщепление» не только не будет ничем грозить опасным, а будет только оздоровляющей прогулкой в область «не я».

О двойном бытии, о наблюдающем художнике

Как будто бы нигде не написано у меня о распадении психики в моменты творчества на два «я» — делающее, чувствующее, соображающее — с одной стороны, и с другой — наблюдающее как художник. Обхожу я его в преподавании, но сегодня заметил, что всегда об этом говорю, и без этого обойтись никак невозможно. Нужно только так говорить, чтобы не сбить с толку учеников, а то будут просто за собой

94

наблюдать, а жить будут механически — всё уйдет на это наблюдение.

Для описания этого процесса обычно приводишь случай, когда — в ударе. Читаешь ли стихи, поешь ли, говоришь ли речь, играешь ли роль — но так сегодня хорошо всё удается, так самого меня захватывает, что я и волнуюсь, и забываю всё на свете, и могу плакать, рыдать — Бог знает, что со мною делается... и так мне от этого хорошо, так я счастлив — «верно! верно! верно!» — радуется внутри меня — «Так! Так! Хорошо! Ещё! Ещё! Ещё!» — Кто-то сидит во мне и подбадривает; Я немного ошибся — «ничего, ничего, спокойно, — кто-то шепчет внутри, — сейчас поправишься... вот так... так... ну, а теперь пускай, пускай себя!» А сам я все волнуюсь, играю, живу. Вот этот таинственный доброжелатель и наблю-. датель, какая-то художественная совесть, мой режиссер, мое художественное «я» — оно непременно должно существовать во время творчества.

Если, скажем, на сцене человек должен читать книгу, начал ее читать, наблюдая вот таким образом за собой, да вдруг в какой-то момент и увлекся самой книгой, забылся. Наблюдатель-художник куда-то исчез, а остался один я, читающий, как в жизни, книгу — это переход на другие рельсы — рельсы обычной жизни. В творчестве — двойная жизнь, «двойное бытие».

О вещая душа моя!

О сердце, полное тревоги,

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

(Тютчев)

«Пусть тело твое пребывает в движении, ум в покое, а душа — прозрачна и чиста, как горное озеро»¹⁷.

Комические примеры перехода на житейские рельсы: падение со сцены в горячий момент; армянский трагик¹⁸, темперамент которого был такой «настоящий», что Дездемону у него отнимают, а то он непременно ее изуродует...

Не надо искать этого «двойного бытия» — оно возникает само собой, как только появится мысль, что ты на публике, что за гобой кто-то следит. Сейчас же и ты начнешь за собой

95

следить. Не надо говорить и о том, чтобы появилась мысль о публике — ведь публика есть, это факт, и нормальный человек не может не чувствовать и не видеть ее. Поэтому, если что о публике надо говорить, так это только то, что ее нет. Тогда ее будет ровно столько, сколько нужно.

Но, вообще говоря, причина возникновения этой художественной совести — публичность. На сцене ли, в кабинете ли, за письменным столом, в мастерской ли художника — везде есть ощущение кого-то, кто сейчас читает твои строки, кто следит за твоим резцом или кистью... «Я пишу, и Бог читает мои слова» (Гамсун, «Виктория»). Всегда этот треугольник: я, объект и кто-то наблюдающий. И тут возникает четвертый — мое второе «Я». И вот — кватернер. Тетра-эдрическая система.