XII. О бойкости

Следующая ходячая школьная притча заслуживает, однако, внимания

человека вдумчивого. Однажды Демосфена спросили: какой дар всего нужнее

оратору? Тот ответил: "Жест". А затем? -- "Жест". А еще? -- "Опять-таки

жест". Так говорил тот, кто лучше всех мог судить об этом, хотя сам природой

не был предназначен для успеха в том, что так восхвалял^[55]. Не

странно ли, что этот дар, внешний и относящийся, скорее, к искусству актера,

ставится выше других благородных талантов: воображения, дара речи и прочих,

и даже как бы объявляется единственным. Причина, однако ж, ясна.

Человеческой натуре вообще более сродни глупость, нежели мудрость; а потому

и качества, пленяющие людскую глупость, имеют наибольшую силу воздействия.

В прочих житейских делах такую же точно силу имеет бойкость. Что нужнее

всего? -- Бойкость. А что во-вторых и в-третьих? -- Опять-таки бойкость. А

между тем бойкость -- дитя низости и невежества и не идет в сравнение с

другими талантами; и все же она прельщает и покоряет всех, кто либо слаб

разумом, либо робок духом -- а таких всегда много; в минуты же слабости

подчиняет себе и мудрых. Вот почему бойкость творит чудеса при

народовластии, но меньше при сенатах и монархах; и всегда бойкие достигают

большего при первом своем появлении, чем в дальнейшем, ибо бойкость плохо

держит свои обещания.

Как есть шарлатаны, обещающие исцеление телу, так есть и шарлатаны в

политических исцелениях. Они сулят чудеса и бывают, быть может, удачливы раз

или два, но, не зная основ всей науки, не могут удерживаться долго. Не раз

приходится бойким свершать чудо Магомета. Магомет уверил народ, что призовет

к себе гору и с вершины ее вознесет молитвы за правоверных. Народ собрался.

Магомет вновь и вновь взывал к горе; когда же гора не тронулась с места, он,

ничуть не смущаясь, сказал: "Если гора не идет к Магомету, Магомет придет к

горе". Так и эти люди, посулив чудеса и потерпев постыдную неудачу, умеют,

если вполне овладели искусством бойкости, ловко отвести глаза, да на том и

кончить дело.

Конечно, для людей мыслящих бойкость представляет забавное зрелище, да

и в глазах толпы она смешна; ибо если смешным почитается нелепое, то крайняя

бойкость с нелепостью почти неразлучна. Особенно забавно видеть, как бойкий

бывает приведен в смущение и как лицо его при этом вытягивается и

деревенеет; оно и неудивительно: кто скромен, тому не привыкать смущаться;

но на бойких в подобных случаях находит столбняк -- вроде пата в шахматной

игре, когда и мата нет и с места сойти нельзя. Последнее, впрочем,

составляет скорее предмет сатиры, нежели серьезных наблюдений.

Надо хорошенько помнить, что бойкость всегда слепа: она не различает

опасностей и препятствий, а потому непригодна советнику, но нужна

исполнителю; так что бойких лучше не выдвигать на первое место, но ставить

под начало других, ибо при обсуждении дела полезно видеть все его опасности,

а при выполнении лучше не видеть их, разве когда они очень уж велики.