XVII. Купидон, или Атом

То, что поэтами рассказано о Купидоне, или Амуре, собственно, не может

быть отнесено к одному и тому же лицу. Все же это расхождение таково, что

можно, не смешивая этих персонажей, говорить об их сходстве. Рассказывают,

что Амур был самым древним из богов и даже из всех вещей, за исключением

Хаоса, который изображается его ровесником. Однако древние никогда не

причисляли Хаоса к числу богов и не называли его богом. У этого Амура вообще

не было родителей; правда, некоторые говорят, что он родился из яйца,

порожденного Ночью. Сам же он из Хаоса произвел и богов, и все сущее. У него

четыре атрибута: он вечный младенец, он слепой, нагой, вооружен стрелами.

Был и другой Амур, самый младший из богов, сын Венеры, на которого

переносили атрибуты более старшего и на которого он был вообще чем-то похож.

Миф рассказывает о самой колыбели, самых истоках природы. Этот Амур,

как мне кажется, есть стремление, или побуждение, первичной материи, или,

чтобы яснее выразиться, естественное движение атома. Ведь это та самая сила,

первоначальная и единственная, которая создает и формирует из материи все

сущее. Она вообще не имеет родителя, т. е. не имеет причины, ибо причина --

это как бы родитель следствий, а у этой силы вообще не может быть в природе

никакой причины (мы не говорим здесь о Боге). Ведь нет ничего, что было бы

раньше ее самой, следовательно, никакого производящего начала; нет ничего

более близкого природе -- следовательно, ни рода, ни формы. Поэтому, какова

бы она ни была, она положительна и невыразима (surda). И даже если возможно

познать способ ее существования (modus) и ее движение (processus), она тем

не менее не может быть познана через причину, так как, являясь после Бога

причиной причин, она сама не имеет причины. И быть может, не следует

надеяться, что человеческое познание полностью охватит ее, поэтому полное

основание имеет упоминание о яйце, порожденном Ночью. По крайней мере святой

философ заявляет так: "Все он сделал прекрасным в свое время и передал мир

на их суд, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог творит от

начала до конца"^[10]. Ведь общий закон природы, или сила этого

Купидона, приданная Богом первичным частицам вещей, которая собирает их

вместе и, повторяясь и умножаясь, производит все разнообразие вещей, -- этот

общий закон может лишь коснуться мышления смертных, но едва ли может быть

схвачен им. Философия греков, внимательная и проницательная в исследовании

материальных начал вещей, в исследовании начал движения (в которых заключена

сила всякого действия), оказывается небрежной и бессильной. Ну а в той

области, о которой мы говорим здесь, она оказывается и вовсе слепой и не

может произнести ни одного внятного слова, ибо мнение перипатетиков о

лишении как стимуле материи по существу не идет дальше слов и, скорее,

называет явление, чем объясняет его. Те же, кто все это относит к Богу,

поступают, конечно, прекрасно, но они поднимаются к цели одним скачком, а не

постепенно, шаг за шагом. Ведь несомненно, единственный и общий закон,

которому подчиняется природа, является субститутом Бога; это тот самый

закон, о котором в только что цитированном тексте говорится словами:

"Содеянное Богом от начала до конца". Демокрит же, который глубже

рассматривает предмет, наделяет атом определенными размерами и формой и

приписывает ему только этого Купидона, или первоначальное движение --

простое и абсолютное и вторичное -- относительное. Ведь он, собственно,

считал, что все движется к центру мира; и то, что обладает большим весом,

движется к центру быстрее, и, сталкиваясь с тем, что обладает меньшим весом,

отбрасывает его, и толкает в противоположном направлении. Однако эта теория

слишком узка и неприменима ко многим случаям. Ведь по-видимому, ни круговое

движение небесных тел, ни сжатие и расширение объемов не могут быть

подведены под этот принцип. Мнение же Эпикура об отклонении атома и

произвольном движении -- это чистейшие пустяки, оно свидетельствует о

незнании предмета. Поэтому слишком верно (больше, чем нам хотелось бы), что

этот Купидон окутан ночью.

А теперь рассмотрим его атрибуты. Изящно изображение Купидона в виде

вечного крохотного младенца: ведь вещи сложны и велики и имеют возраст;

первоначальные же семена вещей, т. е. атомы, малы и остаются в вечном

младенчестве. Очень верно и то, что он изображается обнаженным, ибо все

сложное для правильно мыслящего представляется как бы замаскированным и

одетым и, строго говоря, ничто не является обнаженным, кроме первоначальных

элементов вещей. Очень мудрая аллегория заключена в слепоте Купидона. Ведь

этот Купидон (каким бы он ни был), по-видимому, почти совсем лишен

способности предвидения и продвигается вперед, следуя тому, на что он

наталкивается, на ощупь, как это обычно делают слепые. И тем удивительнее

высшее божественное провидение, поскольку из вещей, полиостью лишенных

способности предвидения и как бы слепых, оно, однако, по определенному

судьбой закону создает весь этот прекрасный порядок мира. Наконец, Купидон

вооружен стрелами, т. е. сила его такова, что действует на расстоянии. А

все, что действует на расстоянии, представляется как бы пускающим стрелы.

Ведь всякий, кто признает атом и пустоту (хотя бы он и считал эту пустоту

смешанной с атомами, а не существующей отдельно), неизбежно должен признать

силу атома, действующую на расстоянии, ибо если исключить такую силу, то

невозможно было бы никакое движение (из-за пустоты, разделяющей их) и все

оставалось бы в полной неподвижности и оцепенении. Что же касается того,

младшего Купидона, то вполне закономерно он считается самым младшим из

богов, так как он не мог обрести силу, до того как были установлены виды. В

его изображении аллегория носит уже моральный характер. Но есть, однако, и

определенное сходство его с древним Купидоном. Венера возбуждает стремление

к соединению и порождению потомства вообще; Купидон же, ее сын, внушает этот

аффект индивидууму. Таким образом, Венера дает общее влечение, Купидон же

возбуждает более конкретное чувство симпатии; первое исходит из более

близких причин, второе -- из принципов более глубоких и фатальных и как бы

от того древнего Купидона, от которого зависит любая тончайшая симпатия.