Глава III

Разделение философии человека на учение о боговдохновенной душе и

учение о чувственной (anima sensibilis), или созданной, душе. Второе

разделение той же науки -- на учение о субстанции и способностях души и

учение об использовании и объектах этих способностей. Два приложения к

учению о способностях души: учение о естественном откровении и учение о

чарах. Разделение способностей чувственной души на движущую и чувствующую

Перейдем теперь к учению о человеческой душе, из сокровищницы которой

вышли все остальные науки. Оно состоит из двух частей: первая исследует

наделенную разумом душу, которая является божественной, вторая -- душу, но

наделенную разумом, которая у нас является общей с животными. Несколько

выше, говоря о формах ^, мы уже отметили два совершенно различных вида

эманации душ, которые обнаруживаются уже в самом их создании, поскольку одна

душа происходит от духа божья, вторая же -- из набора элементов. Ибо о

возникновении разумной души Священное писание говорит: "Слепил человека из

глины земной и вдохнул в облик его дыхание жизни". Создание же неразумной

души, т. е. души животных, произошло со следующими словами: "Пусть

произведет вода"; "Пусть произведет земля..."^ И эта душа (в том виде, в

каком она существует у человека) является только органом разумной души и

сама происходит, подобно душе животных, из праха земли. Ведь не сказано: "Он

создал тело человека из глины земной", но -- "Он создал человека", т. е.

имеется в виду человек в целом, за исключением этого дыхания жизни

(spiraculum). Поэтому мы будем называть первую часть общего учения о

человеческой душе учением о боговдохновенной душе, вторую же часть --

учением о чувственной, или созданной, душе ^. Мы бы не стали заимствовать

этот принцип деления у теологии (поскольку мы все время говорим о философии,

а рассмотрение священной теологии отнесли к концу сочинения), если бы это

деление не совпадало и с принципами философии. Существует очень много весьма

важных проявлений превосходства человеческой души над душой животных, что

очевидно даже для философов-сенсуалистов. Но там, где обнаруживается

множество столь значительных преимуществ, всегда необходимо установить

специфические их отличия. Поэтому мы не слишком одобряем неясные и нечеткие

рассуждения философов о функциях души: ведь человеческая душа отличается от

души животных не по степени, а по виду, подобно тому как солнце отличается

от звезд, а золото -- от остальных металлов.

Прежде чем говорить подробнее о видах, необходимо дать еще одно деление

общего учения о человеческой душе, ибо то, что мы будем говорить позднее о

видах, будет одновременно затрагивать оба деления: как то, что мы только что

установили, так и то, которое мы собираемся предложить. Итак, установим еще

одно деление науки о душе -- на учение о субстанции и способностях души и на

учение об использовании и объектах этих способностей.

Установив таким образом это двойное деление науки о душе, обратимся к

рассмотрению отдельных ее видов. Учение о боговдохновенной душе, точно так

же как и учение о субстанции мыслящей души, включает в себя следующие

вопросы, касающиеся ее природы: врождена ли она или привнесена извне,

отделена или не отделена от тела, смертна или бессмертна, в какой степени

она подчинена законам материи и в какой свободна от них? и т. п. И хотя все

такого рода вопросы могли бы получить в философии более глубокое и

тщательное исследование по сравнению с тем состоянием, в котором они

находятся и настоящее время, тем не менее мы считаем более правильным

передать эти вопросы на рассмотрение и определение религии, потому что иначе

они получили бы в большинстве случаев ошибочное решение под влиянием тех

заблуждений, которые могут породить у философов данные чувственных

восприятий. Ведь если субстанция души при ее создании не была извлечена или

выведена из массы неба и земли, но является непосредственным творением

божественного духа и если, с другой стороны, закономерности неба и земли,

собственно, и составляют предмет философии, то как можно требовать от

философии познания субстанции разумной души? Наоборот, его следует

почерпнуть из того же божественного вдохновения, из которого впервые

возникла и субстанция души.

Учение о чувственной, или созданной, душе, в том числе и проблема ее

субстанции, правда, находит своих исследователей, однако, на наш взгляд, эти

исследования оставляют желать лучшего. В самом деле, что могут дать для

учения о субстанции души "конечная причина", "форма тела" ^ и тому подобные

логические пустяки? Ведь чувственная душа, т. е. душа животных, безусловно,

должна считаться обладающей телесной субстанцией, разреженной под влиянием

высокой температуры и сделавшейся невидимой; она представляет собой некое

"дуновение", сходное по природе с пламенем и воздухом: податливость воздуха

дает ей возможность воспринимать впечатления извне, мощь огня делает ее

активной; она питается частично маслянистыми, частично водянистыми

веществами, заключена в телесную оболочку и у совершенных животных

расположена по преимуществу в голове, проходит по нервам и восстанавливает и

поддерживает свое существование с помощью живительной крови артерий. Именно

так утверждают Бернардино Телезио и его ученик Августин Дониус ^, и эти

рассуждения в известной мере содержат полезные мысли. Итак, как мы уже

сказали, это учение требует дальнейшего и более тщательного исследования,

тем более что, будучи неправильно истолковано, оно породило суеверные и

совершенно ложные, самым ужасным образом вот уже сколько лет попирающие

достоинство человеческой души представления о метемпсихозе ^ и об очищении

душ, наконец, вообще о слишком близком родстве человеческой души с душами

животных. Ведь эта душа является основной у животных, а тело животных

является ее органом, у человека же она сама оказывается органом мыслящей

души и скорее могла бы называться жизненным духом, чем душой. Вот все, что

следовало сказать о субстанции души ^.

Способности души прекрасно известны: это -- интеллект, рассудок,

воображение, память, влечение, воля, наконец, все то, чем занимаются логика

и этика. Но в учении о душе необходимо прежде всего исследовать

происхождение этих способностей с точки зрения физики, в той мере, в какой

они врождены душе и неотъемлемо принадлежат ей, отнеся к логике и этике лишь

исследование их применения и их объектов. Как нам кажется, в этой области до

сих пор еще не получены сколько-нибудь значительные результаты, хотя мы бы,

конечно, не сказали, что здесь вообще ничего не делается. Этот раздел о

способностях души имеет два приложения, которые, впрочем (в том виде, в

каком они сейчас существуют), если можно так выразиться, скорее окутывают

все дымом, чем светят ярким пламенем истины. Одно из этих приложений --

учение об естественном предвидении, другое -- учение о чарах.

Древние весьма правильно подразделяли предвидение на два вида -- на

искусственное и естественное. В первом случае предсказание является

результатом рассуждений, основанных на тех или иных фактических признаках,

во втором случае оно исходит из самого внутреннего предчувствия души, не

нуждаясь в помощи никаких признаков. Искусственное предвидение

осуществляется двумя путями: либо оно строится на анализе причин, либо слепо

подчиняется одному только опыту. Это последнее, как правило, исполнено

всяческих суеверий: таковы были языческие учения о гаданиях по внутренностям

жертвенного животного, по полету птиц и т. п. Да и астрология халдеев, хотя

и более знаменита, не намного лучше их. Но и тот и другой вид искусственного

предвидения используются в различных науках. Астролог делает свои

предсказания, исходя из положения светил. Врач предсказывает наступающую

смерть, выздоровление, возможные проявления болезни, исходя из наблюдения

над мочой, пульсом, внешним видом больных и т. п. Может предсказывать и

политический деятель: "О продажный город, который скоро погибнет, если

только найдет покупателя!" ^ Подтверждение этого пророчества не замедлило

явиться: впервые оно исполнилось при Сулле, а затем -- при Цезаре, Поэтому

такого рода предсказания нас в настоящий момент не интересуют и должны

рассматриваться вместе с теми науками, в которых они используются. Мы сейчас

говорим только об естественном предвидении, возникающем из некоей внутренней

силы духа. Оно тоже двоякого рода: одно является врожденным, другое --

результат внешнего влияния. Врожденное предвидение строится на основании

следующего предположения: душа, сосредоточенная и собранная в самой себе, а

не распространенная по органам тела, обладает по собственной своей сущности

некоей способностью предвидения будущего. Эта способность особенно хорошо

проявляется в вещих сновидениях, экстазах, на пороге смерти, значительно

реже -- в состоянии бодрствования, в здоровом и крепком теле. Такое

состояние души возникает и поддерживается благодаря воздержаниям и всему

тому, что особенно отвлекает душу от телесных предметов, давая ей

возможность наслаждаться собственной своей природой, не испытывая

препятствий со стороны внешнего мира. Предвидение как результат внешнего

влияния строится на основании другой предпосылки: душа, подобно зеркалу,

воспринимает некий отраженный свет божественного предвидения и предвидения

духов, и этой способности души помогает то же самое состояние тела и тот же

образ жизни, что и в предыдущем случае. Ибо это отвлечение души от телесных

предметов одновременно способствует и тому, что она сильнее использует свою

собственную природу, и тому, что она оказывается более восприимчивой к

божественному воздействию; только во втором случае душу охватывает некое

волнение, она как бы с трудом выдерживает близкое присутствие божества (в

древности это называлось священным исступлением); при врожденном же

предвидении душа чувствует себя гораздо спокойнее и свободнее.

Колдовство же есть сила и напряженное действие воображения,

направленные на другое тело (о силе воображения, направленной на тело самого

субъекта воображения, мы упоминали выше). В этой области школа Парацельса и

защитники лживых измышлений натуральной магии настолько утратили чувство

меры, что чуть ли неготовы были приравнять силу и возможности воображения к

силе чудотворной веры. Другие, стоявшие ближе к истине, присматриваясь

внимательнее к проявлениям скрытой энергии и воздействия одних вещей на

другие, взаимопроникновению чувств, распространению заразы от тела к телу,

передаче магнетических свойств, пришла к убеждению, что в значительно

большей степени возможны такие воздействия, сообщения и взаимодействия между

духами, ибо дух является одновременно и самым активным, и самым чутким и

восприимчивым к внешним воздействиям среди всего, что существует в природе.

Именно отсюда распространились представления, ставшие почти всеобщими, о

высшем гении, о людях, приносящих несчастье и служащих дурным

предзнаменованием, о внезапных приливах любви и ненависти (invidia) и т. п.

Но с этим связан другой вопрос: каким образом можно усилить и развить

воображение? Ведь если сильное воображение обладает таким огромным

могуществом, то было бы важно узнать, какими способами его можно возбудить и

заставить превзойти самое себя. И здесь незаметно (но не становясь от этого

менее опасной) рождается попытка оправдать и защитить магические обряды.

Действительно, вполне можно было бы предположить, что все эти обряды,

магические знаки, заклинания, символические жесты, амулеты и т. п. вовсе не

обладают никакой силой, полученной в результате некоего молчаливого или

скрепленного клятвой договора со злыми духами, но существуют только для

того, чтобы усиливать и возбуждать воображение тех, кто прибегает к этому,

совершенно так же, как в религии используются изображения святых, помогающие

сосредоточить мысль на созерцании и возбудить религиозное чувство молящихся.

Мое же мнение таково: даже если воображение обладает исключительно

могущественной силой, а магические обряды еще более увеличивают и укрепляют

эту силу; даже если, наконец, эти обряды используются совершенно искренне

только для такого усиления, как своеобразное чисто физическое средство,

причем нет никакого, даже малейшего, помышления о том, чтобы привлечь с их

помощью силы злых духов, все же такие обряды должны считаться недопустимыми,

потому что они противоречат словам Бога, осудившего человека за его грех, --

"В поте лица будешь добывать хлеб свой" ^ и грубо попирают их. Ведь такого

рода магия ставит своей целью с помощью нескольких легких и отнюдь не

мучительных действий получить те замечательные плоды, ценой которых по воле

божьей должен быть труд.

Остаются еще два учения, касающиеся главным образом способностей

низшей, или чувственной, души, поскольку они особенно тесно связаны с

органами тела: это -- учение о произвольном движении и учение о чувстве и о

чувствующем субъекте. В первом из этих учений, хотя оно вообще

разрабатывалось достаточно скудно, почти целиком отсутствует целый раздел.

Действительно, если речь идет о роли и соответствующем строении нервов, мышц

и всего прочего, необходимого для такого движения, о том, какая часть тела

покоится в то время, как другая находится в движении, о том, что управляет

этим движением, подобно вознице, а именно о воображении, так что если вдруг

исчезнет образ, на который направлено воображение, то немедленно

приостанавливается и прерывается само движение (например, если, гуляя, мы

вдруг начинаем о чем-то напряженно и сосредоточенно думать, то мы тотчас же

останавливаемся), и о некоторых других, имеющих известное значение

тонкостях, то они уже давно стали объектом наблюдения и изучения. Но каким

образом сжатия, расширения и волнения духа, вне всякого сомнения являющегося

источником движения, могут сгибать, поднимать, толкать огромное и плотное

тело, этого еще никто до сих пор не исследовал и не писал об этом. И в этом

нет ничего удивительного, если сама чувственная душа до сих пор

рассматривалась скорее как энтелехия и некая функция, а не как субстанция ^.

Но коль скоро мы узнали, что она является телесной и материальной

субстанцией, неизбежно возникает также и вопрос о том, с помощью каких

усилий это нежное и едва заметное дуновение может приводить в движение такое

плотное и твердое тело. И этот вопрос, поскольку он еще не разработан,

должен стать объектом исследования.

Гораздо полнее и тщательнее исследовалась проблема чувственного

восприятия и чувствующего субъекта как в общих трактатах на эту тему, так и

в специальных сочинениях о перспективе, о музыке и т. д. Здесь не имеет

смысла говорить о том, насколько правильно это делалось; во всяком случае

едва ли есть основания относить эту область к числу проблем, требующих

исследования. Однако в этом учении существуют два важных и заметных раздела

-- о различии восприятия и чувства и о форме света, которые, по нашему

мнению, разработаны недостаточно.

Философы, прежде чем приступать к своим сочинениям о чувстве я

чувствующем субъекте, должны были установить ясное и четкое различие между

восприятием и чувством в качестве основополагающего принципа такого

исследования. Ибо мы видим, что почти всем телам в природе присуща ярко

выраженная способность восприятия и даже своего рода выбора, дающего им

возможность принимать то, что им приятно, и отвергать то, что им чуждо и

враждебно. И мы говорим здесь не только о сравнительно тонких типах

восприятия, подобных притяжению железа магнитом, стремлению пламени к нефти,

соединению при сближении одного пузырька воздуха с другим, отражению лучей

предметом белого цвета или тому, что происходит, когда тело животного

усваивает полезные вещества и выбрасывает бесполезные, а губка (даже если

часть ее поднимается над водой) притягивает воду и выталкивает воздух и т.

п. Впрочем, зачем перечислять все эти примеры? Ведь ни одно тело,

приближенное к другому, не может ни изменить его, ни измениться само под его

влиянием, если этому действию не предшествует взаимное восприятие. Тело

воспринимает пути, которыми оно проникает внутрь; воспринимает силу другого

тела, которому оно уступает; воспринимает, отходя назад, удаление другого

тела, которое его удерживало; воспринимает разрыв своей целостности,

которому оно определенное время сопротивляется. Словом, всюду существует

восприятие. А воздух так остро воспринимает тепло и холод, что его

восприятие оказывается намного тоньше, чем человеческое, которое, однако,

считается мерой холодного и теплого. Таким образом, становится ясным, что

люди в отношении этого учения совершили двойную ошибку: во-первых, они в

большинстве случаев вообще не обращались к этому учению и не разрабатывали

его, несмотря на чрезвычайную его важность, а во-вторых, в том случае, когда

они все же случайно обращались к наблюдениям над этими проблемами, они

заходили дальше, чем следует, приписывая всем телам обладание чувством, так

что сломать ветку дерева становилось чуть ли не преступлением, ибо оно могло

вдруг застонать, как Полидор ^. А между тем они должны были исследовать

различие между восприятием и чувством, не только сравнивая в целом тела.

наделенные чувством, и тела, не наделенные чувством (например, растения и

животные), но и наблюдая за самим чувствующим телом и пытаясь выяснить,

почему такое большое число действий совершается вообще без какого бы то ни

было участия чувств: переваривается и выбрасывается пища, мокроты и соки

движутся вверх и вниз по всему телу, сердце и сосуды пульсируют, внутренние

органы, подобно мастерским, исполняют каждый свою работу. И однако все это и

многое другое совершается без участия чувства. Но люди недостаточно

отчетливо видят, каков характер действия чувства и какого рода тело, какая

продолжительность времени, какая повторяемость впечатления необходимы для

того, чтобы вызвать страдание или наслаждение. Наконец, они, как мне

кажется, вообще совершенно не понимают различия между простым восприятием и

чувством, так же как не знают того, в какой мере возможно восприятие без

участия чувства. А ведь это спор не только о словах, попов высшей степени

важном существе дела. Поэтому это учение, как исключительно полезное и

имеющее отношение к очень многим вещам, должно получить более глубокое

развитие. Ибо неосведомленность в этой области у некоторых древних философов

была так велика, что они всем без исключения телам приписывали душу и не

понимали, каким образом может происходить произвольное движение без участия

чувства и как может существовать чувство без души ^.

То, что до сих пор не проводилось должного исследования форм света

(несмотря на то что в области оптики осуществлено уже много серьезных

работ), можно объяснить только какой-то поразительной небрежностью. Ибо ни в

оптике, ни где-либо в другом месте мы не встречаем более или менее ценных

исследований о свете. Исследуется распространение лучей света, но не его

происхождение. А источником этого недостатка, как и аналогичных ему,

является причисление оптики к разряду математических дисциплин, ибо в этом

случае слишком поспешно была покинута почва физики. С другой стороны, и в

самой физике свет (как и его причины) получает порой почти фантастическое

толкование, и его рассматривают как нечто среднее между божественной и

природной субстанциями, а некоторые из платоников даже заявляли, что он

древнее самой материи, совершенно безосновательно вообразив, что после того,

как было создано пространство, оно сначала заполнилось светом, а уже потом

-- материей. А между тем Священное писание достаточно красноречиво

свидетельствует, что темная масса неба и земли была создана раньше света.

Что же касается физических исследовании света, основанных на анализе

чувственных восприятий, то они сразу же сводятся к вопросам распространения

световых лучей, так что собственно физического исследования света почти не

проводится. А людям следовало бы спуститься немного пониже в своих

рассуждениях и попытаться выяснить, что есть общего у всех светящихся тел,

иначе говоря, исследовать форму света. Ведь сколь бесконечно телесное

различие (если его оценивать по достоинству) солнца и гнилого пня или же

гнилой рыбьей чешуи! Следовало также попытаться понять, в чем заключается

причина того, что некоторые тела при нагревании загораются и начинают

испускать свет, с другими же этого не происходит? Железо, металлы, камни,

стекло, дерево, масло, сало от огня воспламеняются или же по крайней мере

накаляются докрасна, а вода и воздух даже от самого сильного, невыносимого

жара не испускают никакого света и не сверкают. И если кто-нибудь подумает,

что это происходит потому, что свет -- это свойство огня, а вода и воздух во

всех отношениях враждебны огню ^, то такой человек, конечно же, никогда не

плавал в лодке по морю темной теплой ночью, ибо он смог бы в таком случае

увидеть, как искрятся и светятся капельки воды под ударами весел. То же

самое происходит и с пеной неспокойного моря, которую называют морскими

легкими. Что, наконец, имеют общего с пламенем и раскаленными предметами

светлячки, и светящиеся жуки, и индийская муха, освещающая целую комнату, и

глаза некоторых животных, светящиеся в темноте, и сахар, искрящийся, когда

его колют или скребут, и пот мчащегося жаркой ночью коня, и некоторые другие

вещи? Действительно, люди так мало знают об всем этом, что большинство

считает, что искры от кремня на самом деле возникают от трения воздуха. Но с

другой стороны, так как воздух не загорается от нагревания и не начинает

заметно светиться, то каким же образом в конце концов совы и кошки и

некоторые другие животные могут видеть ночью? И поскольку зрение не может

происходить без света, то неизбежно предположение, что самому воздуху присущ

от природы некий врожденный, хотя и очень слабый и незаметный свет, который,

однако, приспособлен к строению зрительных органов таких животных и вполне

достаточен им для зрения ^. Причина же этого недостатка, как. впрочем, и

многих других, состоит в том, что люди не умеют выводить из частных явлений

общие формы тех или иных свойств (naturae), т. е. то, что мы назвали

специфическим предметом метафизики, которая в свою очередь сама составляет

часть физики, или учения о природе. Итак, нужно вести исследование формы и

происхождения света', отнеся этот раздел науки к числу тех, которые должны

быть созданы. Об учении о субстанции как разумной так и чувственной души, о

ее способностях, а также о приложениях к этому учению сказано достаточно.