XXXVI. О честолюбии

Честолюбие подобно желчи; присутствие этой влаги способствует в людях

живости, проворству и рвению в делах, если не преграждать ей выхода. В

противном случае она перегорает, обращаясь в губительный яд. Так же точно и

с честолюбцами: если путь перед ними открыт, они заняты делом и не опасны;

но, встретив преграду своим стремлениям, преисполняются тайного

недовольства, со злобой взирают на все и вся, но!![Author ID1: at Thu Jan 6

10:46:00 2000 ] особенно радуются, когда что-либо движется вспять, а это --

худшее качество для слуги государя или государства. Поэтому государям, если

имеют на службе у себя честолюбцев, следует стараться, чтобы они были на

стороне прогресса, а не застоя; а раз это неизбежно сопряжено с трудностями,

то лучше и вовсе таких людей не брать. Ибо если они не смогут возвыситься на

своей службе, то приложат старания, чтобы службу принизить вместе с собой.

Но коль скоро мы сказали, что не следует прибегать к услугам

честолюбцев, кроме как в случае необходимости, надлежит указать, в каких

именно случаях они необходимы. Так, например, нельзя обойтись без даровитых

полководцев, как бы ни были они честолюбивы, ибо заслуги их искупают все

прочее; к тому же без честолюбия воин все равно что без шпор. Велика также

польза честолюбца, когда государю надо заслониться от опасности или зависти;

ведь на такую роль никто не отважится, если не подобен ослепленной

птице^[179], которая взлетает все выше и выше потому, что не видит

ничего вокруг себя. Честолюбцы могут пригодиться и тогда, когда требуется

сокрушить мощь какого-либо подданного, чрезмерно возвысившегося; так, Макрон

пригодился Тиберию для расправы над Сеяном^[180].

Поскольку в указанных случаях приходится пользоваться честолюбцами,

остается сказать, каким образом держать их в узде, дабы сделать менее

опасными. Честолюбцы менее опасны, если они низкого происхождения, а не

знатного; если они сурового нрава, а не приветливы и любимы народом и если

возвысились недавно и не постигли еще всех хитрых способов укрепить свое

положение. Иметь любимцев почитается некоторыми за признак слабости в

государе, а между тем это наилучшее средство против мощных честолюбцев. Ибо,

когда милость и немилость находятся в руках любимца, невозможно никому

другому чрезмерно возвыситься. Есть и еще средство обуздывать их, а именно

противопоставить им других, столь же надменных. Но тогда для равновесия

необходим еще советник-посредник, ибо без такого балласта корабль

подвергнется чересчур сильной качке. Наконец, государь может держать

наготове нескольких человек менее крупного калибра, чтобы при случае

натравить их на честолюбцев.

А если держать честолюбцев под угрозой опалы, оно, быть может, и

неплохо для тех, кто робкого нрава, но тех, кто поотважнее, заставит

поспешить с их замыслами и может оказаться опасным. А если интересы дела

требуют их сокрушить, но сделать это внезапно было бы неосторожностью,

остается одно: непрерывно чередовать милости и немилости, чтобы они не

знали, чего ожидать, и были словно в лесу. В честолюбии безвреднее тот вид

его, который состоит в стремлении побеждать в больших делах, а не в попытках

всюду поспеть, ибо это рождает путаницу и портит дело. И все же пусть лучше

честолюбец набирает себе много дела, чем много сторонников. Кто стремится

занять почетное место среди людей способных, ставит себе трудную задачу; но

это всегда на благо обществу. А вот кто замышляет быть единственной фигурой

среди пешек -- тот позор для своего времени.

Высокие почести заключают в себе три блага: возможность делать добро,

близость к государю и важным особам и собственное возвышение. Кто в

честолюбивых устремлениях своих преследует лучшую из этих целей, тот честный

человек; а кто из государей умеет эти цели распознать, тот мудрый государь.

Вообще же государям и правителям надлежит избирать себе в министры тех, кто

помышляет более о долге, чем о возвышении, и дело свое любит от души, а не

напоказ; а также отличать суетливость от подлинного рвения.

XXXVII. О масках и триумфах^[181]

Предметы, о которых пойдет речь, представляются лишь игрушками среди

серьезных наблюдений. Однако, поскольку государи желают иметь их, лучше,

если они изящно будут украшены, чем с большими затратами размалеваны. Танец

под пение весьма торжествен и доставляет удовольствие. Насколько мне

известно, пение должно осуществляться хором, расположенным на возвышении, и

сопровождаться какой-либо струнной музыкой, а слова песнопения должны

подходить к сюжету. Игра актеров во время пения, особенно в диалогах,

производит чрезвычайно благоприятное впечатление; я говорю игра, а не танец

(ибо это низко и вульгарно); и голоса диалога должны быть сильными и

мужественными (бас и тенор, без дисканта); и слова -- возвышенными и

трагическими, а не чувствительными и утонченными. Несколько хоров,

расположенных один против другого и вступающих в пение с перерывами, как при

исполнении гимнов, доставляют огромное удовольствие. Превращение танцев в

фигуру есть детская забава. И вообще заметьте, здесь я излагаю такие вещи, в

которых, естественно, есть смысл, а не те, которые вызывают лишь легкое

удивление. Верно, что перемены сцен, если они происходят спокойно и без

шума, очень красивы и доставляют большое удовольствие, ибо они дают пищу

глазам и в то же время снимают с них усталость, освобождая от созерцания

одних и тех же предметов. Сцены должны быть обильно залиты светом,

окрашенным в различные, специально подобранные и меняющиеся цвета; и пусть

участники маски или другие лица, которые будут сходить со сцены, делают на

ней определенные движения, прежде чем сойти вниз, ибо это необыкновенно

привлекает зрение и заставляет его с удовольствием стремиться разглядеть то,

что оно не может отчетливо различить. Пение должно быть громким и бодрым, а

не похожим на щебетание или писк. Музыка также должна быть отчетливой и

громкой и располагающей. При свечах лучите всего смотрятся белый и алый

цвета и так называемый цвет морской волны, а также блестки, ибо, хотя они

стоят недорого, смотрятся лучше многого другого. Что касается богатой

вышивки, то она теряется и ее почти незаметно. Костюмы участников должны

быть элегантны и им к лицу, даже когда сняты маски: они не должны следовать

известным образцам одежды; не надо одеваться турками, солдатами, матросами и

т. п. Антимаски не должны быть слишком длинными: обычно они включают

глупцов, сатиров, обезьян, дикарей, шутов, диких зверей, эльфов, ведьм,

эфиопов, пигмеев, турок, нимф, простаков селян, купидонов, движущиеся статуи

и тому подобное. Что касается ангелов, то представлять их как антимаску не

достаточно смешно; и, с другой стороны, все, что отвратительно, также не

подходит для нее, например черти и великаны. Но главное, пусть музыка их

будет развлекательной и с несколько необычными переходами. Если во время

представления неожиданно возникнут приятные запахи, но не будут падать

капли, то это доставит вспотевшей и запарившейся компании большое

удовольствие и освежит ее. Двойные (double) маски -- одни мужские, другие

дамские -- увеличивают пышность и разнообразие. Но все это ничто, если залу

не содержат в чистоте и опрятности.

Что касается турниров конных и пеших, с барьерами и без них, то главная

их красота заключается в колесницах, в которых соперники выезжают на арену,

особенно если их везут какие-либо необыкновенные животные, как львы,

медведи, верблюды и тому подобное; или же в особой манере их появления; или

в великолепии их одеяний; или же в красивой сбруе их лошадей и красивых

доспехах. Но достаточно об этих игрушках.