XXIX. Прозерпина, или Дух

Рассказывают, что Плутон, получив в результате известного раздела

власти подземное царство, потерял надежду уговорить какую-нибудь из небесных

богинь выйти за него замуж и был вынужден думать о похищении. И вот,

воспользовавшись удобным случаем, он похитил и на квадриге увез с собой в

подземное царство Прозерпину, дочь Цереры, прекраснейшую девушку, схватив ее

внезапно, когда она собирала нарциссы на лугах Сицилии. В подземном мире она

была встречена с величайшим уважением и провозглашена владычицей Дита. Мать

же ее, Церера, нигде не видя своей горячо любимой дочери, в отчаянии и

тревоге, с зажженным факелом в руке обошла весь мир, чтобы найти дочь. Все

было напрасно. Случайно узнав о том, что она увезена в подземное царство,

Церера, беспрерывно рыдая и стеная, стала упрашивать Юпитера, чтобы ей

возвратили дочь. В конце концов она добилась разрешения вернуть ее на землю,

если та еще не съела ничего из того, что растет в подземном царстве. Это

условие никак не устраивало мать, поскольку Прозерпина, как известно, съела

три зерна граната. Но Церера не оставила своих просьб и рыданий. Наконец,

уступая ее мольбам, Юпитер позволил Прозерпине попеременно быть шесть

месяцев с мужем и шесть других -- с матерью. Позднее Тесей и Пирифой с

изумительной дерзостью пытались увести ее из дворца Дита. Но когда в

подземном царстве, устав от долгого пути, они присели на камень, подняться

им уже не было дано, и они остались навечно сидеть на этом камне. Прозерпина

же осталась царицей подземного царства. Ей была оказана еще одна особая и

великая честь. Известно, что никто, спустившись в подземное царство, не

может вновь подняться на землю; в этот закон было внесено неслыханное

исключение: тому, кто принесет в дом Прозерпины золотую ветвь, разрешалось

спуститься в подземное царство и вернуться вновь на землю. Эта ветвь была

единственной в огромном темном лесу и не имела своего ствола, но, подобно

омеле, росла на другом дереве; и если ее отломить, на ее месте вырастала

другая.

Мне кажется, что миф имеет в виду природу и толкует о той богатой,

плодоносной, мощной подземной силе, от которой произрастает все, что

существует на земле, и в которую все возвращается снова. Прозерпина

символизировала у древних тот эфирный дух (spiritus aethereus), вырванный из

верхней сферы, который заперт и спрятан под землей (представленной в виде

Плутона). Это неплохо выразил поэт:

Иль молодая Земля, разделенная с вышним эфиром

Только что, семя еще сохраняла родимого неба?..^[17]

Этот дух изображается похищенным с земли, потому что его невозможно

удержать там, где у него есть время улететь, но его можно сковать и

задержать, если только внезапно сломить и раздробить его, подобно тому как

это происходит, когда хотят смешать воздух с водой; последнее возможно лишь

единственным путем -- быстрым и сильным вращением, и мы видим, как в этом

случае оба эти тела соединяются в пене, как будто вода похищает воздух.

Весьма тонко говорится и о том, что Прозерпина была похищена в то время, как

она собирала нарциссы в долине: ведь Нарцисс означает оцепенение или

неподвижность, а дух именно тогда более всего пригоден для похищения земной

материей, когда он начинает сгущаться и как бы цепенеет. Справедливо

воздается Прозерпине особая честь (какая не выпадает на долю ни одной

супруги богов) -- честь стать владычицей Дита: ведь тот неограниченно

управляет всем в тех краях, а Плутон остается безучастным и даже как будто

не знает ничего. Эфир же и небесная сила (изображенные в виде Цереры)

всячески стараются извлечь и вернуть себе этот дух. А высоко поднятый факел,

т. е. пылающий в руке Цереры светоч, без сомнения, обозначает солнце,

которое, обходя вокруг земли, освещает ее, как факел, и оказывается очень

важным и необходимым для возвращения Прозерпины, если оно вообще возможно.

Она же остается и не уходит; причина же этого превосходно и точно вытекает

из соглашений Юпитера и Цереры. Прежде всего совершенно несомненно, что

существуют два способа удержать дух в плотной земной материи: первый --

уплотнение, или "запирание", его, что является подлинным заключением в

тюрьму и насилием; второй -- предоставление ему соответствующего питания,

что делается добровольно и охотно. Ведь после того как запертый дух начинает

есть и питаться, он не спешит улететь, но как бы закрепляется на своей земле

-- это как раз и есть тот самый гранат, который попробовала Прозерпина; если

бы этого не произошло, то Церера, ищущая ее по всему миру со своим факелом,

уже давно увела бы ее к себе. Ведь дух, который содержится в металлах и

минералах, связывается, вероятно, главным образом благодаря плотности массы;

тот же дух, который заключен в растениях и живых существах, обитает в

пористом теле и имеет возможность уйти, если только он не задержится сам,

чтобы вкусить "зерна граната". Второе же соглашение -- о полугодичном

пребывании Прозерпины то у Цереры, то у Плутона -- есть не что иное, как

изящное описание деления на времена года, когда этот дух, разлитый по земле

(речь идет о растительности), в течение летних месяцев находится наверху, в

зимние же месяцы вновь скрывается под землю. Что же касается попытки Тесея и

Пирифоя увести Прозерпину на землю, то здесь имеется в виду то, что

случается довольно часто: более тонкие духи, спускающиеся к земле во

множестве тел, не могут впитать в себя дух, находящийся под землей,

соединиться с ним и вывести его наружу; наоборот, они сами сгущаются и не

могут вновь подняться, так что благодаря им увеличивается и число подданных,

и власть Прозерпины. Что же касается золотой ветви, то, мне кажется, здесь

нам весьма трудно будет сдержать натиск химиков, если они обрушатся на нас с

этой стороны: ведь они обещают с помощью своего знаменитого камня и горы

золота, и восстановление разрушенных природных тел, как бы возвращение

обратно из врат преисподней. Тем не менее относительно химии, как и

постоянных притязаний этого камня, мы знаем наверняка, что теория их не

имеет основания, да к тому же подозреваем, что и практика их лишена

каких-либо твердых гарантий. Поэтому, оставив их в стороне, выскажем свое

мнение об этой последней части параболы. Нам известно наверняка на основании

многих фигуральных высказываний древних, что сохранение и восстановление

природных тел они отнюдь не считали безнадежным делом, по, скорее, трудным и

малодоступным. То, что они думали именно так, видно из того, что они

поместили эту ветку среди бесконечных зарослей огромного, непроходимого

леса; они изобразили ее золотой, ибо золото -- символ прочности; привитой --

ибо результата такого рода следует ждать только от искусства, а не от

какого-то простого и естественного средства или способа.