2.2. Предложение и ситуация

Связь семантики предложения и реального события (ситуации) заключается в том, что «все типы предложений, по крайней мере в их гене­зисе, представляли языковые модели конкретных ситуаций, которые по мере развития человеческого мышления эпизодически могли наполнять довольно абстрактным содержанием. Без создания языковых моделей конкретных ситуаций языковое выражение элементарных связей между предметами и явлениями окружающего нас материального мира было Щфактически невозможно» [Серебренников!, 57]. Ср. также: «В предложе­нии должно быть в точности столько разных частей, сколько их в положе­нии вещей, которое оно изображает» [Витгенштейн, 404].

В разделе о развитии структуры предложения отмечалось, что непосредственное, прямое («один к одному») отображение ситуации осуществлялось в рамках ролевой грамматики, где каждый падеж имени соответ­ствовал определенному участнику ситуации. С развитием формально-синтаксической структуры предложения эта семантика падежей уходила I вглубь и на поверхности остались формально-синтаксические падежи, соответствующие уже не участникам ситуации, а компонентам системы предложения, членам предложения. Падеж стал даже не столько формально-синтаксической категорией, сколько морфологической, и соотношение падежей с участниками ситуации оказалось опосредованным, косвенным. Если с точки зрения ролевой грамматики центром предложения является глагол (что очень хорошо согласуется с логикой отношений, с пропози­циональной семантикой предложения), в котором потенциально заложено значение предложения (Теньер; Чейф), то с позиции формально-синтаксической грамматики (основанной на субъектно-предикатном представлении структуры предложения) «представление о личном глаголе, как об абсо­лютном структурном центре предложения, задающем количество, форму и семантическую функцию именных актантов, оказывается слишком упро­щенным также и потому, что оно не отражает двусторонней зависимости между предметом и его определением» [Алисова, 26].

В последнее время наблюдается большой интерес к ролевой грамма­тике, однако изучается материал не тех языков, которые еще находятся на стадии формирования ролевой грамматики, а языков прежде всего номи­нативного строя. Первые исследования проводились в основном на базе современного английского языка, в котором в силу его корневого характе­ра ролевая структура предложения очень просто превращается в формаль­но-синтаксическую. Подлежащее ролевого предложения стоит в форме одного из косвенных падежей в соответствии с семантикой глагола. Как уже отмечалось в первой части, в современном английском языке при от­сутствии словоизменительной парадигмы существительного падежи ока­зываются чисто позиционными, и любое ролевое по смыслу предложение Соматически становится формально-синтаксическим, поскольку первое ^Место в предложении — это позиция подлежащего, т. с. именительного ^ежа. Поэтому такие предложения, как Мне это нравится; Маше дали ^нЧгу; у _него насморк, в английском языке превращаются в «нормальные» предложения: / like it; Mary was given a book; He has a cold. В связи с опи-рйным положением дел многое приходится «открывать» заново. Начало ролевой грамматики было положено, с одной стороны, исследование многозначности падежей (Пауль, Потебня и др.), с другой — работой Л. Теньера, которого интересовал не столько характер ролей, сколь­ко их состав, определяемый валентностными характеристиками глагола. Наконец, в 1968 г. появилась статья Ч. Филлмора «Дело о падеже», за ко­торой последовали новые работы его и других исследователей (Чейф, Куно и др.). История этой «падежной грамматики» изложена в одном из об­зоров грамматических теорий [Кубрякова, Панкрац].

Сущность падежной грамматики заключается в следующем. При со­поставлении различных языков обнаруживается, что одноименные морфо­логические падежи могут играть в них разные роли и наоборот, одни и те же роли могут оформляться в виде различных падежей. Ч. Филлмор, исходив­ший, по его словам, из концепции Л. Теньера и открывший серию работ по падежной грамматике, считает, что общая теория падежей должна быть свя­зана не с формальной их интерпретацией, а с семантической — ролевой. Набор таких «глубинных» (семантических) падежей должен быть универ­сальным, а все средства их оформления в разных языках составляют специ­фику этих языков [Fillmore]. У. Л. Чейф выявляет соответствие между набо­рами семантических ролей и типами ситуаций, описываемых предложения­ми. Различаются следующие типы ситуаций: состояние, процесс, действие и действие-процесс [Чейф].

В предложениях, обозначающих состояние, о некотором предмете или лице говорится, что он (оно) находится в определенном состоянии или поло­жении. Отличительным признаком таких предложений является невозмож­ность постановки к ним вопроса «Что случилось?» или «Что происходит?»:™

The wood is dry — Дрова сухие; The dish is broken — Блюдо разбито; Tom wanted a drink — Том хотел пить; Тот knew the answer — Том знал ответ [Чейф, 116, 117, 118, 119, 169,170]. В предложениях со значением процесса о предмете говорится, что он изменил свое состояние. Предложения подобного типа отвечают на вопрос «Что случилось с X?»:

The wood dried —Дрова высохли; The dish broke — Блюдо разби­лось; Тот saw a snake — Том увидел змею; Тот learned the answer — Том узнал ответ [Чейф, /].

Предложения со значением действия выражают деятельность — «нечто, что кто-то делает». Такие предложения отвечают на вопрос «Что сделал Х?»^: Michael ran — Михаил побежал; Harriet sang — Хэрриет зап& [Чейф, 118].

Предложения со значением действия-процесса связывают два предмета, один из которых производит соответствующее действие, а другой в результате этого действия изменяет свое состояние: Michael dried the wood — Михаил высушил дрова; Mary sent Тот the tickets — Мери послала Тому билеты [Чейф, 119].