3.2. Посессивный строй

С позиции гипотезы стадиальности, переход от полной инкорпорации через частичную связан с процессом формального разграничении имени и глагола. «Эпоха имени-глагола, в которой еще не присутствовг ли определенных формальных различий имени и глагола, является н более ранней и, может быть, совпадает с тем временем, когда одно елс во-корень представляло собой целое предложение» [Богороди! кий₃, 205]. «Различия между именем и глаголом присутствуют не во все языках... Начиная с какого-то момента развития в языках возникает уш версальная тенденция к все более и более формальному и категориал! ному различию имени и глагола» [Гийом, 29, 14]. «Отсутствие четко вы раженного различия между именными и глагольными предложениям наблюдается в архаичных языках (ср. эским. аролан-у-на, что может оз начать и мой отъезд, и Я уезжаю) свидетельствует о том, что различи этих основных грамматических категорий (имени и глагола) может воз никнуть лишь в результате длительного процесса дифференциаци первоначально нерасчлененного предложения в общем ходе развити языка и мышления [Шор, Чемоданов, 158].

Посессивные конструкции встречаются, например, в унанганеш языке. Специфика этих конструкций заключается в том, что мы имей дело опять-таки не с привычным нам предложением, а со своеобразны именным оборотом, в котором указывается, что обозначаемое в нем дей­ствие «принадлежит определенному лицу, которое воспринимается не как действующее лицо, а как то, которому принадлежит указанное в предикате действие...: ада-мула „отца дом его" (дом отца); ада-м суну „отца взятие его" (отец берет)» [Мещанинов₂, 155]. (Я полагаю, что в приведенном высказывании корректнее было бы употребить не воспринимается как действующее лицо, а выражается как действующее лицо, поскольку мы не вправе говорить о том, как воспринимают семантику того или иного высказывания носители неродного для нас языка.)

Автор отмечает, что в унанганском языке сосуществуют две конст­рукции, из которых одна выражает действие, выполняемое субъектом, а другая «устанавливает принадлежность ему выполняемого действия» [Там же, 145]. Таким образом, в засвидетельствованных случаях посессивная конструкция оказывается не единственным способом выражения дейст­вия. При этом, как и местоименные формы глагольного спряжения, при­тяжательная именная форма предиката может изменяться по временам — по образцу глагола: су-дукаку-кин «я возьму», су-дукаку-н «мое будущее взятие», су-на-кин «я взял», су-ка-н «мое прежнее взятие» [Там же, 154]. При попытке подогнать образования данного типа под знакомый нам ев­ропейский стандарт можно соотнести эту форму либо с глаголом, либо с причастием, однако «и то и другое будет неверным, хотя и то и другое са­ми напрашиваются на сопоставление» [Там же, 753].

3.3. Эргативный строй

Из всех рассматриваемых конструкций предложения наибольшим вниманием исследователей пользуется, пожалуй, эргативная. Интерес к данной конструкции связан с поисками ответа на один из «коренных во­просов общего языкознания: существует ли общий принцип образования грамматических категорий?» [Бехерт, 411]. Изучением эргативной конст­рукции занимались И. И. Мещанинов, С. Д. Кацнельсон, И. Бехерт, Дж. Лай-онз, Г. А. Климов, А. П. Юдакин и мн. др. Встречается эта конструкция во многих языках Кавказа, Юго-Восточной Азии, Америки и Австралии [Мещанинов; Кацнельсон; Юдакин; Бехерт, Зограф].

Специфика эргативного строя заключается в том, что «подлежащее предложения с непереходным (интранзитивным) глаголом (SO кодируется таким же образом, как и прямое дополнение предложения с переходным (транзитивным) глаголом (DO), а подлежащее предложения с переходным °1аголом (S,) кодируется по-другому [Бехерт, 415]:

С целью облегчить восприятие иллюстративного материала я не буду пользоваться примерами на «экзотических» языках, а попытаюсь изобразить их на русском языке с соответствующими пояснениями.

Камень (абс.) лежит.

Мальчик (абс.) лежит.

Мальчик (абс.) бежит.

Мальчиком (эрг.) брошен камень (абс).

Подлежащее предложения с непереходным глаголом имеет форму абсолютного падежа (в русском варианте использована форма именительного падежа); подлежащее предложения с переходным глаголом — форму эргативного падежа (в русском — творительного), а его дополнение — форму абсолютного падежа. Формы таких падежей, как род» тельный и дательный, представлены в эргативных языках очень редко [Климов,, 119].

Таким образом, сущность эргативной системы заключается в прот» вопоставлении двух основных падежей — абсолютного и эргативного (и» струментального). В разных языках существуют три разновидности эрга< тивной конструкции:

1. с немаркированными существительными и маркированным в отношении субъекта и объекта глаголом;

2. с маркированными существительными и маркированным глаголом;

3. с маркированными существительными и немаркированным глаголом. [Там же, 199].

Наиболее распространенной является конструкция второго тиш [Там же, 200].

В целом можно выделить следующие характерные признаки эргативного строя:

1. использование формы абсолютного падежа для маркировки подлежащего непереходного и дополнения переходного глагола;

2. употребление формы косвенного падежа для маркировки подлежащего переходного глагола;

3. отсутствие единой падежной формы для маркировки подлежащего предложения;

1. отсутствие специального падежа дополнения;

4. совмещение в форме абсолютного падежа двух функций: подлежащего непереходного глагола и дополнения переходного глагола;

5. отсутствие обращенной конструкции, аналогии противопоставлеши актива и пассива;

6. важная роль порядка слов: на первом месте обычно находится подлежащее.

Наличие эргативной конструкции связано прежде всего с различием переходных и непереходных глаголов, что получает свое выражение не столько в форме самого глагола, сколько в синтаксической структуре фра­зы [Кацнельсонг, 178].

Форма инструментального (эргативного) падежа для выражения под­лежащего при переходном глаголе была не единственной — одновременно Jc ней могла употребляться и форма родительного падежа, которая позднее обычно вытесняется, и форма инструментального падежа остается един­ственной [Юдакин 42].