3. Форма простого предложения

Определение понятия формы простого предложения, его «формальной устроенности», предполагает рассмотрение вопросов о модели предложения, ее вариациях, способах распространения и парадигме предложения.

3.1. Модель предложения

Понятие модели предложения не является достоянием традиционной грамматики. Одним из первых его использовал Э. Сепир, который считал, что «в основе каждого законченного предложения лежит готовый образец, предложение-тип, характеризуемый определенными формальными чертами. Эти определенные типы или как бы фундаменты предложений могут слу­жить основой для любых построений, потребных говорящему или пишуще­му, но сами они в закостенелом виде „даны" традицией» [Сепир, 55]. Поми­мо термина модель используются также понятия формула предложения и структурная схема предложения. Но сложность вопроса не столько в разли­чии наименований, сколько в различии понимания модели и числа постули­руемых моделей предложения не только в разных языках, но и в одном. Так, для французского языка устанавливается одиннадцать основных структурно- семантических моделей предложения [Гак 7274] для итальянского — двадцать три [Алисова, 37-39], для немецкого — тридцать две [Москальскаяз, 61-67]. В английском языке выделяют четыре основных модели [Roberts], пять [Stageberg], восемь [Hook, Mathews], двадцать пять [Хорнби] и тридцать девять [Почепцов]. В целом в разных языках число основных мо­ ей варьирует от двух [Степанов,] до тридцати девяти [Почепцов]. Отме­ченное многообразие моделей простого предложения обусловлено некото­рой нечеткостью интерпретации термина модель (конструкция) и отсутст­вием единых критериев различения исходных моделей и их вариантов, тем более — в разных языках. В связи с этим вопрос о количестве моделей или «базисных предложений» и возможности их сведения к одной, исходной, «ядерной» структуре считается спорным и схоластическим [Алисова, 63] Тем не менее можно полагать, что число моделей должно быть достаточно ограниченным и в то же время более или менее универсальным.

В самом широком смысле модель есть конструкция, т. е. «регулярно, с более чем случайной частотой встречающаяся в данном языке последова­тельность классов морфем» [Степанов₂, 40]. Как известно, Ю. С. Степанов, вслед за Э. Косериу, предлагает рассматривать язык с позиции трех уровней абстракции: уровня индивидуальной речи (непосредственно наблюдаемого функционирования языка), уровня нормы (повторяющихся образцов) и уровня системы (абстрактных, ненаблюдаемых непосредственно единиц). К последнему уровню принадлежат фонемы, морфемы и регулярные соче­тания классов морфем, т. е. конструкции, или модели [Там же, 5-6].

Обзор многочисленных определений базисной модели предложения на материале различных языков, а также анализ конкретного языкового материала показывает, что наиболее общей структурной моделью просто­го предложения в большинстве языков является модель

NV,

(т. е. конструкция, состоящая из именного и глагольного компонентов, или, в более широкой интерпретации, NP — VP, т. е. именная группа и глаголь­ная группа [Хомский_ь 430 и след.]. Это самая общая модель не только для каждого отдельного языка, но и для подавляющего большинства, а воз­можно, и для всех языков номинативного строя. В чисто строевом, струк­турном плане она оказывается также минимальной — для образования любого простого предложения необходимы два основных компонента. Поэтому указанную модель простого предложения можно назвать струк­турной моделью.

Традиционной основой структурной модели является введенное еще Аристотелем отождествление структуры предложения со структурой суж­дения. Последнее представляет собой отношение принадлежности или непринадлежности предиката субъекту:

S есть/не есть Р.

Двум компонентам суждения соответствовали два главных члена {Предложения, которым, в свою очередь, соответствовали две главные части речи — имя и глагол. Однако в дальнейшем выяснилось, что «структурная основа предложения заключает в себе не просто предикативную связь главных конструктивных форм — субстантива и предикатива, но и предполагает те или иные возможности их смыслового грамматического [распространения в соответствии с их дистрибутивно-валентностными средствами» [Дегтярев, 252]. Иными словами, наличие в составе реального предложения, рассматриваемого вне какого-либо контекста и ситуации, л двух компонентов не всегда достаточно для того, что принято на- (относительно) «законченной мыслью», — такое предложение может оказаться самодостаточным, самостоятельным. Ср.:

Петя взял, Миша принес, Мальчик захотел и т. п.

Следовательно, классическая форма суждения не отражает всего многообразия существующих отношений. Многие логики (Д. С. Милль, j О. Де Морган, Г. Спенсер и ряд других) пришли к открытию так называемой логики отношений, в которой структура суждения была пред­ставлена в виде формулы

aRb,

где а есть первый член (субъект) отношения, b — второй его член, a R ~\ знак самого отношения между субъектом и объектом. Такое понимание структуры суждения привело к появлению в лингвистике понятия валентности. Достаточность/недостаточность того или иного набора компонентов простого предложения оказалась зависимой от семантики конкретного глагола, его валентностных свойств: некоторые глаголы являются семан­тически несамостоятельными, недостаточными и требуют наличия свя­занного с ними существительного (группы существительных) или наречия [Мещанинов, 109], т. е. расширения, распространения минимальной структурной модели. Как известно, Л. Теньер классифицировал глаголы именно на основании их валентностных свойств, выделив авалептные, мо­новалентные, бивалентные, тривалентные и тетравалентные [Теньер, 121]. Позиции — валентности — именных компонентов, «предсказанные» ва­лентностью глагола, являются обязательными для данного типа конструк­ции, а позиции, которые «не заданы» семантическими свойствами глагола, считаются необязательными, факультативными, периферийными. Слова (как правило, имена), замещающие обязательные позиции, Теньер назвал актантами, а слова, замещающие факультативные позиции, — сирконстантами.

Принимая во внимание все сказанное, можно попытаться выявить дос­таточно компактное число моделей, состав которых обусловлен не столько общей структурной схемой, сколько валентностным типом глагола, высту­пающим в качестве сказуемого. Исходя из того, что валентность глагола представляет собой проявление его семантики, модели данного типа можно назвать структурно-семантическими. Набор такого рода моделей был оп­ределен для английского языка [Иртеньева и др.], но аналогичные модели выделены и в ряде других языков — немецком, французском, итальянском. А так как можно полагать, что валентностные классы глаголов, Л семантические типы в большинстве языков достаточно единообразий предложенный набор структурно-семантических моделей может претендовать на универсальность, во всяком случае, на более или менее высокую степень встречаемости. В указанный «набор» входят следующие модели:

1. Nj Be N₂: Peter is a student;

2. N Be A: Peter is clever;

3. Ni Be pr N₂: Peter is at a lesson;

4. N Be D: Peter is here;

5. N V: Peter runs;

6. Ni V N₂: Peter reads books;

7. Ni V N₂ N₃: Peter gives his brother a book;

8. Ni V N₂ pr N₃: Peter puts the book on the table;

9) Nj V pr N₂: Peter looks at a picture;

10) Ni Have N₂: Peter has a cat.

По поводу этих моделей нужно сделать несколько замечаний. Подоб­ные модели существуют в немецком, французском, итальянском и многих других языках. Специфика русского языка заключается в том, что глагол-связка быть в форме настоящего времени обычно опускается, но он со­храняется в других временных формах. Поэтому можно сказать, что в це­лом русский язык следует общему образцу. Однако число русских моделей (как, скажем, и немецких) может быть увеличено, если принимать во вни­мание падежные формы существительных. Модель (10) выделена особо в связи со спецификой глагола иметь — это глагол не транзитивный (пере­ходный), как в модели (6), а «псевдотранзитивный» [Бенвенист, 211]. Предложения с данным глаголом не могут быть преобразованы в предло­жения с глаголом в форме страдательного залога. В русском языке эта мо­дель встречается редко. Вместо нее используется модель типа у Ni есть N₂. В латинском языке возможны обе модели, только в модели с глаголом быть подлежащее (субъект обладания) имеет форму дательного падежа: Libmm habeo — Liber mihi est.

Еще одно замечание. Валентность часто оказывается характеристикой глагола не как слова, лексемы, а как его употребления, его лексико-семантического варианта. В результате один и тот же глагол может обра­зовывать предложения по разным моделям. Особенно это типично для английского языка, где, как уже отмечалось, простые (непроизводные) слова представляют собой корни, лексические морфемы, значения кото­рых уточняются только в синтагме, в предложении. Ср.:

/ walk (in the garden) — / walk my dog (in the garden). The boy runs — The boy runs a motorcar.

В скобки заключен периферийный, необязательный компонент модели в первом предложении в каждой паре глагол употребляется как непереходный (= рус. гулять, бежать), во втором — как переходный (= рус. Ш^ягуливать, управлять). Отсюда — разные валентности и разные модели.

Рассмотренные десять моделей можно считать минимальным набором минимальных (исходных, нераспространенных) предложений. Минимальность набора обусловлена тем, что в нем в принципе исчерпаны все Р валентностные возможности глаголов, а минимальность предложений — тем, что это действительно минимально возможные конфигу­рации актантов при данных типах глаголов. Все остальные типы предло­жений представляют собой либо формальные варианты исходных, либо варианты их распространения.