3.2. Флективные языки

В аспекте рассматриваемого вопроса основное различие между изолирующими и флективными языками заключается, оказывается, не в степени свободы порядка слов. «В каждом языке имеются определенные случаи строго закрепленного порядка слов, а наряду с ними существует и определенная свобода порядка слов» [Глисон, 200]. «В языках со свободным порядком слов, как, например, в русском, существует обычная последовательность членов предложения, а свобода от порядка слов дает в этих языках возможность лишь некоторого отступления от обычной последовательности» [Смирницкий₃, 299].

При возможности варьировать порядок слов в каждом языке тем не менее имеются какие-то свои предпочтительные, наиболее приемлемым наиболее семантически нейтральные варианты расположения слов. Следовательно, главным в данном противопоставлении языков является не столько свобода порядка слов, сколько характер оформленности каждого слова (словоформы) в высказывании (предложении). В этом плане флек­тивные языки оказываются достаточно близкими к языкам агглютиннрующим. Различие между ними заключается не в степени оформленноств] слов, а в техническом исполнении этой оформленности. Поэтому в далм нейшем я не буду специально останавливаться на специфике агглютинм рующих языков.

Итак, характерная черта флективных языков — способность освобождения от жесткого порядка слов путем развития системы словоизмене­ния, системы различных формальных (грамматических) вариантов слов, каждый из которых более или менее определенно связан с той или иной ролью в предложении — не только в его формально-синтаксической структуре, но и в семантической. Словоформа выступает в качестве формалыюго маркера не только члена предложения, но и семантической слова.

Теоретическое осмысление ролевой структуры предложения началось сравнительно недавно — с исследований Л. Теньера, Ч. Филлмора, У. Чем фа и др. Главное во всех этих работах заключается в выявлении решаки щей, ведущей роли глагола в формировании ролевой структуры предложения. Следовательно, до тех пор пока не произошло достаточно четко разграничение систем форм имени и глагола, не может быть и речи о каких бы то ни было формальных признаках семантических ролей.

Известно, что процесс размежевания имени и глагола очень длителен И в настоящее время существуют языки, где это размежевание еще я оформилось окончательно. Так, в языке хула активные и пассивные глагольные формы 3-го лица употребляются как имена: папуа «он спускает] ся» (= «дождь»), nillin «он течет» (= «ручеек»); в языке зуни имя yatokm «солнце» — это глагольная форма от yato «проходить, пересекать»; в язы­ке сиуслав частицы типа waha «снова», уаха «много» спрягаются как гла­голы; в языке тюбатулабал форму прошедшего времени имеют имена: hanil «дом», hanipil «дом в прошлом» (= «то, что было домом и больше им не является») [Бенвенист, 769].

Если в языках посессивного строя начинают складываться формы словоизменения имени и глагола и, возможно, постепенно проявляются какие-то зачатки противопоставления этих форм, то в языках активного строя такое противопоставление можно считать уже сложившимся. Но процесс продолжается: происходит расчленение класса имен и класса гла­голов на подклассы и некоторое предварительное распределение синтак­сических структур в зависимости от сочетаемости разных подклассов имени с соответствующими подклассами глагола. Наблюдается как бы движение в сторону определения и оформления ролей существительных при разных типах глаголов. Результатом этого движения является станов­ление эргативной системы, в рамках которой возникает, вероятно, первая маркированная форма для агента переходного глагола. Форма объекта пе­реходного глагола и форма субъекта непереходного глагола, который се­мантически может быть как агентом действия, так и патиентом состояния (процесса), остается немаркированной. В аффективной и локативной кон­струкциях продолжается дальнейшая дифференциация ролей. Так, в пред­ложениях с аффективными глаголами маркируется субъект чувственного восприятия (экспериенцер), а с локативными — субъект обладания (бене­фициант) и т. п. Короче говоря, в перечисленных конструкциях происхо­дит последовательная маркировка возможных ролей, осуществляемая на фоне семантической дифференциации глаголов.

И снова мы возвращаемся к вопросу о предложении и его членах. И. И. Мещанинов, занимавшийся проблемой стадиального развития син­таксической структуры предложения, считал, что о членах переложения можно говорить лишь тогда, когда имеется уже оформленное предложение [Мещаниновг, 252], что в эргативной конструкции нет подлежащего и ска­зуемого «в обычном понимании их функций и свойств по материалам ин­доевропейских языков, нет также и прямого дополнения» [Там же, 238]. Однако, учитывая то, что было ранее сказано о коммуникативной структу­ре, можно с полным основанием называть эргативную, аффективную, ло­кативную и иные подобные конструкции предложениями, а их компонен­ты — членами предложения. В этом отношении уместно вспомнить заме­чание того же Мещанинова: «Там, где имеется глагольная форма, имеется и предложение» [Там же, 134].

В связи с изложенным в несколько ином свете можно представит вопрос о так называемых бесподлежащных предложениях. К ним относят, например, такие, в которых речь идет об ощущениях или переживаниях: гот. Huggerei Рапа (Вин. пад.) «Того голодает», Kar ist ina (Вин. пад.) j «Его заботит» [Гухман, 125]; др. исл. Kelr mik (Вин. пад.) «Мне холод- j но», Batanadi honum (Дат. пад.) «Ему стало страшно» [Стеблин-Камен- I ский₂, 139]; др. англ. Ни lompeow in lade? (Дат. пад.) «Как вам пришлось в пути?» [Ильишз, 160].

Что касается современных языков, то в них употребление «ролевых» предложений вполне естественно. Ср. рус:

Маше дали книгу. Книгу дали Маше. Мне рассказали интерес­ную историю. Интересную историю рассказали мне на днях. В современном английском языке дело обстоит еще проще. Посколь­ку в этом языке отсутствует изменение существительных по падежам, то первая позиция автоматически маркирует «именительный падеж», и все ' подобные предложения становятся «нормально-ситнаксическими», только сказуемое имеет обычно форму страдательного залога:

Mary was given the book. The book was given to Mary. I was told an L interesting story. An interesting story was told to me.

Итак, подлежащее в ролевой структуре предложения — это первый референтный, топиковый компонент предложения, замещающий одну из семантических валентностей глагола. Его падежная форма определяется характером семантической роли. Подлежащее в ролевой структуре маркировано дважды: как топиковый, референтный компонент — первым местом в предложении, как семантический актант — соответствующей падежной формой. Характерным признаком ролевой структуры предложения является отсутствием формального согласования между именем и глаголом, по крайней мере в индоевропейских языках.

Ролевая грамматика так же мало исследована, как и коммуникативная грамматика, описанная в предыдущем разделе. Многочисленные описания ролевой структуры предложения — от Теньера до Филлмора и Чейфа — представляют собой попытки «извлечь» ролевую (глубинную) структуру из формально-синтаксической (поверхностной), а не исследовать самую ролевую грамматику в ее «естественном» виде. На это, возможно, повлиял и тот факт, что большинство подобных работ базируется на материале английского языка, в котором не существует морфологических падежей, поэтому любые предложения с подлежащим воспринимаются как чисто формально-синтаксические.

Предложение и высказывание в этой грамматике еще более расходят­ся: одному предложению может соответствовать несколько высказываний. Модель предложения задается типом глагола, требующим определенного количества актантов. В актантной структуре принято ранжировать участников: первым актантом считается агент, вторым — объект и т. д. Таким образом, структура (модель) предложения может быть представлена так:

V (Агент, Объект, Адресат).

В действительности такое предложение в соответствии с правилами ролевой грамматики должно быть построено следующим образом:

Петей дана книга Маше.

Но поскольку в высказывании любой из актантов может стать подле­жащим, возможны следующие варианты:

Книга дана Маше Петей. Книга дана Петей Маше. Маше дана книга Петей. Маше дана Петей книга.

В высказывании один из актантов может быть опущен. В таком слу­чае появляются варианты:

Маше дали книгу. Книгу дали Маше.

Очевидно, что в ролевой грамматике, по сравнению с коммуникатив­ной грамматикой вариативность высказываний по сравнению с исходным предложением возрастает. Предложение становится во всех отношениях уже единицей языка, которой в речи соответствуют многочисленные (ал­ло) варианты.