ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ 9

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ 11

ВВЕДЕНИЕ 14

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАЗВИТИЕ СИНТАКСИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЯЗЫКА 17

Глава первая

РАЗВИТИЕ ДЕТСКОГО ЯЗЫКА 19

1. Предпосылки возникновения детского языка 19

2. Однословное высказывание 21

3. Двуслойное высказывание 24

4. Многословное высказывание 27

5. От семантики к грамматике 29

Глава вторая

РАЗВИТИЕ ЕСТЕСТВЕННОГО ЯЗЫКА 36

1. Предпосылки возникновения языка 38

2. Однословное высказывание 40

3. Дальнейшее развитие языка. Проблема стадиальности 43

1. Инкорпорация 44

2. Посессивный строй 46

3. Эргативный строй 47

4. Активный строй 49

5. Аффективный строй 50

6. Номинативный строй 50

Глава третья

РАЗВИТИЕ СТРУКТУРЫ ПРЕДЛОЖЕНИЯ 53

1. Однословное высказывание 54

Коммуникативная структура 56

3. Ролевая структура 60

1. Изолирующие языки 60

2. Флективные языки 66

4. Формально-синтаксическая структура 69

Глава четвертая

ОФОРМЛЕНИЕ СИНТАКСИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ

ПРЕДЛОЖЕНИЯ 70

1. Развитие системы способов построения предложения 70

2. Развитие системы синтаксических связей 77

1. Проблема паратаксиса и гипотаксиса 77

2. Развитие и специализация союзов 80

3. Формы предикативности 82

Некоторые итоги 84

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АНАЛИЗ СИНТАКСИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ 86

Глава первая

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МОРФОЛОГИИ 88

Глава вторая

СИНТАКСИЧЕСКИЕ СВЯЗИ 97

1. Понятие связи 97

2. Способы представления связей 103

3. Сочинение и подчинение 109

3.1. Семантика связи 109

3.1.1. Логический аспект сочинения и подчинения 109

3.1.1.1. Грамматические аналоги логических подчинения

и сочинения 112

3.1.1.2. Логические аналоги грамматических подчинения

и сочинения 118

3.1.2. Когнитивный аспект сочинения и подчинения 120

1. Обратимое сочинение 121

2. Необратимое сочинение и подчинение 123

3.1.3. Коммуникативный аспект сочинения и подчинения 125

3.2. Средства связи. Сочинительные и подчинительные

союзы 126

1. Проблема семантики союзов 126

2. Формальные особенности союзов 128

1. Система сочинительных союзов 129

2. Система средств подчинения 131

3.2.3. Специфика средств сочинения и подчинения 133

4. Предикативная связь 134

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СЛОВОСОЧЕТАНИЕ И ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ 143

Глава первая

СЛОВОСОЧЕТАНИЕ 145

1. Сочинительные словосочетания 147

2. Подчинительные словосочетания 149

Глава вторая

ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

(ПРЕДИКАТИВНОСТЬ; ФОРМА) 152

1. Понятие предложения 152

2. Предложение и предикативность 159

3. Форма простого предложения 164

3.1. Модель предложения 164

1. Вариативность модели 168

2. Распространение модели 168

3.2. Парадигма предложения 170

Глава третья

ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ (СЕМАНТИКА) 173

1. Внутренняя семантика предложения 173

1.1. Главные члены предложения 176

1. Подлежащее 178

2. Сказуемое 183

1 2 Второстепенные члены предложения 188

1. Дополнение 190

2. Определение 193

3. Обстоятельство 196

1.3. Члены предложения и части речи 197

2. Внешняя семантика предложения 199

1. Предложение и суждение 200

2. Предложение и ситуация 208

1. Семантические актанты предложения 211

2. Актанты и члены предложения 213

3. Денотат, сигнификат и референт

предложения 215

3. Коммуникативная семантика предложения 219

1. Проблема актуального членения предложения 221

2. Коммуникативная предикативность 223

3. Категории актуального членения 225

1. Тема —рема 225

2. Данное — новое, определенное — неопределенное 226

3. Топик — комментарий 228

4. Прагматический пик, ориентация и другие 232

3.4. Соотношение формального и актуального членений 235

Глава четвертая

ВЫСКАЗЫВАНИЕ 240

1. Понятие высказывания 240

2. Предложение и высказывание 244

3. Форма высказывания 247

4. Порядок слов 250

5. Категории Предмета и Признака 252

6. Границы высказывания и предложения 254

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

СЛОЖНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ 257

Глава первая

СПЕЦИФИКА СЛОЖНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ. 257

1. Компоненты сложного предложения 259

2. Изоморфизм словосочетания и сложного предложения 260

3. Сложное предложение и текст 261

4. Форма сложного предложения 262

5. Коммуникативная предикативность в сложном

предложении 263

6. Грамматическая предикативность в сложном

предложении 264

Глава вторая

СЛОЖНОСОЧИНЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ 266

1. Ограничения на сочетаемость компонентов ССП 267

2. Влияние союза 268

3. Вопросы формы ССП 270

4. Семантика ССП 274

5. Обратимость ССП 277

Глава третья

СЛОЖНОПОДЧИНЕННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ 280

1. Предикативность в СПП 280

1. Понятие зависимой предикативности 281

2. Зависимая предикативность в СПП 282

2. Типы СПП 284

3. Семантика СПП 285

4. Обратимость СПП 286

5. ССП и СПП 288

Глава четвертая

БЕССОЮЗНОЕ СЛОЖНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ 291

1. Проблема бессоюзного предложения 291

2. Типы БСП 293

3. Зависимая предикативность в БСП 295

4. Обратимость БСП 296

5. Союзные и бессоюзные сложные предложения 296

Глава пятая

ЭКВИВАЛЕНТЫ СЛОЖНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ 298

1. Предложения с однородными членами 298

1. Понятие сочинительного сокращения 299

2. Разноименные однородные члены 303

2. Предложения с абсолютным причастным оборотом 304

3. Предложения с причастным (деепричастным) оборотом 306

Синтаксическая система 308

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ДРУГИЕ ГРАММАТИКИ 309

1. «Протограмматика» 314

2. Коммуникативная грамматика 317

3. Актантно-ролевая грамматика 320

4. Номинативная грамматика 321

5. Смешение грамматик 322

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 324

БИБЛИОГРАФИЯ 327

СЛОВАРЬ СИНТАКСИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ 353

Памяти Ефима Гинзбурга

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ

В предисловии к первому изданию отмечалась неоднозначность ис­пользуемых в синтаксисе терминов. Такое явление, к сожалению, рас­пространено в лингвистике — той самой науке, которая, казалось бы, должна «задавать тон» в более или менее единообразном и строгом употреблении терминов. Однако метаязык лингвистики, возникнув, на­чинает развиваться в соответствии с общими законами развития языка: в нем появляются свои «диалекты», «говоры» и «идиолекты», что приво­дит к полисемии, омонимии и синонимии — явлениям, которые «проти­вопоказаны» терминологии. Все это, естественно, затрудняет общение и взаимопонимание. Кроме того, следует учесть и весьма неблагоприят­ный фактор: наличие известного числа «попугаев», которые повторяют многие термины, не давая себе труда подумать о том,- что они действи­тельно должны обозначать.

Вопрос о развитии (мета)языка лингвистики, его «диалектного» дроб­ления, о процессах метафорического употребления наименований и т. п. представляет особый интерес и, на мой взгляд, заслуживает специального исследования. Поэтому я не буду на нем задерживаться и вернусь к основ­ной теме работы.

Многочисленность терминов и их интерпретаций в какой-то степени вызвана неудовлетворенностью результатами, полученными в рамках так называемой традиционной грамматики, которая неоднократно подверга­лась критике за слишком общие определения, за недостаточную строгость и четкость, за то, что она чего-то «не учла» и чего-то «не сумела». Всю историю европейской (а в какой-то степени и мировой) лингвистики мож­но представить как бесконечный ряд попыток что-то подправить, что-то дополнить, что-то уточнить в этой самой традиционной грамматике или даже просто опровергнуть и отвергнуть ее и создать нечто новое, небыва­лое, необычное. Но в конце концов все эти попытки приводили к разви­тию и упорядочению всего того, что уже в общих чертах было создано еще в античности и средних веках. «Сколько бы ни критиковалась тради­ционная грамматика, она все равно продолжает оставаться первоосновой наших грамматических знаний» [Кубрякова, Панкрац, 100].

Синтез, анализ и последующий синтез на более высокой и более тщательно разработанной основе — путь развития любой науки. Что же касается лингвистики, то в ней на смену периоду открытия, накопления и описания колоссального множества языковых фактов пришел период разнообразных и разносторонних интерпретаций этих фактов. Теперь уже вполне можно говорить о наличии множества интерпретаций, и сле­дующим должен стать этап интерпретации интерпретаций. Но для этого необходимо прежде всего упорядочение понятийно-терминологического аппарата лингвистики. Задача эта достаточно объемная и трудоемкая. Решить ее можно, лишь объединив усилия многих исследователей. При этом нужно отказаться от стремления считать себя основоположником, не признающим никакого инакомыслия, и попытаться найти в кажущем­ся инакомыслии то, что сближает подходы, которые на первый взгляд могут показаться прямо противоположными, взаимоисключающими. Кроме того, не следует забывать и богатой лингвистической традиции. «В конечном счете наибольшую эффективность обнаруживают лингвис­тические системы, минимально оторванные от традиционных, входящих в новую терминологию лишь в случае острейшей необходимости» [Бо-кадорова, Р]. Даже Хомский вынужден был признать, что «недооценка и игнорирование богатой традиции... в конечном счете приносят большой вред изучению языка» [Хомский₂, 33]. Многие из дискутируемых в на­стоящее время вопросов уже получили определенную и вполне адекват­ную интерпретацию, и с этим тоже нужно считаться. «Проблемы разре­шаются не путем поиска нового, а путем упорядочивания того, что мы уже знаем» [Wittgenstein, § 109]. А для такого упорядочивания необхо­димо, хотя бы вкратце, познакомиться с историей развития основных понятий.

Одним из основных и наиболее традиционных понятий синтаксиса является понятие предложения. Проблема предложения — его места в системе языка, назначения и функционирования — все это входит в круг «вечных» вопросов синтаксиса, грамматики и лингвистики вообще. Слож­ность, противоречивость и зачастую запутанность интерпретаций предло­жения обусловлены тем, что оно является центральной единицей языка, поскольку предназначено для выполнения одной из основных функций языка — коммуникативной.

В предложении своеобразно совмещаются и пересекаются разнообраз­ные и разнородные структуры: мышления, формальной организации, собы­тия реальной действительности, сообщения об этом событии, а также соот­несенность с ситуацией коммуникации и предыдущими (и последующими) сообщениями — контекстом. В связи с этим представляется естественным и разнообразие (и многообразие) понятий, связанных с характеристикой предложений и его компонентов с самых различных точек зрения: «структура», «модель», «парадигма», «подлежащее», «сказуемое», «субъект», «предикат», «предикация», «предикативность», «объект», «данное», «но­вое», «топик», «комментарий», «тема», «рема», «точка зрения», «агенс», «пациенс», «область референции» и т. д., и т. п. Причем очень часто одно и то же отношение, один и тот же компонент структуры получает у разных исследователей разные наименования и, наоборот, одно и то же наименова­ние используется для обозначения различных феноменов.

В третье издание Синтаксиса, по совету Е. Л. Гинзбурга, я включил фрагменты ряда моих публикаций по проблемам синтаксиса. Я не ставлю себе цели создание некой общей теории синтаксиса. Мои задачи гораздо скромнее: предлагаемая работа представляет собой попытку единообраз­ной интерпретации и упорядочения ряда понятий, используемых в совре­менном синтаксисе. Естественно, она не претендует на окончательное решение всех вопросов, и, конечно, в ней вряд ли удастся избежать неко­торого субъективизма. Надеюсь, что она сможет вызвать некоторый инте­рес у моих коллег, занимающихся проблемами синтаксиса.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

• При взгляде на заглавие работы сразу же может возникнуть вопрос: Что это такое — теория синтаксиса? «Еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу?» Обращение к теории синтаксиса вызвано, пре­жде всего, практикой. Неоднократно исполняя обязанности председателя Государственной экзаменационной комиссии на филологических факуль­тетах, я обратил внимание на весьма странный и любопытный факт. Из­вестно, что одним из вопросов на государственном экзамене по русскому языку является синтаксический разбор предложения. Так вот, в затрудни­тельных случаях сердобольные преподаватели подсказывают: «А вы по­ставьте вопрос». Совсем, как в начальной школе! И если такая подсказка исходит от «остепененного» преподавателя, то что же остается делать сту­денту-выпускнику филологического факультета, в будущем — преподава­телю русского языка? Почему-то вдруг все забывают о том, что на вопро­сы «отвечают» части речи, а не члены предложения! Все мы с детства помним, что существительное отвечает на вопрос кто, что?, прилага­тельное — на вопрос какой?, глагол — что делает? и т. п. Из самой на­чальной школы помню, как мы заучивали с помощью вопросов падежные формы существительного: Именительный — кто, что?

• Родительный — кого, чего нет?

• Дательный — кому, чему дать?

• Винительный — кого, что вижу?

• Творительный — кем, чем любуюсь?

• Предложный — о ком, о чем говорю?

(Порядок падежей мы запоминали благодаря гениальному стишку: Иван Родил Дитенка — Велел Тащить Пеленку).

А какой вопрос поставить к слову жизнь в хрестоматийном примере жизнь в деревне! Можно спросить в чем?, где? или какая? В результате применения такого метода мы получим разные результаты: в деревне мо­жет оказаться, соответственно, либо формой предложного падежа суще­ствительного, а значит — дополнением, либо наречием (обстоятельст­вом), либо прилагательным (определением).

Вообще в российской лингвистике постоянное смешение морфологи­ческих и синтаксических критериев стало уже традиционным. При этом следует отметить, что понятие «российская лингвистика» оказывается слишком широким. В нем можно выделить, по крайней мере, две основ­ных составляющих. С одной стороны, это русистика, т. е. исследования, проводимые в рамках изучения вопросов русского языка. Лингвисты этого направления тщательно и скрупулезно изучают классические работы, от М. В. Ломоносова до В. В. Виноградова. Тексты основоположников рас­сматриваются как сакральные, не допускающие каких бы то ни было изменений и дополнений, особенно со стороны разного рода «выскочек». С работами нерусистов, тем более — зарубежных, указанная категория исследователей мало знакома, а если «варягов» иногда и читают, то обычно не приемлют.

Необходимо напомнить, что основоположники отечественной русисти­ки были широко образованными лингвистами. Я не говорю о М. В. Ломо­носове, этой «русской энциклопедии». И. И. Срезневский, А. А. Потебня, Ф. Ф. Фортунатов буквально «из первых рук» знакомились с достижения­ми современного сравнительно-исторического языкознания, все они, по­мимо современных иностранных языков, знали, а многие и преподавали, санскрит, сравнительную грамматику индоевропейских языков. Недаром И. И. Срезневский, Ф. И. Буслаев и Л. В. Щерба призывали к изучению русского языка в сопоставлении с другими языками. Однако эти призы­вы давно забыты. Есть, конечно, среди современных русистов и исключе­ния, как, например, Т. П. Ломтев, В. А. Белошапкова, Г. А. Золотова, но они — единичны.

Работы зарубежных лингвистов почти никогда не упоминаются в библиографиях статей и монографий по русистике. Единственное исключение в этом отношении представляет собой академическая «Российская грамматика» 1980 г. Иными словами, как уже отмечалось, русисты читают, в основном, только русистов. В лучшем случае (и весьма редко) — рабо­ты, переведенные на русский язык.

С другой стороны, — это «нерусская» лингвистика: германистика, романистика и т. д., а также общее языкознание. Часть представителей этой группы продолжает традиции русской лингвистики, распространяя их на исследования немецкого, английского, французского и других языков. При этом грамматика русского языка рассматривается как «мера всех вещей»: категории, специфичные для русского языка (и других сла­вянских языков) или же «обнаруженные» в русском языке, спешно на­чинают внедряться в отечественные грамматики английского, немецкого и других языков. В качестве примеров можно назвать категорию вида или же «категорию состояния». Другая часть нерусистов активно зна­комится с зарубежными исследованиями, проводя и пропагандируя но­вые идеи в своих работах. Имеется и много переходных, промежуточ­ных случаев, но в целом можно говорить о наличии своего рода «запад­ников» и «славянофилов».

Слово основы использовано вовсе не потому, что я пытаюсь предста­вить себя неким основоположником. Хотя мне известны несколько лин­гвистов (правда, их очень-очень немного), которые мнят себя основопо­ложниками, и когда они выступают, то не говорят, а вещают. К счастью, мне в этом отношении очень повезло, и среди моих коллег основополож­ники не водятся. «Основы» предполагают, во-первых, знакомство с ис­ходными, фундаментальными понятиями синтаксиса, а во-вторых, одно­значную интерпретацию этих понятий. «Однозначность» подразумевает выявление неких общих моментов в различных истолкованиях рассматри­ваемых понятий. В связи с этим привлекаются высказывания и определе­ния различных авторов.

В качестве иллюстративного материала используются данные русско­го и английского языков. Выбор этот не случаен, поскольку эти языки представляют собой две крайности: флективный и корневой, т. е. «морфо­логический» и «синтаксический» способы оформления слов и конструк­ций. Немецкий и французский языки оказываются в данном отношении «промежуточными». Немецкий язык в достаточной степени флективен, а о французском это можно утверждать, имея в виду письменную форму его функционирования. В устной же форме знаменитый французский прононс «съедает» почти всю морфологию.

ВВЕДЕНИЕ

Понятие предложения, одно из основных понятий синтаксиса, оказы­вается сложным и неоднозначным. Сложность рассматриваемого понятия имеет два аспекта, которые философы назвали бы онтологическим и гно­сеологическим. Первый предполагает рассмотрение самой сущности предложения, развития формальной структуры предложения, тогда как второй связан с проблемами изучения предложения.

Как известно, в настоящее время нельзя найти ни одного языка, ко­торый находился бы на этапе своего становления. Обнаруживая время от времени заброшенные в каких-то дебрях племена, мы встречается с уже готовыми, сложившимися языками, в достаточной степени разви­тыми, чтобы успешно отвечать повседневным нуждам этих племен. «Любой язык, исследованный к настоящему времени, каким бы „отста­лым" и „диким" ни был говорящий на нем народ, — оказывается слож­ной и высокоорганизованной системой» [Лайонз, 61]. «Самый культур­но отсталый южноафриканский бушмен говорит при помощи богатой формами символической системы, которая, по существу, вполне сопос­тавима с речью образованного француза» [Сепир, 41]. Само собой разу­меется, что мы не располагаем и письменными памятниками соответст­вующего этапа развития языка — письменность появляется на доста­точно высоком уровне его развития, в эпоху становления и развития государства. Поэтому процесс возникновения и первоначального разви­тия естественного — «взрослого» — языка (ЕЯ) не доступен непосред­ственному наблюдению, хотя можно предполагать, что процесс этот в целом имеет определенную направленность. Что же касается детского языка (ДЯ), то его возникновение и развитие остается предметом мно­гочисленных наблюдений и исследований. Психолингвистика предос­тавляет в наше распоряжение богатый материал, касающийся станов­ления ДЯ и его развития. Так, в работе Слобина [Слобин₂] приводятся результаты наблюдений на базе почти 40 языков, принадлежащих к 14 основным языковым семьям. При этом установлено, что интенсив­ность и последовательность развития определенных грамматических форм для выражения соответствующих значений оказывается постоян­ной и не зависит от специфики (типа) языка [Слобинг, 160]. «Что у де­тей происходит не механическое выучивание языка, а развертывание языковой способности, доказывается еще и тем, что... все дети при различных обстоятельствах начинают говорить и понимать внутри при­мерно одинаковых возрастных пределов с очень небольшими колеба­ниями» [Гумбольдт, 79].

Предлагаемая работа разделяется на пять частей. В первой описыва­ются этапы развития синтаксической системы языка, в частности, разви­тия синтаксической структуры предложения — от нерасчлененного одно­словного высказывания до развернутой структуры (как формальной, так и семантической) современного предложения, сначала в ДЯ, а затем, mutatis mutandis, — в ЕЯ. Возможно, это изложение покажется несколько фраг­ментарным, но различные детали этого процесса всесторонне описаны в многочисленных работах. Затем проводится некоторое обобщение: рас­сматривается развитие способов оформления структуры предложения, а также средств выражения синтаксических связей.

В качестве современного материала, как уже отмечалось, использу­ются данные более или менее знакомых мне русского и английского язы­ков. Оба они представляют номинативные строй предложения, причем один иллюстрирует изолирующий (корневой) тип, другой — флективный. По мере надобности привлекаются сведения, полученные исследователя­ми других языковых групп.

Вторая часть посвящена, главным образом, анализу синтаксических связей — сочинительной, подчинительной и предикативной — в языке современного номинативного строя в плане как их семантики, так и спо­собов выражения.

В третьей части рассматриваются вопросы семантики и структуры основных синтаксических единиц: словосочетания и простого предложе­ния. В последнем случае корректнее говорить не о структуре, а о структу­рах — формальной, логической, ролевой, коммуникативной — и характе­ре их соотношения и взаимодействия. Именно при интерпретации этих явлений возможны различное понимание и толкование распространенных грамматических терминов. Помимо этого, обращается внимание на фор­мальные и семантические изменения, которые претерпевает предложение при его употреблении в речи, т. е. проводится различие между предложе­нием и высказыванием.

Четвертая часть посвящена проблемам сложного предложения: во­просам формы и семантики сложного предложения вообще, видам преди­кативности, специфичным для сложного предложения, основным типам сложного предложения — сложносочиненному, сложноподчиненному и бессоюзному. В этой части рассматриваются и так называемые эквивален­ты сложного предложения — конструкции и обороты, приводящие к се­мантическому усложнению простого предложения, но не изменяющие его статуса простого предложения.

В пятой части речь пойдет о том, как человек, нормальный носитель ЕЯ современного номинативного строя, в сознании которого уже сложи­лась определенная языковая система с соответствующим набором основ­ных языковых единиц и их всевозможных вариантов, использует эти единицы, а главное — их варианты, в процессе общения с другими людьми. При этом оказывается, что номинативная грамматика — это не единствен­ная грамматика, которой он пользуется. В этом плане мы располагаем весьма обширным материалом — результатами многочисленных исследо­ваний, как в отношении самых разнообразных языков, так и в отношении различных аспектов процесса коммуникации.

В связи с тем, что в разных частях работы речь, в какой-то степени, будет идти об «одном и том же», неизбежны некоторые повторения, прав­да, в несколько различных ракурсах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ