1.1.1. Подлежащее

Определению подлежащего «повезло» нисколько не меньше, чем определению предложения в целом. Большинство определений подле­жащего оказываются семантическими: подлежащим чаще всего называ­ют член предложения, выражающий субъект [Мещанинов₃, 207; Марти­не, 478; Смирницкий₂, 108-111]. Что же касается субъекта, то это катего­рия понятийная, а подлежащее — грамматическая. О. Есперсен перечис­ляет целый ряд определений подлежащего, в которых подлежащее пред­ставляет собой, с одной стороны, относительно знакомый компонент, с другой — то, что определяется в предложении, т. е. то, что в начале было неясным и неопределенным. Понимают подлежащее и как-то, о чем гово­рится в предложении, или же соотносят его с так называемым логическим или психологическим подлежащим [Есперсен, 164-169].

Толкование подлежащего через понятие субъекта есть объяснение одного неизвестного через другое, поскольку само понятие субъекта оказы­вается размытым и нечетким. Разновидностей субъекта можно найти не меньше, чем типов подлежащего: различают субъекты действия, состояния, чувственного восприятия, а также грамматический, логический, пв хологический [Арутюнова^. В этом плане не совсем ясно, например, отличается субъект состояния (процесса) от объекта действия. Все подоб­ные недоразумения — следствие полисемии терминов и неудачных переводов: в большинстве языков для понятий субъекта и подлежащего ис­пользуется один и тот же термин — subject. В славянских языках полисе­мия устранена благодаря существованию двух терминов — подлежащее (для грамматики) и субъект (для семантики, логики, психологии). Попыт­ка устранения отмеченной полисемии (не получившая, однако, признания) предпринималась в средние века модистами, которые ввели термины suppositum и appositum. Однако они обозначали не столько «подлежащее» и «сказуемое» в привычном для нас понимании, сколько «модусы для обо­значения субъекта и предиката» [Турбина, 9-10]. В настоящее время тер­мин subject на русский язык чаще всего не переводится, а транслитериру­ется, хотя в оригиналах иногда проводится различие между grammatical subject, logical subject etc.

Применение в русском языке терминов грамматическое подлежа­щее, логическое подлежащее и психологическое подлежащее не вносит ясности в понимание сущности вопроса, ибо с их введением структура предложения становится максимально усложненной — в ней выделяется уже три ряда категорий. Так, «если в ситуации, в которой шла речь о строительстве моста, было произнесено предложение

Строился этот мост Цезарем,то строился — психологический субъект (основа общего представления), мост — грамматический субъект, Цезарь — логический субъект. Соответ­ственно здесь можно выделить три предиката» [Sutterlin, 229]. Аналогич­но в предложении

Бетти почистила луковицы

слово Бетти оказывается и грамматическим, и логическим, и психологи­ческим субъектом, тогда как в предложении Луковицы были почищены Бетти логическим субъектом остается Бетти, а остальные две роли вы­полняет слово луковицы. И, наконец, в предложении

Луковицы, Бетти их почистила

слово луковицы представляет собой психологический субъект, а Бетти — логический и грамматический [Чейф₂, 277].

Перечисление всех свойств грамматического подлежащего, так или иначе отражающих его специфику, сводится обычно к выявлению его референциальных и семантических свойств, чаще всего — свойств действую­щего лица (агента), а не подлежащего [Кинен, 248-262; Лакофф, 360-364]. Подобные семантические интерпретации могут иметь лишь чисто классификационный характер, поскольку «за грамматической формой подлежащего может скрываться любая (выделено мною. — Ю.Л.) семантика» [Алисова, 21]. Что же касается логического и психологического «подлежащих», то, завершая свой обзор определений подлежащего, О. Есперсен отмечает, что гораздо лучше употреблять термины подлежащее и сказуе­мое исключительно в значении «грамматического подлежащего и сказуе­мого и отверпгуть всякие попытки приписывать к этим терминам адъюнк­ты „логическое" или „психологическое"» [Есперсен, 769].

По мнению А. А. Потебни, если термины подлежащее и сказуемое как компоненты предложения друг другом незаменимы, то в логике важна лишь; сочетаемость/несочетаемость двух понятий, а какое из них будет субъектом, какое — предикатом, неважно, поскольку «для логики словесное выражение примеров ее построений безразлично... Все равно, скажем ли мы Лошад -животное, Лошадь не собака или Животное включает лошадь, Собака не лошадь. Категории предмета и его признака не нужны для логики, для которой и то и другое — только понятия, совокупности признаков» [Потебня 60-61]. Для грамматики же как раз существенными оказываются именно категории предмета и признака — на этом основываются все граммагические оппозиции в морфологии, синтаксисе и коммуникации.

Подлежащее — это всегда именной член предложения, синтаксический предмет, какой бы ни была его морфологическая принадлежность. «Подлежащее является главным членом предложения, который выражает предметное понятие... и определяется сказуемым» [Адмониз, 50].

Однако его предметное содержание может меняться в зависимости от того, как именно представлен предмет: он может быть определенно-личным, неопределенно-личным, обобщенно-личным и безличным. Эти разновидности подлежащего различаются в английском, немецком, французском и ряде других языков, тогда как в русском им соответствуют типы так называемых односоставных («бесподлежащных») предложений. В определенно-личных предложениях действие выполняется «опре­деленным 1-м или 2-м лицом», в неопределенно-личных — «неизвестным и неопределенным активным деятелем, некими людьми», а сказуемое имеет форму 3-го л. мн. ч.; в обобщенно-личных действия «относятся к широкому обобщенно представленному кругу лиц», а сказуемое имеет форму 2-го л. ед. ч. или, реже, 3-го л. мн. ч.; в безличных действие проис­ходит «без участия грамматического субъекта» [Ширяев₂].

Относительно статуса «односоставных» предложений в русском язы­ке уже говорилось, а что касается семантических типов подлежащих, то определенно-личное подлежащее — это наиболее распространенный, наи­более частотный, а отсюда и наименее маркированный, наименее четко определимый вид подлежащего. Оно называет более или менее опреде­ленный предмет, явление, лицо или группу лиц:

The sun shines. The weather is fine. The boy is running. The are playing.

Все остальные типы подлежащих четко маркированы. Неопределен­но-личное в наиболее распространенном виде имеет форму 3-го л. мн. ч. и называет некую неопределенную группу лиц. Ср.:

The boys are in the garden. They are playing. They say the weather is going to change.

В первом случае they — заместитель группы the boys, т. е. вполне оп­ределенного антецедента, тогда как во втором оно ничего не заменяет, не имеет антецедента, употребляется самостоятельно. В этом же значении могут быть использованы неопределенные местоимения типа somebody, someone и т. п. В немецком языке в такой функции употребляется место­имение man, во французском — on: Man sagt, On dit.

Обобщенно-личное подлежащее подразумевает любое лицо, всех лиц и часто сочетается с модальными сказуемыми. Его обычной формой в английском языке является местоимение one: One must be careful at doing that. В немецком и французском языках эта форма подлежащего совпадает с формой неопределенно-личного — соответственно man и on. Данная форма безотносительна к говорящему и слушающему. Для подчеркивания включения или исключения говорящего из числа лиц используются фор­мы местоимений 1-го и 2-го л. мн. ч.: We must be careful at doing that. You must be careful at doing that. Аналогично употребляются местоименные формы в немецком и французском языках.

Безличное подлежащее не называет, по существу, никакого реального предмета. Роль его чисто структурная, строевая: оно замещает семантиче­ски пустую позицию синтаксического предмета, сохраняя таким образом структурную двусоставность предложения. Считают даже, что это про­сто «грамматический прием, подводящий предложение под обычный вид» [Есперсен, 24]. Безличное подлежащее выражается обычно формой 3-го л. ед. ч. ср. р. — там, где эта категория существует. Ср., например:

Yesterday I saw a new film. It was interesting. It is raining. It is cold. It is late.

В первом случае местоимение it выступает в качестве заместителя сло­ва film. В остальных случаях оно ничего не замещает, выполняя чисто фор­мальную функцию — заполнения «пустой» позиции подлежащего. Безлич­ное подлежащее употребляется обычно в предложениях, обозначающих

1. явления природы: It is raining, It is cold;

2. время или пространство: It is morning, It is not so far;

3) различного рода модальные оценки: It is evident, It is necessary.

Предложения с безличным подлежащим — безличные предложения — Определенным образом противопоставляются всем остальным двусоставным Предложениям (в русском языке — и структурно). На их специфику неоднократно указывали и логики, и лингвисты. Наиболее убедительной представ­ляется интерпретация этих предложений К. Бюлером [Бюлер, 345-347]. Он отмечает, что обычно сравнивают (сопоставляют) предложения типа Идет дождь и Гай спит, тогда как нужно сравнивать Гай спит и Дождь идет па Боденском озере. Именно во втором случае мы имеем дело с самостоятель­ным предложением, освобожденным от влияния ситуации. Оно самодоста­точно. Предложения же типа Идет дождь всегда ситуативны, они семан­тически недостаточны, несамостоятельны. «В них используются событий­ные слова, которые требуют иного символического поля, нежели наши гла­голы» [Бюлер, 345]. В немецком языке подобным образом могут использо­ваться любые глаголы. Здесь, как и во французском языке, употребляются местоимения 3-го л. ед. ч. — es и il: Es regnet, Ilpluit.

В так называемых односоставных предложениях русского языка исполь­зуются либо глаголы в форме 3-го л. {Морозит, Светает, Стучат и т. п.), либо слова «категории состояния» (Холодно, Поздно, Душно, Жаль). Тер­мин категория состояния был введен Л. В. Щсрбой в работе «О частях речи в русском языке» (1928 г.), а краткая история вопроса изложена В. В. Виноградовым [Виноградов, 399—401]. Он отмечает, что слова типа жаль, льзя относил к безличным глаголам еще Барсов. А. X. Востоков все краткие формы прилагательных причислял к глаголу, называя их спря­гаемыми словами. Это мнение разделяли в дальнейшем В. А. Богородицкий и А. А. Шахматов. Под категорию состояния подводятся «несклоняе­мые именные и наречные слова, которые имеют формы времени (для прошедшего и будущего — аналитические) и употребляются только в функции сказуемого» [Виноградов,, 401].

Здесь мы опять сталкиваемся со специфическими чертами русского языка, с одной стороны, и специфическими чертами русистики — с другой. Последние заключаются в активном нежелании проводить аналогии с ины­ми индоевропейскими языками, хотя тот же Л. В. Щерба неоднократно под­черкивал важность межъязыковых сопоставлений при решении спорных вопросов синтаксиса [Щерба,]. А межъязыковые сопоставления в данном случае показывают следующее. В предложениях, характеризующих состоя­ние среды, мы имеем такие конструкции: It is cold, Es ist kalt. Соответствен­но в русском должно бы быть Оно есть холодно. Таким образом, слова хо­лодно, смешно, душно и т. п. в современном русском языке — не наречия, а краткие формы прилагательных, которые закономерно употребляются в функции предикатива, а не сказуемого. Они представляют лишь часть сказуемого. И это краткие прилагательные среднего рода (ср. он холоден, она холодна, оно холодно), поскольку в славянских языках тот самый не­определенный субъект, выступающий в безличных предложениях, «неиз­вестно что, нечто» [Потебняь 84], как и в немецком языке, относится Ч среднему роду. Специфика русского языка в данном случае заключается» во-первых, в отсутствии подлежащего в подобного рода предложениях, а во-вторых, в отсутствии связки в форме настоящего времени.

Итак, в большинстве индоевропейских языков подлежащее может иметь самые разнообразные значения или даже может не иметь никакого реального значения, однако оно является обязательным членом предложе­ния, имеющим свою грамматическую семантику — семантику предмета, определяемого в данном предложении с помощью признака — сказуемого.