Об одном парадоксе

Сказанное выше убедительно демонстрирует, что дух западноевропейского капитализма, гордый своим римским происхождением, на самом деле обязан важнейшими своими характеристиками Восточному Средиземноморью, Элладе, которая и членом европейской семьи стала не так уж давно. Таким образом, немало западных ценностей имеют совсем иную генетику, ибо Рим, будучи всего лишь посредником в их передаче, сам (и то лишь после длительного им сопротивления) воспринял их с востока — от греков.

Более того, когда они были отброшены франкскими наследниками квиритов, то продолжали бытовать в Византии, которая даже в самом названии сохранила имя римской державы. Здесь обычаи и муниципального самоуправления, и скептицизма, и конкуренции (не только в соревнованиях на ристалище, но и в суде, философском и богословском диспутах и состязаниях риторов и литераторов) дожили до глубокого Средневековья.

Одна из краеугольных причин враждебности крестоносцев Византии, кроме разъедающей зависти по поводу ее сказочных богатств, таилась в том, что она действительно была хранительницей древнего, более продвинутого наследия в несравненно большей степени, чем агрессивно претендовавший на то поглотивший Западную Римскую империю молодой, энергичный, но менее культурный германский мир. Пережитки старого комплекса мы встречаем в рассуждениях некоторых западноевропейских теоретиков до сих пор.

Не забудем, что и наиболее известный и полный свод так называемого (поскольку оно постоянно подвергалось модификациям) римского права (которым столетиями руководствовались по всей Европе и которое лежит в основе всех современных систем континентального права) — Кодекс Юстиниана — был составлен в Константинополе. С другой стороны, мы редко вспоминаем, что те же самые «западные» навыки Византия, вместе

231

со своей версией христианства, естественно, транслировала и на

Русь. Чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к древнерусским публицистическим и идеологическим памятникам домонгольского и монгольского периодов.

Что действительно пришло из Рима, но опять-таки в равной степени и на Запад, и в Россию, так это мессианство — уверенность в глобальной культурной миссии, которая теперь наиболее ярко выражена США как продолжением Европы в названном отношении, но ранее не менее отчетливая, пусть и в разных проявлениях, а сейчас скорее латентная, у голландцев, британцев, французов, бельгийцев и немцев. Впрочем, англичане и ныне, через Британское Содружество, не отказываются от несения ответственности чуть ли не за половину мира. Точно так же как у франков указанное убеждение сначала приобрело обличье защиты католицизма от сарацин, Византия отстаивала православие от язычников и мусульман Востока, что и передала России.

Соответственно наше и западное мессианство — близнецы-братья. Да и особая склонность к самопожертвованию во имя государственной идеи дошла до нас (через Константинополь) от Рима, хотя и то и другое ныне востребуются для экспансии культурных стереотипов более широкого спектра, чем религиозные доктрины.

Таким образом, оказываются не только лишенными содержания многочисленные выкладки с разных сторон о разной генетической программе европейского востока и запада. Но и либеральная теория, где бы она ни развивалась, вытекает из восточного, эллинского источника (в том числе с полисной заботой об общем благе), а почвенническая — из западного, римского.