Миф в первобытной культуре

Мир видится «дикарю» одним живым существом, единым в своей нерасчлененности. Потому и его мифология есть слитное переживание им окружающих его событий, продукт одновременно его эмоциональной реакции на них, образного выражения таковой и их переосмысления с включением в этот процесс его творческой фантазии и рациональных способностей. Кроме того, отображая происходящее с ним, мифология подтверждает некую действительность, которая расценивается им как исконная явь.

Мы сталкиваемся здесь с еще не разделившимся на самостоятельные формации образно-чувственным типом мышления: где ощущения и настроения, вызванные явлением, почитаются его внутренними, генетическими качествами, а упорядоченность бытия распознается чисто интуитивно. В мифе мы находим и начальные образцы откровения. Итак, он есть вместе прототип и родоначальник философии, метафизики, спекулятивных и экспериментальных областей знания.

Поскольку переживание и мысль в мифе неразрывны, постольку наука и искусство даны в нем в синтезе. Благодаря это-

155

му, с одной стороны, мы получаем исключительную роль, придаваемую принципу бинарности (вспомним еще китайское учение об энергиях инь и ян) в трудах Леви-Строса. С другой стороны — первые рефлексии всеобщих закономерностей ритмичности и цикличности, доказанных физико-математическими методами минимум десятки тысяч лет спустя.

Характерно, что примеры подобного монолитного восприятия встречаются и сейчас, причем в совсем не «примитивных* обществах (скажем, в любых ситуациях, в которых задействованы большие массы людей, будь то выборная кампания, многолюдный митинг, массовые беспорядки, поведение толпы, пробка на дороге или скопление фанатов на матче либо популярном концерте).

Излагается же первобытный миф в форме рассказа, где абстрактный анализ, конечно, совмещен с метафорическим отождествлением. В нем царят квазилогика, ассоциативность, ибо похожее здесь считается безусловно тождественным. Оттуда же пришли в язык и художественную литературу, вплоть до наших дней, иносказания и ассоциативный ряд.

Как форма мировоззрения миф также чрезвычайно устойчив, доказательством чему служит хотя бы оригинальное мифо-творчество Эсхила, Софокла и Еврипида. В этом он поворачивается к нам еще одной стороной: верой в божественное, чувствуемое как единственно истинная и универсальная реальность. С ее предельно выпуклым выражением мы встречаемся в Ветхом Завете, где прямой диалог Патриархов с Богом стилистически передает несомненную аутентичность их прямого разговора. Специальная сила воздействия подобных текстов Пятикнижия заключается в том, что у читателя и слушателя не возникает сомнения в том, что те не просто верили, что общались с Богом, но что он в самом деле беседовал с ними.

Наконец, древний миф не только выражает и обобщает разнообразную информацию и верования, обосновывает моральные нормы, санкционирует обряды и культы, но и формулирует практические правила. Ведь его неотъемлемой частью является праг-

156

матический закон. Так, с мифом об умирающем боге в земной жизни соотносится обычай убийства старого вождя ради устранения пожизненного лидера, неспособного уже обеспечить разнообразные насущные потребности племени в сфере духовных связей, безопасности, обеспечения и управления.

Аналогичная традиция встречается много позже на средневековом востоке в государстве мамелюков. Как известно, их сообщество предполагало отсутствие семейных связей у его членов. Их число постоянно пополнялось за счет захваченных и воспитанных в исламе младенцев-иноверцев мужского пола. Это не был монашеский орден, поскольку сексуальное общение с женщинами не исключалось, но предполагалось. Просто мамелюк не должен был привыкать ни к одной из них. Для этого подростков с момента их созревания один раз в неделю отвозили к куртизанкам, каждый раз меняя их состав. Управлялись мамелюки наиболее авторитетными, смелыми и ловкими в бою и политике воинами, которые сохраняли за собой свой пост до самой смерти. При определении следующего владыки в принципе не исключалась процедура выборов. Однако редко кто из них умирал своей смертью. Правитель сам был вынужден время от времени физически устранять тех, кто покушался на его трон. Но если он не успевал вовремя пасть в бою, то рано или поздно, потеряв из-за дряхлости бдительность, погибал от руки одного из своих ближайших сподвижников. Тот-то и становился, в свою очередь, следующим султаном. Чтобы все однажды повторилось сначала. Существование описанной системы в течение нескольких веков, и сравнительно недавно, доказывает всю мощь архаичных представлений.