Противоречия в стане консерваторов

Стентон и некоторые другие консерваторы начали вниматель­но присматриваться к тому, что видится им как естественное противоречие между рыночными и семейными ценностями. Эд-вардЛютвак, бывший член администрации Рейгана, совместно с Центром международных и стратегических исследований до­вольно прямолинейно выражает обеспокоенность на этот счет. «Противоречие между стремлением к быстрому экономическому росту и к динамичным переменам в экономике и в то же вре­мя желанием сохранить семейные ценности, теплые отношения со своим окружением, а также стабильность, настолько велико, что может длиться только благодаря решительному отказу думать об этом противоречии», – говорит Лютвак, автор книги «Турбо-капитализм», удостоившейся шумных приветствий со стороны критиков.

Лютвак называет себя «настоящим, а не поддельным консер­ватором». «Я хочу сберечь семью, человеческие сообщества, при­роду. Консерватизм не должен касаться рынка, денег, – утвер­ждает он. – Он имеет отношение к сохранению вещей в противоположность их уничтожению во имя удовлетворения сво­ей жадности».

«Слишком часто, – говорит он, – так называемые «консер­ваторы» произносят речи, прославляющие неограниченную сво­боду рынка (как лучший механизм для быстрого увеличения бла­госостояния американцев), и в то же время говорят, что мы должны вернуться к старым семейным ценностям и сохранить целостность сообществ. – Это же вопиющая непоследователь­ность, противоречие, два этих утверждения противоречат друг другу. Это самое смешное, что может сказать американский по­литик. И то, что такие речи не сопровождаются взрывами хохо­та, представляет собой настоящую проблему».

«Америка, – утверждает Лютвак, – довольно богатая страна, даже те американцы, чьи дела идут не очень хорошо, довольно богаты, но Америке не хватает общественного спокойствия, ей не хватает стабильности. Это как человек, у которого семнадцать галстуков и ни одной пары ботинок, покупающий себе еще один галстук. У Соединенных Штатов нет «ботинок», если разуметь под ними спокойствие и безопасность человеческой жизни. Но у нашей страны много денег. Мы стали в полном смысле слова обществом потребления, 100-процентным обществом потребле­ния, И последствия этого можно было предсказать заранее. По­требление в больших объемах, множество приятных и недорогих вещей, дешевые авиаперелеты и большая неудовлетворенность».

Действительно, никакая система не кажется столь эффектив­ной для производства и потребления наибольшего количества вещей по наиболее низким ценам, как неограниченная свобода рынка. В эпоху синдрома потребительства подобного рода успех стал высшей мерой всех ценностей. Но человеческие существа – это больше, чем потребители, больше, чем желудки, жаждущие быть наполненными. Мы являемся также и производителями, ищущи­ми способ выразить себя путем участия в некой стабильной, ос­мысленной работе. Мы являемся членами семей и человеческих сообществ, духовными существами, заинтересованными в вер­ности и справедливости, живыми организмами, зависимыми от чистоты и красоты окружающей среды, Мы являемся также ро­дителями и детьми.

Наша подгоняемая синдромом потребительства погоня за мак­симальным числом потребителей отодвигает на второй план все остальные ценности. Стремясь производить товары по макси­мально низкой цене, мы увольняем тысячи работников, чтобы отправить их рабочие места в путешествие из страны в страну в поисках дешевой рабочей силы. Мы вдребезги разбиваем надеж­ды этих уволенных рабочих, а зачастую и разрушаем их семьи. Сохранность целых человеческих сообществ рассматривается нами как предмет потребления. Без лишних раздумий ломаются человеческие жизни. И, как мы увидим дальше, детей натравли­вают против родителей, еще сильнее подрывая тем самым осно­вы семейной жизни.