Глава 7

Состояние больной на протяжении последних лет перед самоубийством может быть оценено как дистимия. Имеются достаточно четкие сообщения дочери больной, что с какого-то времени ее «все перестало радовать». Конечно, дистимия вовсе не исключает кратковременных периодов улучшения настроения и относительной социальной адаптации на протяжении всего времени существования этого болезненного состояния. Однако большую часть времени больные с дистимией обнаруживают снижение настроения, мрачные размышления, отсутствие перспектив, постоянное чувство дискомфорта.

У анализируемой больной этот дискомфорт, тревога за будущее и отсутствие перспектив во многом определяются и совпадающим по времени с психотравмами инволюционным периодом жизни, и связанными с этим климактерическими явлениями, и начинающимися сосудистыми нарушениями, и остеохондрозом. Поэтому любой из упомянутых выше диагнозов при акцентуации тем или иным специалистом «своей» симптоматики будет и справедлив, и недостаточен.

Однако снижение фона настроения (при любом диагнозе любого специалиста) не вызывает сомнений. Это снижение и соответствующая симптоматика позволяют говорить о клинически очерченном депрессивном расстройстве, носящем первоначально легкий или умеренный характер и колеблющемся в своей интенсивности. На этом фоне на протяжении года больная постоянно сталкивается с трудностями лечения матери, а последние полгода — с потерей средств к существованию. Любого рода отказ в помощи со стороны тех или иных инстанций приводит к мучительному (на первом этапе) переживанию, невозможности найти выход из тупика, в котором она находится.

И в то же время прозвучавшее после очередного отказа восклицание: «Что же мне, вешаться, что ли!» — хотя и весьма эмоциональный, но скорее риторический ответ на случившееся, еще не говорящий однозначно о наличии суицидальных тенденций в тот период. Это стереотипное восклицание, весьма нередкое в ситуациях, выход из которых, по мнению человека, невозможен. Повышенная активность больной в плане поиска решения и выхода из сложившейся ситуации здесь еще сочетается с выраженной эмоциональной лабильностью. С достаточными основаниями у больной может быть диагностирован в тот период астенодепрессивный синдром. Вместе с тем здесь отмечалось и весьма нередкое в условиях гиперактивности временное уменьшение и даже исчезновение соматовегетативной симптоматики.

Можно говорить о том, что за несколько месяцев (по крайней мере, за два) до суицида возникают вначале весьма неопределенные, а затем все более осознаваемые эмоционально-смысловые переживания,

Суицидальное поведение и аффективные расстройства настроения 337

связанные с возможностью самоубийства. Все это отмечается на фоне появления нового качества депрессивных переживаний («слезы высохли, стала как каменная», раннее пробуждение, резкое уменьшение приема пищи). Пока еще нет «зловещего покоя» пресуицидального синдрома, наблюдаемого после принятия окончательного решения о самоубийстве, но появляется страх выполнения просьбы матери об убийстве.

Этот навязчивый страх, с одной стороны, свидетельствует о несомненном изменении психофизиологического функционирования мозга, а с другой — о переключении характера переживаний больной с внешней активности, связанной с борьбой за изменение ситуации, на внутренние и близлежащие стимулы. Если ранее просьбы матери об убийстве воспринимались адекватно, то на этом этапе болезни с указанным выше «стимулом» уже связан навязчивый страх возможности осуществления этого. Сознание еще отвергает вероятность насильственного прекращения жизни, но в переживаниях больной все чаще зарождается и начинает приобретать осознаваемый характер тема смерти.

Изменению содержания переживаний и появлению темы смерти в психической жизни больной предшествует достаточно длительный период внешней активности, не разрешающей, к сожалению, ситуацию. Каждое услышанное в очередных инстанциях «нет», с одной стороны, способствует еще большему снижению настроения, а с другой — сокращению числа возможных вариантов выхода из неблагоприятной ситуации. Если учесть, что существующая у больной дистимия и вне этой ситуации характеризуется прежде всего мрачным видением настоящего и пониманием бесперспективности будущего, то прекращение внешней активности — это своеобразный способ защиты от неблагоприятного воздействия, связанный со сменой объекта переживаний.

Смена объекта направленности психических переживаний в условиях неразрешенной неблагоприятной ситуации свидетельствует скорее о переходе интерперсонального конфликта в интраперсональный, нежели об исчезновении этого конфликта вообще. Но внутриличност-ный конфликт у больной в значительной степени определяется и наличием «другого Я»,— матери, постоянно просящей умертвить ее. Этот конфликт в первую очередь разыгрывается внутри, так как мать и ее болезнь, по существу, стали частью «Я» больной, хотя одновременно это еще и одна из сторон межличностного конфликта. Как это нередко отмечается в случаях интерперсонального конфликта, приводящего к покушению на самоубийство, суициденты нередко испытывают определенные затруднения в выборе объекта устранения конфликта (себя или другого).

338