Глава 3

Автор приводит и свои доказательства того, что это состояние не может отождествляться с болезнью: оно наблюдается гораздо чаще, чем душевные болезни. В известные эпохи оно усиливается, принимая характер эпидемии. Но между усилением его и учащением душевных болезней нет соответствия. Утомление жизнью замечается в переходные периоды общественной мысли, при смене одного мировоззрения другим. И. А. Сикорскии выделяет различные наименования этого состояния: «утомление жизнью, скука, отвращение к жизни, утрата жизнерадостности или жизнерадостного настроения в противоположность живому гувству жизни, иногда называют его разоъарованием» (курсив самого автора.— В. £.). Множество наименований этого состояния предполагают его различные оттенки. И. А. Сикорскии писал, что течение жизни связано для некоторых людей с возможностью утомления, с разочарованиями, с утратой жизнерадостности.

В сопоставлении мнений юриста и врача, каждый из которых ссылается на оценку описываемого явления одним из крупнейших авторитетов суицидологии XIX в., интересно, что один из них, врач, выводит это состояние за рамки болезни, другой, юрист, допускает возможность утомления жизнью и в рамках психического расстройства. С конца XIX в. и в течение всего XX в. это состояние уже не фигурирует в суицидологических исследованиях как возможный мотив самоубийства. В определенной мере это объясняется и развитием учения об аффективных расстройствах настроения, и уточнением критериев и составляющих мотивационной стороны суицидального поведения, и некоторой неопределенностью самого понятия «утомление жизнью». Об этой неопределенности свидетельствует множество терминов, используемых для обозначения этого состояния.

По мнению автора монографии, состояние, определяемое термином «утомление жизнью», само по себе не является причиной самоубийства, это скорее фон, который сопровождает почти любой суицид. Однако при отсутствии (или невозможности установления самим суи-цидентом) ближайшего события или непосредственного повода для покушения на самоубийство этот основной фон настроения достаточно часто фигурирует в качестве мотива самоубийства. Это состояние очень часто наблюдается при суицидах, совершаемых как в рамках психического расстройства, так и вне его. Вследствие неоднозначности трактовки состояния, определяемого понятием «утомление жизнью», и безусловной расплывчатости его границ возникала и возникает до настоящего времени возможность его оценки как в пределах психического здоровья, так и в рамках болезни. По мнению А. Ф. Кони (1923), снижение настроения перед смертью нельзя считать душевной болезнью.

Детерминанты суицидального поведения

141

Наличие перед самоубийством своеобразного фона настроения предполагает существование определенного общего радикала в психических переживаниях суицидента. По-видимому, некоторая общность характера переживаний у лиц, покушающихся на самоубийство, не носит случайный характер, а определяется наличием именно этого радикала при суицидах, совершаемых как в рамках психического заболевания, так и в пределах психического здоровья. Естественно, что сказанное не может относиться ко всем без исключения самоубийцам. Слишком многообразны формы психических расстройств и содержание переживаний и в рамках болезни, и тем более у психически здоровых.

Кроме того, сами механизмы возникновения этого общего радикала психических переживаний могут существенно отличаться у разных суицидентов. Однако здесь важны не механизмы, а именно итоговая составляющая переживаний, определяющая мировосприятие. Автор считает, что в соответствии с особенностями мировосприятия эта общая составляющая психических переживаний может быть определена термином ангедония. Под ангедонией понимается именно своеобразный общий радикал психических переживаний вне зависимости от психофизиологических механизмов их формирования: в рамках начинающейся шизофрении, при аффективных расстройствах или при устойчивом снижении настроения, не определяемом, однако, клиническим понятием «депрессивный эпизод».

Уже на примере такого мотива самоубийства, как утомление жизнью, видно, что прямое сопоставление статистических данных различных лет и разных исследователей оказывается некорректным в силу различий понимания этого термина и его неопределенности. Не меньшее значение имеет и тот факт, что далеко не всегда сами суициденты или обстоятельства суицида помогают установить мотивы самоубийства. П. Розанов (1891) писал: «К чему возлагать такие надежды на перетасовку цифр, долженствующих представлять мотивы самоубийства, когда известно, что, может, только сравнительно ничтожная часть этих мотивов верна; когда мы знаем, что редкий человек позволит другому проникнуть в свое святая святых, а не редко даже сам не может уяснить себе, что именно делается в его душе» (здесь и далее курсив наш.— В. Е.). По мнению автора, любые группы мотивов подлежат большому сомнению. Поэтому тот, кто хочет знать «истинные побуждения к самоубийству», должен в каждом частном случае собрать самый тщательный анамнез самоубийцы, чтобы рассмотреть всю совокупность психофизиологических свойств индивидуума, так как суицид является конечным результатом всей предшествующей жизни, результирующей умственного и телесного развития человека.

142