Глава 3

поэт, всегда чувствовавший себя не просто «агитатором* и «горланом», но и «главарем». А «главаря» в поэте ощущало все окружение, другое дело оценки его лидерства (у Есенина — «штабс-маляр», у Катаева — «Командор»). В это же время произошел грандиозный провал его «Бани» (в Ленинграде и в Москве), на открытие организованной им персональной выставки приходят только Брик и Шкловский, а за время работы выставки ее не посетил ни один из руководителей страны или даже чиновник от искусства. Что может чувствовать в этой ситуации человек, которому рукоплескали из правительственных лож?! За несколько дней до самоубийства случился полный неуспех его выступления в молодежной аудитории, почти единогласно определившей, что его стихи «непонятны».

И даже такой пустяк (в другой ситуации), как длительное отсутствие Бриков, для человека, привыкшего на протяжении многих лет прятать «звон свой» (хотя какой уж тут «звон»!) в «мягкое-нежное» привычной атмосферы его весьма специфической, но все же семьи, их (Бриков) отсутствие оказывается далеко не «пустяком». Отсутствует так необходимая отдушина в ситуации, когда человеку не хватает именно «воздуху» (как определял это состояние Свидригайлов незадолго до своего самоубийства). Но для Маяковского Лиля Юрьевна и Осип Максимович — не просто «отдушина», но и в чем-то своеобразные «вдохновители и организаторы» если не всех, то очень многих творческих, идейно-политических и иных «побед». Так сложились обстоятельства, что, в отличие от радости побед, горечь непрерывной череды поражений разделить-то и не с кем. И все это происходило на фоне затянувшегося гриппа с человеком, отличавшимся, мягко говоря, весьма неординарными индивидуально-личностными особенностями.

Здесь решающим фактором суицида, по мнению автора настоящей работы, выступают именно ситуационные влияния, а не индивидуально-личностные особенности самоубийцы. Здесь не обстоятельства, подошедшие как «ключ к замку» (выражение Кречмера), «открыли» особенности личности, а скорее наоборот — личность оценивает все происходящее благодаря «призме индивидуального видения» как непереносимую ситуацию.

Конечно, разграничение выделяемых нами личностных, ситуационных и даже статусных суицидогенных факторов в анализируемом суициде весьма условно. Не случайно упоминается затянувшийся грипп. Вряд ли можно сбросить со счетов и находящиеся на грани с психопатологией особенности психической жизни поэта (хорошо известные по многим работам). Естественно, что в плане Суицидологического анализа наибольшее значение имеет один штрих из воспоминаний

Детерминанты суицидального поведения

147

Лили Брик: «Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях... Всегдашние разговоры о самоубийстве! Это был террор».

Однако, как было показано в нескольких специально проведенных исследованиях, в самоубийстве от «слова» к «делу» дистанция огромного размера. Замыслы далеко не всегда переходят в намерения. И даже в рамках завершающего этапа суицидального поведения один из вариантов отношения к необходимости и возможности собственной смерти хорошо известен как так называемый «суицид-игра» (по типу «русской рулетки»). О том, что оформленные письменно еще за два дня до самоубийства (12 апреля) «расчеты с жизнью» не носили однозначного характера, свидетельствует и написанный в то же время (или позже) «план разговора Маяковского с Полонской» с уже упоминавшимися словами, что «я не кончу жизнь, не доставлю такого удовольствия худ. театру».

С одной стороны, существование этого «плана разговора» означает надежду поэта на то, что «лодка» еще не окончательно разбилась, с другой, уже существуют мысли о самоубийстве, в качестве контраргумента которых выступает желание лишить кого-то «удовольствия». И этот «кто-то» вовсе не женщина, с которой он собирается выяснять отношения, и, по-видимому, не только «худ. театр», совсем не упоминаемый в тексте предсмертного письма. Если не считать взятую из ранее написанного стихотворения «любовную лодку», то, по мнению автора, других указаний на «неудачную любовь» как основную причину суицида в этом послании как раз и нет. Не случайны и слова Демьяна Бедного о «жуткой незначительности» письма: в нем, по существу, отсутствуют четкие указания на мотивы еще только возможного самоубийства. (В принципе, как уже отмечалось, самоубийца и не обязан никому ничего объяснять, да и не всегда может до конца разобраться сам, почему возникает желание «ставить точку пули в своем конце».)

По-видимому, обстоятельства суицида и своеобразный гипноз стихов о «любовной лодке» и определили «неудачную любовь» в качестве основной мотивационной составляющей этого самоубийства. Нет необходимости развивать дальше анализ предсмертного послания поэта (его общий тон, упоминаемые детали быта: от «товарищ правительство» до «налога» и проч.). В контексте настоящей главы это самоубийство позволило в какой-то мере показать различие между конкретными поводами, мотивами и определяющими причинными факторами суицида.

При этом, независимо от характера оценок разными людьми обстоятельств самоубийства Маяковского, детерминанты этого суицида

148 ГЛАВА 3

находятся в регистре ситуационных суицидогенных факторов. Однако, по мнению автора, исключительно краткий анализ этого суицида позволил в какой-то мере «расширить» неблагоприятно сложившуюся социально-психологическую ситуацию, указав на ряд моментов более общего характера, нежели «неудачная любовь», выступившая только как осознаваемый (прежде всего окружением поэта) мотив его самоубийства. Констелляция ситуационных факторов самого различного плана (при безусловном участии особенностей личности) и определила в данном случае возникновение суицидального поведения.

В процессе суицидологического анализа должно отметить еще одно обстоятельство, которое, по мнению автора настоящей работы, достаточно наглядно выступает благодаря тому, что суицид совершает один из самых известных поэтов нашей страны (а его известность не могут отрицать даже люди, не находящие в его стихах никакой поэзии). Уникальность его личности и творчества сочетается здесь со своеобразной уникальностью обстоятельств самоубийства. Естественно, что эта «уникальность», неповторимость обстоятельств суицида обнаруживается, если в качестве возможных причин суицида поэта рассматривается не только «несчастная любовь», но и отмеченные выше другие зоны переживаний, в том числе и связанные с «местом поэта в рабочем строю».

Это «место» действительно было уникальным, отсюда и впечатление (по крайней мере, у автора настоящей монографии) уникальности его переживаний и ситуации. Но переживание уникальности ситуации, своеобразной неповторимости имеющегося конфликта, по существу, в той или иной форме характерно для любого суицидента. Отсюда субъективная неразрешимость конфликта, тупиковый характер ситуации, невозможность нахождения каких-либо аналогов в окружающем мире с иными, кроме суицида, способами их разрешения. Этот нюанс переживаний самоубийцы приходится учитывать и в процессе анализа суицида, и, естественно, в психотерапевтической работе с су-ицидентом.

На втором месте по частоте встречаемости после мотивов лично-семейного плана находятся мотивы, определяемые состоянием здоровья. По данным С. В. Бородина и А. С. Михлина (1980), они встречаются у 18 % лиц, в отношении которых мотивы были установлены. Сюда входят лица с психическими и соматическими заболеваниями и уродствами (число последних незначительно по сравнению с первыми двумя). Понятно, что уродства наиболее тяжело переживают лица относительно молодого возраста (15-30 лет), а соматические болезни как мотив суицидального поведения более характерны для лиц пожилого

Детерминанты суицидального поведения

149

возраста. Патологоанатомические данные показывают, что в случае завершенных суицидов от 25 до 75 % самоубийц имели различную соматическую патологию. Треть суицидентов получали медицинскую помощь в течение последних 6 месяцев перед смертью (Bille-Brahe U. et al., 1995). Следует также учесть, что значительная часть лиц с различного рода заболеваниями или уродствами может также совершать суициды и по мотивам, связанным с лично-семейными конфликтами. В этих случаях то или иное заболевание выступает только как сопутствующий фактор.

В медицинской практике исключительное значение имеет тот факт, что нередко суицидальное поведение может быть связано с фактом постановки тяжелого диагноза при отсутствии соответствующей психотерапевтической работы при информировании об этом больного. Вместе с тем отсутствие соответствующей информации определяет и тот факт, что почти у каждого десятого суицидента субъективные представления о тяжести того или иного заболевания оказались заведомо преувеличенными. Следует также отметить, что коэффициент летальности по мотивам суицидов, связанных с соматическими заболеваниями, существенно выше, чем при психических (5,2 и 0,8). Наиболее часто мотивация суицида, связанная с соматическим заболеванием, отмечается у онкологических больных и при поражениях сердечнососудистой системы.

Среди других конфликтов, определяющих мотивацию суицидального поведения, отмечаются конфликты, связанные с антисоциальным поведением суицидента, с работой или учебой, материально-бытовыми трудностями. По мнению отдельных исследователей, последние встречаются крайне редко, речь скорее идет о завышенных притязаниях, которые субъект не может удовлетворить в силу некоторых причин: недостаточных способностей, уровня образования или систематического злоупотребления алкоголем (Амбрумова А. Г., Тихонен-ко В. А., 1980). Однако автор на протяжении последнего десятка лет неоднократно сталкивался с суицидентами, у которых материальные трудности если и не выступали в качестве детерминант суицидального поведения, то стояли все же в ряду несомненных суицидогенных факторов. По-видимому, следует говорить о редкости этих мотивов, но вовсе не об их исключительности и не связывать их только с завышенным уровнем материальных притязаний. Об этом говорят и данные исследований, в которых отмечается, что материально-бытовые трудности как мотивы самоубийств характерны в первую очередь для лиц зрелого и пожилого возраста, а не для молодежи, отличающейся завышенным уровнем притязаний любого рода.

150 ГЛАВА 3

Следует также отметить, что при конфликтах, связанных с антисоциальным поведением, коэффициент летальности тем выше, чем более серьезна угроза уголовной ответственности и ее тяжесть. В этой группе суицидентов отмечается резкое преобладание мужчин (по различным источникам, в 10 раз больше, чем женщин). В значительной степени это соответствует соотношению по признаку пола вообще и среди лиц, привлекаемых к уголовной ответственности за более тяжкие преступления. Естественно, что суицидальное поведение, определяющееся мотивами, связанными с учебой, характерно для лиц молодого, а с работой — зрелого возраста.

Несмотря на то что в главе, посвященной детерминантам суицидального поведения, рассматриваются ситуационные суицидогенные факторы, и в ряду этих составляющих самоубийства значение личности не вызывает сомнений. Не случайно каждый из выделяемых автором регистров суицидальных детерминант имеет в качестве обязательного компонента слово «личность» (ситуационно-личностные факторы и другие, указанные выше). Особое значение фактор личности приобретает в случае так называемых аномических суицидов, выделенных Э. Дюркгеймом. При этом аномия (скорее, не отсутствие, а именно исчезновение, потеря законов и устоев жизни) может выступать как фон, на котором действуют все перечисленные выше возможные конфликты в той или иной сфере жизнедеятельности.

Аномия может быть и суицидогенным фактором ситуационного характера, являющимся непосредственной детерминантой суицидального поведения. В этих случаях резкое изменение «среды обитания», потеря ранее существовавших норм, законов, обычаев, форм поведения, несоответствие появившихся ценностных ориентации существовавшим ранее могут определять возникновение суицидальных тенденций. Естественно, что возникающие мысли о нежелании жить далеко не всегда завершаются самоубийством, но, к сожалению, возможность этого достаточно велика. Не случайно выше в качестве мотивов лично-семейного характера отмечались такие факторы, как смерть близких и одиночество. Однако аномия — это еще и суицидогенный фактор с более широким содержанием, при котором новые формы общественной жизни и морали не соответствуют имеющимся у человека ценностным установкам. А. Ф. Кони (1923) писал: «Удрученное перед смертью настроение ошибочно считать душевной болезнью. То, что итальянцы определяют словом ambiente, обнимающим собой среду, обстановку, условия жизни частного человека, и рядом с этим социальные и политические потрясения могут вызвать такое именно удрученное настроение в том, кто не может и не умеет, подобно животно-

Детерминанты суицидального поведения

151

му, и притом низшей породы, относиться ко всему его окружающему безразлично и впасть в то, что Герцен называл "тупосердием"».

Среди отмеченных выше факторов «среды обитания» в интересующем нас плане важен такой момент, как «социальные и политические потрясения». Именно эту ситуационную составляющую суицидогенных факторов хотелось бы проиллюстрировать одним достаточно хорошо известным самоубийством, случившимся в самый переломный период общественно-политических перемен, происходящих в нашей стране. Здесь в мотивах суицидального поведения отчетливо звучат переживания, связанные с этими событиями.

В 17 часов 21 ноября 1991 г. участковый инспектор обнаружил в автомобиле, стоявшем в гараже на даче в поселке Советском, труп, и после расследования обстоятельств случившегося дежурный Подольского РУВД внес в журнал происшествий запись о том, что погибла известная русская поэтесса, народный депутат СССР Юлия Владимировна Друнина. Она отравилась выхлопными газами от автомобиля. Предсмертная записка не оставляла сомнений, что это самоубийство. Позже стали известны ее последние, предсмертные стихи.

Ухожу. Нету сил.

Лишь издали

(Все ж крещеная!)

Помолюсь

За таких вот, как вы,—

за избранных,

Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, гто и вы

бессильны -

Потому выбираю смерть.

Как летит под откос

Россия

Не могу, не xozy смотреть.

Другой вариант этого предсмертного стихотворения начинается словами: «Покрывается сердце инеем, очень холодно в судный час...» — и кончается обращением: «Господи! Спаси Россию!»

Можно сколько угодно предполагать наличие причин самоубийства личного характера, но не вызывает сомнений, что у поэтессы прежде всего звучит боль за страну, которую она ушла защищать добровольцем в 17 лет, а после тяжелого ранения вновь вернулась добровольно на фронт. Только в 1944 г. после второго тяжелого ранения, Юлия демобилизовалась и поступила в Литинститут. Фронт для нее —

152