Глава 7

Выбросила напильник, потом отвертки и еще какие-то инструменты, «хотя и знала, что никогда этого не сделает». В то же время порой чувствовала, что «сходит с ума». К трудностям засыпания присоединилось и раннее пробуждение, почти ничего не ела. Однажды приехавшая дочь больной застала мать «совершенно отрешенной», которая уже ни на кого не жаловалась, отвечала односложно и все время смотрела на нее. Однако на предложение поехать с ней к врачу больная ответила, что она просто устала, отдохнет и у нее «все будет в порядке». Дочь собиралась «любым способом» в ближайшее время все равно показать ее врачам (психотерапевту или психиатру). В это время больная уже прекратила обращения в различные инстанции («больше не было сил») и на протяжении последней недели перед совершенным ею расширенным самоубийством все чаще думала о том, что «надежды нет никакой, осталась только смерть, но останавливала мысль о том, что мать останется без помощи».

Со слов больной, если ранее не было сил («или боялась, что их не хватит»), то за неделю до случившегося «уже чувствовала себя мертвой и какой-то каменной». «Твердо знала, что умру, боялась только оставлять мать одну, хотя и к ней была просто жалость, а прежних чувств уже не было». За несколько дней до трагедии думала только о том, как ей умереть и что потом будет с матерью. Но за день до самоубийства на слова матери о том, что ее надо убить, «неожиданно», с ее слов, поняла, что им «надо умереть вместе». Сначала сама испугалась этой мысли, а спустя некоторое время («может, через несколько минут, а может, и часов, уже не помню, так как время тогда шло по-другому») стала говорить матери, что им надо умереть вместе. Однако не допускала мысли, что она может нанести матери какое-либо повреждение.

Мать сразу же согласилась с возможностью своей смерти, но пыталась все же некоторое время отговаривать дочь от самоубийства, заявляя, что та «еще молодая и здоровая». Однако после слов дочери, что она тоже «тяжело больна», согласилась («делай, как решила»). Вся подготовительная к самоубийству работа была проделана дочерью, так как мать не вставала с постели. Вначале больная хотела выпить вместе с матерью уксусной кислоты, но решила, что может быть просто ожог и мать будет долго мучиться. Поэтому, собрав все имеющиеся в доме лекарства (амитриптилин, феназепам, димедрол и еще «какие-то таблетки»), больная на протяжении какого-то времени («может, час, а может, и больше, помню только, что все происходило рано утром) давала их вместе с теплой водой матери. И только убедившись, что мать перестала реагировать на происходящее («может, потеряла со-

Суицидальное поведение и аффективные расстройства настроения 333

знание или заснула»), больная начала принимать оставшиеся таблетки сама «до тех пор, пока не отключилась».

В результате отравления мать умерла, дочь спасло чудо: больная забыла закрыть (или специально оставила открытой с какой-то целью?) дверь, и к ним зашла медсестра, эпизодически посещающая их. Она обнаружила двух женщин в бессознательном состоянии, множество оберток от лекарств и предсмертную записку, адресованную дочери больной: «Если сможешь, прости, хотя за то, что я сделала, никогда не будет прощения». В результате умелых действий медсестры, а затем и бригады «скорой помощи» больную удалось спасти. Ее мать же к приезду бригады «скорой помощи» уже не подавала признаков жизни. Первыми словами больной после выхода из коматозного состояния были: «Почему я осталась жива, ведь мы обе с матерью должны были умереть?» Затем больная сказала, что она все равно должна умереть, так как убила свою мать. Заявления об убийстве матери в дальнейшем больная повторяла неоднократно.

Еще находясь в реанимации, она подробно рассказывала об обстоятельствах смерти матери, обвиняя себя и в ее убийстве, и в том, что она не смогла «ничем другим ей помочь», была несколько медлительна, на вопросы, не связанные с убийством матери, отвечала односложно. Настроение было сниженным, отмечалось раннее пробуждение, ела выборочно, часто после уговоров персонала. Интереса к происходящему вокруг не обнаруживала. Не отрицала желания умереть, но каких-либо суицидальных действий не отмечалось.

С диагнозом «депрессивное состояние, суицид с убийством» была переведена в психиатрическую больницу, где было начато лечение антидепрессантами. С момента поступления и на протяжении нескольких недель нахождения в больнице состояние больной практически не изменилось. Выявлялся депрессивный синдром с идеями самообвинения («хотела убить, чтобы избавиться, так как не хотела ухаживать за тяжелобольной»). Однако идеи самообвинения распространялись и на отношения с семьей дочери и даже смерть мужа от инфаркта. После того как, со слов дочери, стало известно о том, что ее мать сама просила убить ее, больная впервые заплакала и сказала, что ей «все равно нет прощения ни перед людьми, ни перед Богом».

Была переведена на судебно-психиатрическую экспертизу, где признана невменяемой в отношении содеянного (с диагнозом «инволюционная меланхолия») и направлена на принудительное лечение. На протяжении первых месяцев повторного нахождения в психиатрической больнице по-прежнему была вяловата, заторможена, с окружающими контактировала мало. На вопросы врача о причинах ее малой

334