Глава 5

тать все имеющиеся под рукой лекарства. В этом случае ни сама пациентка, ни анализирующий случившееся врач не могут определить, для чего она это сделала. Ответ на вопрос «почему?» лежит на поверхности, «для чего?» — ответить не может никто. Личностный смысл этого суицидального поведения не может быть верифицирован (в соответствии с предлагаемой автором систематикой это парасуицид).

Однако возможен вариант суицидального поведения, при котором наличие намерения прекращения собственной жизни не вызывает сомнений, но сам суицидент не может определить, для чего, с какой целью было совершено это покушение. Это происходит в случае возникающей в дальнейшем антероградной амнезии. Однако все обстоятельства случившегося, тяжесть избираемого способа самоубийства и даже возникающие последствия суицида свидетельствуют о несомненном наличии в данном случае вполне определенного намерения прекращения собственной жизни. Здесь сам врач может с достаточными основаниями считать, что субъективная сторона суицидального поведения может быть охарактеризована как суицид. Это относительно редкий случай, когда характер субъективной стороны покушения на самоубийство определяет не сам суицидент, а врач (и только на основании отмеченных выше косвенных признаков). Кратко приведенное ниже клиническое наблюдение иллюстрирует подобный вариант суицида.

Женщина 28 лет, продавщица, но уже три года не работает, ухаживает за двумя детьми (девяти и трех лет). Последние пять лет состоит в фактическом браке. В течение предшествующего суициду года отношения с мужем ухудшились в связи с его алкоголизацией. («Ушел из строительной фирмы, шабашит в бригаде, но стал больше пить, несколько раз не приходил домой, ночевал у друзей, потом просил прощения».) Однако накануне случившегося не приходил домой три ночи и не давал о себе знать. В первую ночь женщина плохо спала («несколько раз просыпался ребенок»), а затем две ночи не спала совсем, так как «не знала, что и думать, в голову лезли самые темные мысли: убили, попал под поезд; ничего хорошего придумать не могла, ведь раньше этого никогда не случалось».

Поведение мужа после прихода домой существенно отличалось от обычного в подобных ситуациях. В ответ на упреки, вместо извинений, стал ругаться и оскорблять жену. Спустя какое-то время после начала ссоры женщина вышла из дома, пошла в сарай и повесилась. К счастью, муж сразу пошел за ней, снял ее и начал делать искусственное дыхание, а затем позвал живущую недалеко медсестру. Женщина была госпитализирована в реанимационное отделение. Спустя несколько дней автор консультировал ее как врач-психиатр. На шее у суици-

Субъективное значение суицидального поведения

239

дентки отмечалась выраженная странгуляционная борозда. Выявлялась тотальная антеро-ретроградная амнезия («помню, как начали ссориться, а потом очнулась уже в машине»). Сожалела о совершенном ею суициде, просила объяснить, что на нее «нашло, что даже о детях не подумала». Охотно контактировала. Признаков депрессии не отмечалось. Заявила, что «просто выгонит его, как уже было с первым мужем, а там мы были зарегистрированы; буду жить с бабкой и детьми, они ходят в школу и детсад, а я пойду работать, мне уже подыскали место». Категорически отрицала суицидальные тенденции и во время беседы, и в прошлом («У меня неприятностей было выше крыши, я и в тюрьме была, и с алкоголиком жила, и родителей схоронила, и никогда в мыслях не было вешаться»). Категорически отказывалась от обследования в условиях психиатрического стационара, ссылаясь на необходимость ухода за детьми и устройства на работу («могу потерять хорошее место»). Заявила, что после пребывания в течение нескольких дней в соматической больнице стала чувствовать себя «в тонусе» и «никаких глупостей больше делать не собираюсь». В результате комиссионного осмотра было вынесено заключение, что пациентка в госпитализации в психиатрический стационар в недобровольном порядке не нуждается в связи с отсутствием непосредственной опасности для себя в настоящее время.

В плане рассматриваемого в данной главе аспекта суицидального поведения не столь важно, следствием чего здесь явилась амнезия всего случившегося: патологического аффекта, предшествующего суициду, или механической асфиксии, связанной с самоповешением. В данном случае несомненные трудности вызывала оценка самого состояния, в котором совершено покушение на самоубийство. Остающаяся в пределах психологически понятных форм реагирования реакция эгоцентрического переключения или настоящее сумеречное состояние сознания? По мнению автора, ответить вполне определенно на этот вопрос не представляется возможным.

Более значимым в конкретной ситуации является решение вопроса о госпитализации в недобровольном порядке. Психотравмирующая ситуация, безусловно, сохраняется, но адекватное отношение к ней и покушению на самоубийство, отсутствие суицидальных тенденций и признаков депрессии, реальные планы на будущее позволяют исключить необходимость этой госпитализации. Естественно, что определенную роль в принятии такого решения играет и оценка характера суицида, совершаемого, в любом случае, в состоянии измененного сознания, с последующим выходом из него при отсутствии признаков психического расстройства в постсуицидальном периоде.

240