Глава 6

здесь наличием отчетливой психотравмирующей ситуации и переживанием личностью конфликта (другое дело — его особенности и связанные с этим определенные сложности оценки). В данном случае относительно легко происходит переход от чисто генетического анализа суицида (объяснение причин его возникновения психологически понятными связями) к анализу состояния суицидента перед покушением на самоубийство. К сожалению, генетическим анализом и начинается, и нередко заканчивается вся «суицидология». Анализ внешне понятных причин закрывает дальнейшую работу по диагностике состояния суицидента.

В то же время понимание случившегося в отдельных случаях практически невозможно без адекватной оценки состояния человека перед покушением на самоубийство. Диагностика этого состояния может оказаться необходимым звеном понимания причин самого суицида. В таких случях генетический анализ в первую очередь исходит из оценки характера психических расстройств (изменений психики) перед суицидальным актом.

Ситуация, при которой суицидологический анализ, необходим для понимания и адекватной оценки случившегося, в первую очередь относится к так называемым маломотивированным или безмотивным покушениям на самоубийство. Подобная «недостаточность мотивировки» суицида в большинстве случаев определяется относительной «недостаточностью» неблагоприятных средовых воздействий, нередким отсутствием внешней психотравмирующей ситуации как таковой. Конфликт в подобных случаях, по существу, может отсутствовать или носит заведомо интрапсихический характер, в котором оценка фрустри-рующих моментов представляется также далеко не простым делом.

Если учесть, что сам суицидент не всегда понимает причины совершенного им покушения на самоубийство (или не желает их раскрывать), то при отсутствии «объясняющего все» ситуационного фактора («среда заела, обстоятельства жизни довели» и прочие объяснения) врач, столкнувшийся с подобным самоубийством, вынужден решать достаточно сложную диагностическую проблему. Еще одним осложняющим задачу врача моментом выступает то обстоятельство, что даже при наличии сообщений неудавшегося самоубийцы его оценка произошедшего определяется индивидуальным видением ситуации «здесь и сейчас», а не «тогда и там».

В качестве примера так называемого маломотивированного суицида можно привести следующий клинический случай.

Двадцатилетний студент технического вуза был переведен в психиатрическую больницу из токсикологического центра, где находился

Суицидальное поведение лиц с пограничной психической патологией 269

несколько дней после тяжелой попытки отравления. Достаточно охотно и активно контактируя с врачами, он сообщил, что во время отравления, «наверное, хотел уйти из жизни, чтобы отдохнуть от всего».

Далее говорил, что снова хочет жить, что покушение — «безусловная глупость, которая больше никогда не повторится», что непосредственно перед суицидом «все на какое-то время стало мерзким и ненужным», а сейчас он уже «смотрит на мир другими глазами». Вместе с тем он просил объяснить ему причину его суицида («не сошел ли я с ума вообще?»). Еще большую настойчивость в выяснении причин случившегося проявили его родители, опасавшиеся возможного повторения. Важность понимания и объяснения попытки самоубийства диктовалась не только просьбами суицидента и его родителей, но и задачами диагностики характера психического расстройства у пациента (его наличия вообще и конкретной оценки), а также необходимостью прогнозирования суицидального риска в дальнейшем.

Пациент с подросткового возраста страдает хроническим заболеванием почек, а последние три года диагностирована гипертоническая болезнь. С этого времени отмечаются периодические головные боли и метеозависимость. Однако интенсивность головных болей относительно невелика. С детства был очень стеснительный. Хорошо учился, особенно по физике и математике, постоянно участвовал в олимпиадах по этим предметам и даже занимал призовые места. После окончания школы поступил в достаточно престижный вуз, где успешно учится на протяжении трех лет. В один из дней, в перерыве между занятиями в студенческой группе, где учился пациент, происходили весьма бурные «дебаты» по поводу организации какого-то цикла занятий. Студенческая «разборка» сопровождалась достаточно резкими выражениями по отношению друг к другу. Несколько «нелестных слов» досталось и нашему пациенту. С его слов, «это было очень обидно, так как я был вообще прав и никак не ожидал такого в свой адрес». В дальнейшем, объясняясь с родителями пациента, студенты группы совершенно искренне заявляли, что в тот день «вообще ничего не произошло, был обычный разговор, как всегда». Однако достаточно резкие выражения в свой адрес в этот день были восприняты пациентом не совсем обычно («стало очень обидно, и резко снизилось настроение»). Объясняя свою реакцию на произошедшее в группе «выяснение отношений», пациент сообщал, что его восприятие случившегося «непонятно» ему самому. «Может, потому что с утра болела голова и слишком долго ждал транспорта, но после некоторых слов в свой адрес все стало как-то мерзко и противно. Хотя и отучился до конца занятий, но все уже воспринималось как со стороны, не все даже понимал, все только фиксировал».

270