Влечения, аффект и темперамент при мазохизме

Любопытно, что саморазрушающие паттерны пока что не станови­ лись предметом всестороннего эмпирического изучения, в отличие от депрессивных состояний, возможно, потому, что концепция ма­ зохизма не встретила широкого признания вне психоаналитическо­ го сообщества. Следовательно, о вкладе конституциональных фак­ торов в мазохистическую личностную организацию известно мало. Помимо вывода Крафт-Эбинга (Krafft-Ebing, 1900) о том, что сек­ суальный мазохизм является генетическим, и некоторых рассужде­ ний о роли оральной агрессии (например, L. Stone, 1979) было вы­ сказано несколько гипотез по поводу врождённого темперамента. Клиническая практика позволяет предполагать, что человек, кото­ рый становится характерологически мазохистичным, может быть (что, возможно, справедливо и для тех, у кого развивается депрес­ сивный характер) более конституционально общительным или склонным к поиску объектов, чем, скажем, изолирующийся ребё­ нок, который тяготеет в сторону шизоидного стиля.

Вопрос конституциональной подверженности мазохизму, та­ ким образом, остаётся открытым. Больше профессионального вни­ мания привлекает гендерный аспект. У многих учёных (например, Galenson, 1988) сложилось впечатление, что детская травма и же­ стокое обращение имеют различные эффекты на детей разных по­ лов: перенёсшие насилие девочки склонны к развитию мазохистического паттерна, в то время как перенёсшие насилие мальчики более склонны идентифицироваться с агрессором и развиваться в более са­ дистическом направлении. Как и все обобщения, это имеет много исключений — мазохистичные мужчины и садистичные женщины встречаются нередко. Но, вероятно, большая физическая сила взрос­ лых мужчин и ожидание этого преимущества у маленьких мальчиков предрасполагает их к тому, чтобы справляться с травмой проактив­ ными средствами, в то время как их сестры остаются предрасполо­ женными к стоицизму, самопожертвованию и моральной победе че­ рез физическое поражение — проверенное временем оружие слабых. В таких половых различиях также может играть роль разная степень секреции таких гормонов, как тестостерон, дофамин и окситоцин.

Эмоциональный мир мазохистичного человека похож на мир депрессивного человека, но с одним критически важным дополнени­ ем. Для них типичны сознательная печаль и глубокая бессознатель­

ная вина, но, вдобавок к этому, большинство мазохистичных людей могут легко самостоятельно почувствовать гнев, огорчение и даже возмущение. В таких состояниях саморазрушающие люди имеют больше общего с предрасположенными к паранойе, чем с своими де­ прессивными собратьями. Другими словами, многие мазохистичные люди видят себя как страдающих, но несправедливо; как жертв или неудачников, проклятых безо всякой вины (с «плохой кармой»). В отличие от людей с только депрессивными темами, которые на не­ котором уровне подчинились своей несчастной судьбе, так как ду­ мают, что большего они не заслуживают, мазохистичные люди могут восставать против этого, как шекспировский влюблённый, который сотрясал глухие Небеса своими тщетными мольбами.

Защитные и адаптационные процессы при мазохизме

Как и депрессивные люди, мазохистичные могут в качестве защи­ ты использовать интроекцию, поворот против себя и идеализацию. Кроме того, они могут в значительной мере полагаться на отыгры­ вание вовне (по определению, поскольку суть мазохизма в самоповреждающих действиях). Моральные мазохисты также исполь­ зуют морализацию (опять же, по определению), чтобы справиться с внутренними переживаниями. По причинам, которые я вкратце опишу, люди с саморазрушающей личностью в общем более актив­ ны, чем депрессивные, и их поведение отражает потребность де­ лать с депрессивными чувствами нечто, что будет противодейство­ вать состояниям деморализации, пассивности и изоляции.

Отличительный признак мазохистической личности — защит­ ное отыгрывание вовне с риском навредить себе. Большинство бессоз­ нательно обусловленных самоповреждающих поступков включают элемент усилия, направленного на овладение ожидаемой болезнен­ ной ситуацией (R. М. Loewenstein, 1955). Если человек убеждён, что, например, все авторитетные фигуры рано или поздно по собственной прихоти накажут тех, кто от них зависит, и если в ожидании этого он находится в хроническом состоянии тревоги, провоцирование ожи­ даемого наказания принесёт облегчение от тревоги и даст подтверж­ дение собственной власти: по крайней мере, время и место страдания выбраны человеком самостоятельно. Терапевты направления теории

контроля-овладения (напр. Silberschatz, 2005) называют это поведе­ ние «пассивно-активной трансформацией»112.

Фрейд (1920) в случаях такого рода первоначально был впечатлён мощью того, что называл навязчивым повторением. Жизнь несправедлива: те, кто больше всего страдали в детстве, обычно больше страдают во взрослом возрасте в сценариях, которые сверхъ­ естественным образом отражают обстоятельства детства. Взрослые ситуации, что ещё больше увеличивает наносимый ущерб, для на­ блюдателя выглядят как созданные самим страдальцем, хотя вряд ли это является сознательным опытом данного человека. Как указыва­ ют Сэмпсон, Вайс и коллеги (напр. Weiss, Sampson, The Mount Zion Psychotherapy Research Group, 1986), повторяющиеся паттерны пове­ дения характерны для каждого человека; если ему повезло и его дет­ ство было безопасным и жизнеутверждающим, его повторяющиеся паттерны практически невидимы, поскольку они комфортно соот­ ветствуют реалистичным возможностям жизни и обычно воспроиз­ водят эмоционально позитивные ситуации. Когда прошлое человека пугающее, наполненное пренебрежением или насилием, потребность в воссоздании этих обстоятельств для того, чтобы психологически овладеть ими, может быть явной и прискорбной.

Пациентка, наносившая себе порезы, которую я лечила в те­ чение многих лет, со временем обнаружила истоки своего мазохиз­ ма в раннем насилии со стороны матери, включая эпизод, когда эта глубоко больная женщина в слепой ярости нанесла моей пациентке порез ножом. По мере того как возвращались воспоминания, она го­ ревала о своей ранней беспомощности, начала проводить различие между настоящим и прошлыми реальностями, а её членовредитель­ ство постепенно сошло на нет. Но это произошло после того, как она оставила на своей коже неисчезающие шрамы и сделала других лю­ дей свидетелями травмирующих сцен. Поскольку она находилась на психотическом уровне личностной организации, работа была мед­ ленной и рискованной, но в итоге оказалась успешной.

Намного более здоровая женщина, с которой я работала, име­ ла обыкновение объявлять своему экономному мужу о своих не­ давних сумасбродных тратах каждый раз, когда их отношения ста­ новились тёплыми и комфортными. Это гарантированно повергало его в ярость. Вместе мы выяснили, что эта вызывающая привычка

1 1 2 Англ, passive-into-active transformation.

раскрывала непоколебимую мощь убеждения, к которому она при­ шла в детстве: только всё успокаивается, обязательно грянет буря. Когда в её браке всё было благополучно, она начинала бессознатель­ но волноваться, что, как и её эксплозивный отец, её муж разрушит их счастье вспышкой гнева. Таким образом, она вела себя так, чтобы, как она чуяла нутром, наверняка вывести его из себя, поскорее разделать­ ся с этим и возобновить приятную связь. К сожалению, с точки зре­ ния её мужа, она не восстанавливала удовольствие, а причиняла боль.

Рейк (Reik, 1941) исследовал несколько измерений мазохистического отыгрывания, включая (1) провокацию (как в предыдущем примере), (2) умиротворение («Я и так страдаю, пожалуйста, не надо больше наказаний»), (3) эксгибиционизм («Обрати внимание, мне больно») и (4) смещение вины («Смотри, что ты заставил меня сде­ лать!»). Большинство из нас часто используют некоторые мазохисти­ ческие защиты по одной или нескольким из указанных причин. Про­ ходящие обучение терапевты, которые достигают этапа супервизии на волне самокритики, часто используют мазохистическую стратегию для перестраховки: если мой супервизор подумает, что я совершила се­ рьёзную ошибку с клиентом, я уже показала, что осознаю это и что уже достаточно наказана; если нет, я чувствую поддержку и облегчение.

Самоповреждающее поведение в «отношенческом» мазохиз­ ме можно понимать как защиту против тревоги сепарации (Bach, 1999). Оно может задействовать других и вовлекать их в мазохистический процесс. Один из членов терапевтической группы, в кото­ рой я как-то участвовала, постоянно навлекал на себя критику груп­ пы непреклонно предсказуемым способом, которого он, казалось, наивно не осознавал. При конфронтации с фактом, что его плакси­ вый, самоуничижительный настрой вызывал у остальных раздраже­ ние и агрессию, он стал нехарактерно смиренным и признал: «Пусть лучше меня бьют, чем вообще не трогают». Более подробно об этой динамике я скажу в разделе об объектных отношениях.

С теми, чей мазохизм более интроективен, защитная морализа­ ция может довести до белого каления. Часто они значительно боль­ ше заинтересованы в одержании моральной победы, чем в решении практической проблемы. У меня ушло много недель работы, чтобы побудить одну саморазрушающую пациентку задуматься о написа­ нии письма в Службу внутренних доходов113, чтобы получить значи­

113 IRS, налоговая служба США.

тельное возмещение, которое было ей положено по закону. Она трати­ ла часы терапии, чтобы убедить меня, что СВД не провела должным образом налоговый вычет — что было по сути верно, но совершен­ но не по делу, если дело заключалось в получении своих денег обрат­ но. Она явно предпочитала моё сочувственное негодование попыткам помочь ей получить компенсацию. Если бы я оставила её в покое, она бы продолжала собирать примеры несправделивого отношения и се­ товать из-за них, вместо того чтобы разрешить ситуацию.

Часть этой динамики, по-видимому, является особым способом справляться с интроективной депрессивной убеждённостью в соб­ ственных дурных качествах. Потребность заставить слушателей признать, что виноват кто-то другой, может быть достаточно мощ­ ной, чтобы перевесить практические цели, которым большинство людей отдают приоритет. Одна из причин, по которой дети с приём­ ным родителем — даже с добрым и действующим из лучших побуж­ дений — тяготеют к мазохистическому поведению (ведя себя возму­ тительным или вызывающим образом и провоцируя карательные реакции), может иметь отношение к бессознательной вине. Дети, ко­ торые потеряли родителя, склонны переживать, что его отвратила их неправильность. Предпочитая чувство виновной силы беспомощно­ му бессилию, они пытаются убедить себя и других, что плох именно пришедший на замену родитель, таким образом, отвлекая внимание от собственного ощущаемого проступка. Они могут провоцировать до тех пор, пока поведение приёмного родителя не подтвердит их убеждение.

Эта динамика может объяснить, почему часто бывает трудно повлиять на приёмную семейную систему чисто поведенческим спо­ собом. Интерес разгневанного и движимого виной человека может быть значительно больше связан с продолжением страдания (что­ бы другой человек выглядел виновным), чем с улучшением семей­ ной атмосферы. Этот феномен, конечно, не относится исключитель­ но к детям или семьям с детьми от разных браков. Любой учитель начальной школы имеет целый архив историй о биологических ро­ дителях, которые выставляли себя вечными мучениками по причине плохого поведения своего ребёнка и не могли реализовать ни одно­ го предложения по улучшению ситуации. Можно подумать, будто их потребность в подтверждении восприятия своего ребёнка как плохо­ го, а также их собственная роль, в рамках которой они невозмутимо выносят все невзгоды, перекрывает остальные соображения.