Защитные и адаптационные процессы при психопатии

Первичная защита психопатичных людей — это всемогущий кон­ троль. Они также используют проективную идентификацию, дис­ социацию и отыгрывание вовне. Нужда во власти имеет первосте­ пенное значение. Она защищает от стыда и, особенно у жестоких психопатов, отвлекает других от распознания сексуальных пер­ версий, которые часто лежат в основе криминальных действий (Ressler, Schactman, 1992). Знаменитое отсутствие совести у психо­ патов (Cleckley, 1941) свидетельствует не только о дефекте Суперэго (Johnson, 1949), но также о недостатке первичных привязанностей к другим людям. Для глубоко антисоциального человека ценность других редуцируется до практической пользы в предоставлении возможности продемонстрировать свою силу.

Психопатичные люди кичатся своими махинациями, завоева­ ниями и аферами, если думают, что слушатель будет впечатлён их силой. В этом процессе нет ничего бессознательного; он в букваль­ ном смысле бесстыдный. Работники правоохранительных органов регулярно поражаются тому, с какой готовностью преступники со­ знаются в убийствах, скрывая вместе с тем менее значительные по­ ступки (сексуальные компульсии, похищение пары долларов из сумки жертвы), очевидно, поскольку они могут выглядеть как при­ знаки слабости (N. Susalis, частная беседа, 7 мая 1993 г.). Кернберг (Kemberg, 1984) говорит о «злокачественной грандиозности» пси­ хопатов, и эта фраза звучит убедительно для любого, кто знаком с усилиями такого человека ощутить садистский триумф, саботи­ руя терапию.

Важно различать психопатическую манипуляцию и то, что ча­ сто называют манипуляцией у истерических и пограничных паци­ ентов. Первая — это намеренная, синтонная попытка использовать другого; вторая заставляет окружающих почувствовать, что их ис­ пользуют, в то время как пациент может не осознавать в полной мере конкретное манипулятивное намерение. В главе 4 я подчеркнула, что рекомендую ограничить термин «манипуляция» сознательным, намеренным психопатическим феноменом. Истерические и погра­ ничные пациенты могут пытаться реализовывать свои потребности косвенными способами, которые раздражают окружающих и про­ воцируют обвинения в манипуляции, но их поведение имеет иные

истоки, и бессознательно они намерены сохранить отношения, а не безразлично использовать окружающих.

Ранние наблюдатели отмечали, а более свежие исследования подтвердили (Robins, Tipp, Przybeck, 1991), что многие психопатич­ ные люди — те, что избежали саморазрушения и попадания в тюрь­ му, — в среднем возрасте «выгорают», часто становясь удивительно добропорядочными гражданами. Они могут становиться более вос­ приимчивыми к психотерапии и получать от неё больше пользы, чем более молодые люди с психопатической психологией. Это изменение может отражать снижение гормонального уровня, которое ослабляет внутреннюю потребность действовать, но также может отражать по­ терю физических сил, которая происходит в среднем возрасте. Поку­ да всемогущие защиты не стеснены границами, мотивация человека развивать более зрелые защиты минимальна. Старшим подросткам и молодым взрослым людям всех типов личности, особенно здоро­ вым молодым мужчинам, обычно свойственно чувство всемогуще­ ства: смерть очень далека, а прерогативы взрослого в их руках. Ин­ фантильная грандиозность усиливается ещё больше. (Подозреваю, что одна из причин, по которой психопатия чаще встречается среди мужчин, заключается в том, что женщины раньше встречают факти­ ческие границы: мы менее сильны физически; мы живём с таким до­ садным неудобством, как менструация, и с опасностью забеременеть; мы подвержены большему риску изнасилования или физическо­ го насилия, а как люди, проявляющие основную заботу о детях, мы наталкиваемся на несоответствия между нашими образами идеаль­ ной материнской эффективности и эмоциональными трудностями в попытках вырастить цивилизованных детей.) Но реальность име­ ет свойство догонять нас, какими бы ни были наши ранние преиму­ щества. К среднему возрасту смерть больше не является абстракци­ ей, физические силы ограниченны, время реакции прошло, здоровье уже нельзя воспринимать как данность, а долгосрочные последствия буйной жизни уже начинают проявляться. Эти жизненные факты мо­ гут способствовать зрелости, пробуждая интерес к менее всемогущим адаптациям.

Что касается проективной идентификации, у психопатичных людей склонность к этому процессу может отражать не только за­ держку развития и зависимость от примитивных защит, но также последствия их неспособности к проговариванию и эмоциональной незрелости. Их неспособность и/или нежелание выражать эмоции

вербально (кроме как с целью манипуляции) означает, что един­ ственным средством, с помощью которого они могут дать другим людям понять, что они чувствуют, является вызывание этого чув­ ства в людях. Диссоциативные защиты психопатов обычно заметны, но в конкретных случаях их трудно оценить. Диссоциативные фе­ номены разнятся от тривиальных случаев минимизации своей роли в каком-то проступке до полной амнезии жестокого преступления. Отказ от личной ответственности, который может иметь диссоци­ ативное качество, является важным диагностическим показателем психопатии. Мужчина, склонный к агрессии по отношению к жен­ щинам, который объясняет, что они с подругой «повздорили» и он, «пожалуй, вышел из себя», или раскаивающийся жулик, который заявляет, «что в этом случае его расчёт оказался неверным», прояв­ ляют характерную минимизацию. Специалисты, которые это заме­ чают, должны спросить о подробностях: «Что именно вы сделали, когда вышли из себя?» или: «В чём именно ваш расчёт неверен?» (обычно ответ на последний вопрос показывает сожаление из-за того, что человек попался, а не из-за того, что обманул).

Когда психопатичный человек заявляет, что был эмоциональ­ но диссоциирован во время какого-то действия или полностью за­ был его, особенно во время совершения преступления, трудно ска­ зать, был ли этот опыт действительно диссоциирован, или эти слова являются манипулятивным уклонением от ответственности. С учё­ том частоты тяжёлого насилия в анамнезе людей с диагнозом ан­ тисоциальной личности, а также учитывая причинно-следственную связь между насилием и диссоциацией, диссоциация не может не яв­ ляться частым спутником психопатической личности. И всё же нена­ дёжность заявлений антисоциальных людей делает эту тему весьма спорной. Я буду говорить больше об этом в разделе о дифференци­ альной диагностике в конце этой главы, а также в главе 15.

Отыгрывание вовне является практически определением пси­ хопатии. Антисоциальные люди не только чувствуют внутренний стимул к действию, когда возбуждены или расстроены, у них так­ же нет опыта повышения самооценки, которое может происходить в результате контроля над импульсом. В старой клинической ли­ тературе освещается противоречие: является ли тревога психопа­ тов недостаточной или скрытой. Гринвальд (Greenwald, 1974) счи­ тал, что они чувствуют тревогу, но для облегчения этого токсичного чувства они настолько быстро отыгрывают, что наблюдатель не

имеет возможности видеть её (и если их спрашивают, они никогда не признают, что испытывают тревогу, поскольку для них это было бы «слабостью»). Однако, насколько мы можем судить, те из авто­ ров, которые считали, что психопатам не хватает тревоги, были бо­ лее точны, по крайней мере, в отношении истинных психопатов: их уровень страха и расстройства оказывается значительно ниже, чем у непсихопатичных людей; на такие слова, как «изнасилова­ ние», они показывают не более яркую реакцию, чем на слова вроде «стол» (Intrator et al., 1997), и у них практически отсутствует стартреакция (Patrick, 1994). Однако люди с антисоциальными тенден­ циями, которые достаточно здоровы, чтобы участвовать в психоте­ рапии, могут испытывать некоторую тревогу (Gacano, Meloy, 1991; Gacano, Meloy, Berg, 1992), и эта тревога может быть мотивирую­ щим фактором, который поддерживает их способность получать пользу от лечения.

Паттерны отношений при психопатии

Детство антисоциальных людей часто полно чувством небезопас­ ности и хаоса. В клинической литературе известна сбивающая с толку смесь жёсткой дисциплины, потакания слабостям и прене­ брежения (Abraham, 1935; Aichhorn, 1936; Akhtar, 1992; Bird, 2001; Greenacre, 1958; Redl & Wineman, 1951). В историях жестоких пси­ хопатов практически невозможно найти устойчивых, любящих, за­ щищающих влияний. С психопатией связаны слабые, депрессив­ ные или мазохистичные матери и взрывные, непостоянные или садистичные отцы, а также наличие в семье алкоголизма и дру­ гих зависимостей. Часты переезды, утраты и семейные разрывы. В столь нестабильных и пугающих условиях практически не может развиться нормальная уверенность в собственных ранних чувствах всемогущества и, позднее, в способности окружающих защитить юное Я. Отсутствие чувства власти в соответствующее с точки зре­ ния развития время может подталкивать детей, находящихся в та­ ком трудном положении, тратить остаток жизни на поиск под­ тверждений собственного всемогущества.

Даже осознавая обычные эмоции, психопатичные люди не могут признать их, поскольку связывают их со слабостью и уязвимостью. Возможно, что в их родных семьях никто не помогал им облекать

вслова эмоциональные переживания. У них нет навыка использова­ ния языка для описания чувств, равно как и интернализованной осно­ вы для понимания такой роли речи. Клинические наблюдения пред­ полагают, что в их семьях слова использовались прежде всего для управления и контроля над окружающими. Неспособность родителей адекватно откликнуться на их эмоциональные потребности соотно­ сятся с ещё одним аспектом клинических наблюдений: дети, которые становятся психопатами, часто получали материальные поощрения, но лишались эмоционального контакта. Родители одной моей анти­ социальной пациентки, когда она казалась расстроенной, дарили ей экстравагантные подарки (стереосистему, машину). Им не приходило

вголову завести с ней откровенный разговор и выслушать её заботы. Этот вид «щедрости» особенно деструктивен; в случае моей пациент­ ки он не оставлял ей возможности сформулировать смутное ощуще­ ние, что в её жизни чего-то не хватает.

Недавние наиболее проницательные психоаналитические изы­ скания о психопатии (напр. Kemberg, 2004; Meloy, 1997) подчёрки­ вают недостаток (из-за любых врождённых особенностей или про­ блем воспитания) привязанности и последующей интернализации. Антисоциальный человек, кажется, никогда не испытывал психоло­ гической привязанности, не инкорпорировал хорошие объекты и не идентифицировался с людьми, которые о нём заботились. Он ни­ когда не принимал любовь и не любил. Вместо этого могла возни­ кать идентификация с эксплуататорским по ощущениям «чуждым объектом самости»65 (Grotstein, 1982). Meloy (1988) пишет о «слабо­ сти глубоких и бессознательных идентификаций вначале с первич­ ной родительской фигурой и далее — архетипичных и направляющих идентификаций с обществом, культурой и человеческом в целом»66.

Многие приёмные родители на своей шкуре узнали, что дети из сиротских приютов или перенёсшие в прошлом глубокое пренебрежение/насилие другого характера могут иметь расстройства при­ вязанности, которые делают их перманентно неспособными любить независимо от того, насколько самоотверженно о них заботились в дальнейшем. Маленькие дети с таким прошлым часто демонстриру­ ют дезорганизованно-дезориентированную привязанность или явное отсутствие интернализованной, организованной стратегии привязан­

65Англ, stranger self-object.

66С. 44.