идентификацию, всегда есть доля правды. В пылу клинической си­ туации бывает очень непросто распознать, где заканчивается за­ щита пациента и начинается психология терапевта. Пожалуй, способность этой защиты угрожать уверенности терапевта в его соб­ ственном психическом здоровье во многом объясняет, почему эта защита, наряду с расщеплением, считается характерной для погра­ ничной личностной организации. А особенно поскольку её проек­ тивная часть настолько мощная, она связана с пограничным уров­ нем параноидной личности.

Вопреки распространённому среди профессионалов мнению, однако, проективная идентификация не используется исключи­ тельно людьми с пограничной личностью. Существует множество тонких, благоприятных и никак не связанных с психопатологией способов, которыми этот процесс может проявляться в повседнев­ ной жизни. Например, когда материал проекции и идентификации включает любовь и радость, в группе может происходить переда­ ча хороших чувств. Даже когда материал проекции и идентифика­ ции является негативным, покуда процесс не становится постоян­ ным, интенсивным, невосприимчивым к другим межличностным процессам более зрелого качества, он не является безусловно па­ губным. Среди современных американских психоаналитиков суще­ ствует тенденция переосмысления бессознательного как межлич­ ностно разделяемого феномена, а не чьего-то личного «имущества» (см. Агоп, 1996, или Zeddies, 2000, на тему бессознательных отноше­ ний44), а также рассматривать его скорее как нечто творческое и по­ зитивное, а не как фрейдистский котёл опасных желаний (Eigen, 2004; Grotstein, 2000; Newirth, 2003; Safran, 2006). В этих сообра­ жениях угадываются положительные аспекты проективной иден­ тификации.

Расщепление Эго

Расщепление Эго, которое обычно называют просто «расщеплени­ ем», — это ещё один мощный межличностный процесс, который, как считается, берёт начало в довербальном периоде, до того как ребё­ нок может осознать, что ухаживающие за ним люди имеют хорошие

44 Англ, relational unconscious.

и плохие качества и связаны с хорошими и плохими переживани­ ями. У двухлетних детей можно наблюдать потребность организо­ вывать своё восприятие, атрибутируя всё вокруг как хорошее или плохое. Эта тенденция, наряду с ощущением различия между боль­ шим и маленьким (взрослым и ребёнком соответственно), явля­ ется одним из первичных способов, которым маленькие человече­ ские создания организуют своё мировосприятие. Пока у человека не разовьётся ощущение константности объекта, у него не может быть амбивалентности, поскольку амбивалентность подразумевает противоположные чувства по отношению к константному объекту. Вместо этого у человека может быть либо хорошее, либо плохое со­ стояние Эго по отношению к объекту в его мире.

В повседневной взрослой жизни расщепление остаётся мощ­ ным и привлекательным способом находить смысл в сложных пе­ реживаниях, особенно когда они являются угрожающими или вызывают замешательство. Политологи могут подтвердить, как привлекательно для группы несчастных людей развить «образ вра­ га», против которого должны сражаться хорошие «свои». Мифоло­ гия современной культуры пропитана манихейскими видениями противостояния между добром и злом, Богом и Дьяволом, ковбоя­ ми и индейцами, свободным миром и террористами, одиноким разо­ блачителем и ненавистной бюрократией и так далее. Сопоставимые расщеплённые картины можно найти в фольклоре и организующих убеждениях любого общества.

Механизм расщепления может быть очень эффективным в вы­ полняемых им защитных функциях снижения тревоги и поддержания самооценки. Конечно, расщепление всегда подразумевает искажение, и в этом заключается его опасность. Научные исследования автори­ тарной личности (Adorno, Frenkl-Brunswick, Levinson & Sanford, 1950) в эпоху после окончания Второй мировой войны изучали далеко иду­ щие социальные последствия использования расщепления (для кото­ рого использовали другое название) для понимания мира и места че­ ловека в нём. Авторы считали, что определённые правые убеждения были, по всей видимости, связаны с этим видом ригидности, но более поздние комментаторы установили, что существуют также левые и ли­ беральные формы авторитаризма (см. Brown, 1965).

Клинически расщепление имеет место, когда пациент занимает однозначную позицию и рассматривает противоположную ей (что большинство из нас ощущает как амбивалентность) как нечто со­

вершено отдельное. Например, пограничная женщина воспринима­ ет своего терапевта как абсолютно хорошего в противоположность с якобы безразличными, враждебными, глупыми бюрократами, ко­ торые работают в этом же заведении. Или же терапевт может вдруг стать мишенью концентрированной ярости, будто пациент рассма­ тривает его как олицетворение зла, пренебрежения или некомпе­ тентности, хотя за предыдущую неделю терапевт не сделал ничего плохого. Если провести конфронтацию с несовпадениями в атри­ буциях клиента с расщеплением, то факт, что человек, который ка­ зался таким хорошим, вдруг стал таким плохим, не покажется ему странным и не заставит задуматься.

Хорошо известно, что в учреждениях вроде психиатрических стационаров и амбулаторий пациенты, чью психологию мы описы­ ваем как пограничную, не только внутренне расщеплены, они созда­ ют (с помощью проективной идентификации) расщепление среди сотрудников учреждения (G. Adler, 1972; Gunderson, 1984; Kernberg, 1981; Т. Е Main, 1957; Stanton & Schwartz, 1954). Работники сферы психического здоровья, связанные с лечением пограничных клиентов регулярно вступают в споры, поскольку некоторые из них чувствуют сильное сочувствие по отношению к пациенту, хотят его спасти и вос­ питать, в то время как другие чувствуют настолько же сильную анти­ патию, хотят конфронтировать с ним и установить границы. Это одна из причин, по которой расщепление как защита имеет, мягко говоря, не очень хорошую репутацию. Пациенты, которые используют её как привычный способ организации переживаний, имеют свойство изну­ рять тех, кто о них заботится.

Соматизация

Когда родители не могут помочь маленьким детям выразить соб­ ственные чувства словами, дети склонны выражать их посредством обеднённых телесных состояний (болезней) или действий. Сомати­ зацией аналитики называют процесс, в котором эмоциональные со­ стояния получают физическое выражение. Хотя соматизацию часто объединяют с симуляцией, соматическое переживание эмоциональ­ ного неблагополучия, которое не удаётся вербализовать, не эквива­ лентно притворным попыткам выглядеть больным, чтобы получить сочувствие или избежать ответственности. Это также не означает,

что все проблемы «в голове». Мозг — это часть телесности челове­ ка, а не сторонний оператор. Разделение между телом и разумом вместе с предположениями, что разум «контролирует» тело, в тече­ ние долгого времени выглядели причудливыми мифами эпохи Воз­ рождения с её чопорным представлением о том, что «человек» есте­ ственным образом доминирует над природой, другими животными и его собственным телом (сравните с Meissner, 2006).

Наши самые ранние реакции на стрессы являются соматиче­ скими, и многие из этих реакций остаются базовыми для нашей ре­ активности. Стрессовый ответ по типу «дерись — беги — замри», по-видимому, глубоко «зашит» в нашем мозге. Покраснение лица — это автоматический аспект реакции стыда. Во время травмы мозг затапливается глюкокортикоидами, которые оказывают множество системных эффектов. Желудочно-кишечный тракт, система крово­ обращения, иммунная система, эндокринная система, кожа, дыха­ ние, сердце — все они при эмоциональном стрессе активируются по-разному. Постепенное овладение языком для описания пере­ живаний, которые изначально ощущаются как нечётко оформлен­ ное телесное возбуждение, — это часть процесса взросления. Если человек не получает достаточной помощи в этом переходе, авто­ матические физические реакции могут оставаться его единствен­ ным языком для выражения состояний эмоциональной активности (Gilleland, Suveg, Jacob & Thomassin, 2009).

Аналитики давно описывали соматизирующих пациентов как алекситимически, которым не хватает слов для выражения аффекта (Krystal, 1988, 1997; McDougall, 1989; Sifneos, 1973). Это наблюде­ ние подтверждается современным всеобъемлющим исследованием от Маттилы с соавторами (Mattila et al., 2008). Валдингер, Шульц, Барски и Аэрн (Waldinger, Shultz, Barsky & Ahern, 2006) обнаружи­ ли, что с соматизацией связаны как небезопасные привязанности, так и травматический анамнез в детстве. О роли травмы сообщали многие исследователи (Reinhard, Wolf & Cozolino, 2010; Samelius, Wijma, Wingren & Wijma, 2009; Zink, Klesges, Stevens & Decker, 2009). Вопреки предположениям многих авторов существует мало эмпирических данных в поддержку подкрепления соматизации вследствие отклика родителей на неё (Jellesma, Rieffe, Terwogt & Westenburg, 2009). Она скорее коррелирует с детскими страхами, небезопасной привязанностью и менее интегрированным ощуще­ нием Я (Evans et al., 2009; Tsao et al., 2009).

Когда жизнь тяжела, иммунная система может дать сбой. Мне вспоминаются (сейчас более ясно, чем когда это происходило) не­ сколько случаев, когда я заболевала во время периодов эмоциональ­ ной перегрузки, и я часто слышала от друзей и клиентов, как они описывали подобные реакции в моменты особо тяжких событий. Некоторые исследования обнаружили, что определённое в DSM-IV соматизирующее расстройство (somatization disorder) сопутству­ ет большинству личностных расстройств (Bornstein & Gold, 2007; Garcia-Campayo, Alda, Sobradiel, Olivan, Pascual, 2007; Spitzer & Barnow, 2005). Это позволяет предполагать, что соматизация повсе­ местно встречается при более серьёзной личностной патологии. На концептуальном уровне можно сказать, что люди, которые регуляр­ но и типично реагируют на стресс болезнями, обладают соматизирующей личностью (PDM task Force, 2006). Хотя DSM никогда не включала характерологическую соматизацию в список личностных расстройств, описание «соматизирующего расстройства» DSM-IV описывает людей, у которых возникают проблемы с множеством си­ стем органов в течение многих лет и при разных обстоятельствах. На концептуальном уровне довольно трудно дифференцировать это от личностного расстройства.

Многие из нас могут вспомнить знакомых, которые реагируют на стресс болезнью. Многих клиентов психотерапевтам направля­ ют врачи, сдавшиеся перед хронической хрупкостью физического здоровья этих пациентов, которых они наконец отправляют прове­ рить, поможет ли им психотерапия. Мы видим и других пациентов, которые видят в нас последнюю надежду, поскольку ничто боль­ ше не принесло успеха в лечении их головных болей, раздражён­ ного кишечника, кожного зуда или хронической боли. Выражение чувств — обычная разменная монета для психоаналитический и гу­ манистической терапии. Поскольку соматизирующие люди страда­ ют непроизвольно и физически, а также поскольку им не хватает способности к такому самовыражению, им бывает трудно помочь — особенно когда их физическое страдание осложнено нетерпением, раздражением и пораженческим настроением со стороны предыду­ щих врачей и психотерапевтов.

Не следует бездумно делать вывод, что человек, который жалу­ ется психотерапевту на физическую боль или истощение, использу­ ет защиту соматизации. Прежде всего, сам стресс болезни может вы­ зывать регрессивную реакцию. Люди могут заболевать из-за того,